Госдума приняла очередные репрессивные поправки в Уголовный кодекс. Теперь за госизмену будет предусмотрено наказание вплоть до пожизненного срока. При этом очень суровое наказание за государственную измену предусмотрено едва ли не во всех странах мира. Зачастую сроки по таким статьям больше, чем за убийство, изнасилование или теракт. О том, как и почему госизмена оказалась в одном ряду с самыми тяжкими насильственными преступлениями, — выпуск имейл-рассылки «Сигнал» от создателей «Медузы».

Этот текст впервые вышел в рассылке «Сигнал» 2 июня 2022 года. В нынешней редакции он дополнен некоторыми сведениями о событиях, которые произошли позднее.

С начала полномасштабного вторжения в Украину в России стало гораздо больше дел о государственной измене. В том числе из-за того, что в июле 2022 года определение этого преступления расширили. Такие дела ведет ФСБ, они обычно засекречены, но само их разнообразие о многом говорит: сахалинец, который якобы собирался воевать на стороне Украины; семейная пара из Нижнего Тагила — работники «Уралвагонзавода»; военнослужащий из Ростова-на-Дону; активистка из Хабаровска; студент из Карелии; москвичка, которая якобы финансировала украинскую армию.

По делам о госизмене журналист Иван Сафронов получил 22 года, политолог Демури Воронин — 13 лет и три месяца, политик Владимир Кара-Мурза — 25 лет.

Госизмена и измена родине — это одно и то же?

«Государственная измена» — это строгий юридический термин (соответствующие статьи есть в уголовных кодексах России и Украины), а «измена родине» — сейчас, скорее, обиходное и публицистическое клише. Но так было не всегда. 

В 1934 году в советском УК появилось понятие «измена родине» («родина» писалась с маленькой буквы). Определялось оно так: «действия, совершенные гражданами СССР в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу». Этот состав вошел в статью 58 кодекса («Контрреволюционные преступления»). 

Введение наказания за «измену родине» было частью кампании по формированию советского патриотизма, которую Сталин организовал в развитие своей концепции «построения социализма в отдельно взятой стране», после того как не оправдались надежды на скорую мировую революцию (об этом рассказывал историк Андрей Зорин в недавнем интервью «Медузе»). Почувствуйте разницу: «действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности» (формулировка из первоначальной редакции УК РСФСР 1922 года) — или «измена родине».

По официальным данным советского МВД на 1954 год, с 1921 года «за контрреволюцию» осудили больше 3,7 миллиона человек (из них почти 643 тысячи приговорены к расстрелу). Большинство — по 58-й статье в редакции 1934 года. И хотя, помимо «измены родине», в ней было еще почти два десятка других пунктов, сразу всех осужденных по этой статье в обиходе именовали «изменниками родины».

Пик употребления словосочетания «измена родине» в русскоязычной печати пришелся на Великую Отечественную войну (тогда так нередко квалифицировали, например, попадание в плен), а второй большой всплеск — на рубеж 1940-х — 1950-х годов, время послевоенных репрессий и борьбы с «безродными космополитами».

Но и после хрущевской десталинизации это понятие не вышло из употребления. «Измена Родине» (уже с большой буквы) сохранилась в новом УК (принят в 1960 году и продолжал действовать в России вплоть до 1997-го) как статья 64. И определение было, в общем, то же, что в 1934-м, с добавлением «отказа возвратиться из-за границы» (так поступали некоторые пленные и депортированные, которых во время войны вывезли с территории СССР в Германию), а также «оказания иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР» и «заговора с целью захвата власти». 

Позднесоветских диссидентов за «измену Родине» преследовали сравнительно редко (для них были другие статьи), хотя в печати их по-прежнему именовали «изменниками» и «предателями». В 1974 году — редкий случай — дело по статье «измена Родине» возбудили против Солженицына. Но сажать его не собирались, а выслали из СССР и лишили гражданства — эту схему придумал глава КГБ Юрий Андропов, чтобы не вызывать лишнего ажиотажа посадкой всемирно известного писателя. 

В 1996 году, после падения советской власти, в России был принят новый Уголовный кодекс, в котором на смену «измене Родине» пришла «государственная измена». Очевидно, власти тогда выбрали этот более нейтральный термин, чтобы лишний раз дистанцироваться от преступных действий государства в прошлом.

Но в последние годы риторика властей поменялась. Вскоре после начала войны в Украине спикер Госдумы Вячеслав Володин публично сожалел, что в России нет процедуры лишения гражданства для тех, кто «ведет себя подло, предательски» — явно намекая на то, как поступали с «изменниками родины» в советское время. 

Как сейчас наказывают за госизмену?

Очень строго.

Минимальное наказание за госизмену в России — 12 лет. Как за геноцид. Для сравнения, за убийство — шесть, за изнасилование — три, за фальсификацию итогов голосования — штраф 200 тысяч рублей; за кражу, причинение тяжкого вреда здоровью и публичные призывы к развязыванию агрессивной войны нижнего порога наказания вообще нет. 

Максимальное наказание в виде пожизненного заключения предусмотрено за убийство с отягчающими обстоятельствами, изнасилование детей, терроризм. А теперь и за госизмену.

Российское право в этом отношении не уникально. Госизмена отнесена к категории самых тяжких преступлений едва ли не во всех странах мира (.pdf). Впрочем, далеко не везде наказание суровее, чем за убийство или изнасилование.

Французский политический философ Сесиль Фабр так поясняет моральные основания такого отношения к этому преступлению: «Изменник нарушает явное или подразумеваемое обещание оставаться верным и заставляет нас усомниться в том, что мы можем доверять и полагаться на своих сограждан и государственных служащих. В пределе, предательство разъедает важнейшие связи всех нас как политического сообщества».

В английском языке есть слово treason, которое при желании можно перевести и как «измену родине», и как «государственную измену». Это единственное преступление, которое относительное подробно описано в конституции США. И это, с одной стороны, подчеркивает его исключительный статус. Но с другой, по мнению американского юриста Ричарда Бриффолта, сделано как раз для того, чтобы избежать злоупотреблений и осуждать только за очень конкретные действия (а именно ведение войны против США, присоединение к врагам или помощь им).

Злоупотребления могут возникать как раз из-за того, что понятия «государство» и «родина» в этом случае сливаются.

Британский политолог Бенедикт Андерсон называл нации «воображаемыми сообществами». Он имел в виду, что, в отличие от природных явлений, нация существует лишь до тех пор, пока люди верят в ее существование и в то, что они к ней принадлежат. То есть имеют национальную идентичность. 

Важнейшие институты, формирующие и поддерживающие национальную идентичность, — это, по Андерсону, школа, пресса и армия. Точнее, единые учебные стандарты и, соответственно, общий «культурный код» (все «свои» знают, у кого был дядя «самых честных правил»); единая информационная повестка (все «свои» смотрят, слушают и читают более или менее одно и то же); единые представления о «долге перед Родиной». 

Но букварь, с которого «начинается Родина», в соответствии с любимой песней Владимира Путина, издает (или, как минимум, утверждает) государство. Школа — это, как правило, государственный институт. Пресса обычно регулируется или прямо контролируется государством. Армия — государственная по определению. Государство имеет не исключительное, но очень большое, едва ли не решающее влияние на воспитание у каждого своего гражданина особого чувства родины. 

Дополнительный способ поддерживать это чувство — как можно строже наказывать за «измену» ей. Это само по себе подчеркивает сакральный статус родины (и государства как его защитника). 

Журналиста Ивана Сафронова обвиняют в том, что он передал неким иностранцам некую секретную информацию. Более или менее такая же фабула в деле специалиста по кибербезопасности, основателя Group-IB Ильи Сачкова. Даже если просто поверить на слово ФСБ, которая выдвинула против них обвинения, что получится? Они передали некой организации некие сведения, которую некая другая организация (та же ФСБ — да пусть даже государство в целом) не хотела бы, чтобы первая организация имела. Возможно, это предосудительно — но в таких нейтральных формулировках едва ли вызывает какие-то особые эмоции. Уж во всяком случае, это не звучит ужаснее, чем убийство или изнасилование. Другое дело — если все то же самое описать как «измену родине». И в этом весь смысл этого понятия — в том, чтобы вызвать гнев. Во фразе «изменил (-а) родине» главное содержание — не факт, а эмоция.

Если государство не ограничено в своем произволе ни формулировками закона, ни развитой и независимой судебной системой, то это ведет к злоупотреблениям. В России статья о госизмене сформулирована предельно широко, а к чему это ведет — вы можете прочесть в тексте Фариды Рустамой, который она написала для нашей дружественной рассылки Kit.

Бывает ли так, что госизмена оправдана?

Статья Сесиль Фабр, на которую мы ссылались выше, называется «Моральность [государственной] измены». В ней она показывает, что моральная философия относится к подобным деяниям не так, как право. Например, далеко не всегда изменник ощущает себя принадлежащим к тому или иному сообществу и в этом смысле обязанным ему чем-то.

Ким Филби несколько лет работал на разных должностях в британской разведке МИ-6, будучи завербованным СССР. В итоге он сбежал. В 1967 году британский журналист Мюррей Сэйл выследил его в Москве и в лицо сказал, что он предал свою страну. Филби ответил: «Чтобы предать [страну], надо быть [ее] частью. Я никогда не был [ее] частью» (To betray, you must first belong. I never belonged). Теперь, обличая Филби как предателя, указывают, что он учился в престижной школе и в Кембридже, служил в министерстве иностранных дел и в разведке и был плотью от плоти британского высшего общества. 

Но Фабр предлагает рассмотреть другой, гипотетический, пример. Афроамериканец живет в южных штатах США в середине 1950-х годов, во время легальной расовой сегрегации. Он регулярно сталкивается с дискриминацией. В его руках каким-то образом оказались некие секретные сведения — и он передал их иностранной разведке. Нужно ли относиться к нему так же, как к «белому англосаксу-протестанту», который живет в нью-йоркском особняке, наслаждается всеми благами самой богатой страны мира — и завербован советской разведкой?

Более того, одна из частей статьи Фабр называется «Обязательная измена». В ней она доказывает, что могут быть ситуации, при которых измена государству — это моральный долг человека. Например, если он узнает, что оно планирует устроить геноцид или другим способом уничтожить массы людей в соседних странах.

Фабр признает, что такой подход крайне сложно перевести с языка моральной философии на строгий юридический, но призывает, как минимум, дифференцированно относиться к тем, кого государство объявляет самыми страшными преступниками.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо

В некоторых постсоветских странах термин «измена Родине» сохранился даже после распада СССР. И это не авторитарная Беларусь, как вы могли бы подумать (там есть статья «Измена государству»), а вполне демократическая Молдова. Сейчас суд рассматривает дело по соответствующей статье против бывшего президента страны Игоря Додона.