Трамп вместо Путина США перехватывают повестку России — Александр Баунов рассказывает, как это отразится на будущем российско-американских отношений (и на войне в Украине)
Дональд Трамп давно и много говорит, что остановит войну в Украине. Уже даже готовится его встреча с Владимиром Путиным. Однако диалог между американским лидером и российским вряд ли улучшит отношения двух стран. Старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Александр Баунов объясняет, в чем фундаментальная проблема президентов США и России и почему популярность Трампа — это угроза для Путина.
Дональд Трамп вступил в должность, и тут же начался обмен сигналами между ним и Владимиром Путиным.
После избрания Трампа Путин выразил опасение, что Трамп может и не дожить до вступления в должность. В этом слышалось не только представление российской верхушки о том, что Америка устроена так же, как Россия, где правящая группа (в отличие от России — неправильная и вредная) способна не пустить своих оппонентов к власти, но и своего рода забота: take care через океан.
В день, когда Трамп благополучно добрался до Белого дома, Путин председательствовал на заседании Совбеза, буквально уравновешивая американскую новость российской. Для этого Совбез перенесли с обычной пятницы на понедельник. Теперь в связке с инаугурацией упоминалось и поздравление Путина.
Прямо на Совбезе российский лидер поздравил американского коллегу и сообщил, что готов обсуждать с ним завершение войны — но именно завершение, а не остановку: «не перемирие, а долгосрочный мир», который будет основываться «на уважении законных интересов всех народов», а ради интересов одного из них — российского — даже пришлось «начать спецоперацию». Учитывая, что о вторжении в Украину три года назад Путин объявил тоже на заседании Совбеза, предложение мира оттуда же должно было прозвучать подчеркнуто весомо.
Пять дней спустя Путин публично согласился с двумя любимыми тезисами Трампа: с тем, что в 2020 году демократы украли у него победу, и с тем, что при нем российско-украинская война могла и не начаться. Означает ли это, что Москва рвется начать мирные переговоры, как об этом сообщают анонимные источники из путинского окружения в публикациях в международных СМИ? Чтобы ответить на этот вопрос, важно понять, как слова Трампа и ответы Путина выглядят для российской элиты.
План Путина и взгляд Трампа
Сам формат публичного послания из Москвы в Вашингтон «по телевизору», с одной стороны, подхватывает новую откровенность твиттер-дипломатии Трампа. С другой — напоминает знаменитое радиопослание Хрущева Кеннеди времен Карибского кризиса и скорее свидетельствует о том, что, вопреки слухам, прямого контакта между лидерами в этом сезоне пока не было. Это косвенно подтверждает и Песков. Что до Карибского кризиса — то в Москве он прочно ассоциируется с зенитом советского могущества, когда сверхдержавы боялись друг друга, а значит — уважали.
Все виды администрации Трампа на скорый мир основаны на том, что Путин стремится закончить войну и ему нужно немного помочь, принудив Зеленского к компромиссу. Однако пока нет твердых доказательств, что такое стремление в Кремле есть. Скорее заметно стремление добиться своего, опираясь на желание Трампа быть успешным.
Как и осенью 2021 года, Кремль готов выслать Вашингтону некий текст с набором позиций, которые НАТО, Украина и США должны будут так или иначе принять. Граница, которая получится после выполнения территориальных требований России, все равно не будет логичной, само собой разумеющейся, отвечающей московской идее единого народа и «подарков генсеков и царей»: в этом отношении она заведомо не будет гарантированно безопасной.
Но этот вопрос Кремль готов отложить на потом: победа состоит в том, что Россия должна писать мирное соглашение. А если его будет писать не Россия, то, может, оно и не нужно. «Зачем нам мир, в котором нет России».
Ставка Путина на победу в Украине очень велика: по сути, это отмена итогов холодной войны и возвращение России в мир на новых условиях. Тогда все остальное начнет падать ей в руки само. Но если выигрыш в Украине не будет убедительным, то и впечатляющего камбэка не получится. А мир, продиктованный Трампом даже за счет Украины, будет успехом прежде всего Трампа.
Несложно представить, что в Москве считают условиями прочного мира, который «исключит причины, приведшие к нынешнему конфликту». Это признать аннексию захваченных территорий («реалии на земле»), отказаться от расширения НАТО в сторону России, ограничить вооружение Украины, исключить присутствие там западных войск и баз, снять санкции с России (завершить «экономическую войну»), дать Москве слово в некоторых внутренних вопросах Украины, вроде языковой политики или исторической памяти, и в целом признать за ней право голоса, лучше решающего, на постсоветском пространстве.
Список условий прочного мира, с которым Путин поедет на первую встречу с Трампом, будет не слишком отличаться от проектов соглашений, которые Москва в ноябре 2021 года отправила, словно проигравшим соперникам, Вашингтону и НАТО, грозя войной. С тех пор территориальные требования России увеличились. Путин не только не минимизирует свои требования, а, напротив, максимизирует их в расчете на то, что его новый собеседник склонен к аналогичному ходу мысли.
Нетрудно догадаться, что эта встреча будет включать лекцию Путина по истории Украины. Такие все удлиняющиеся лекции сопровождают встречи Путина с американскими президентами со времен его общения с Бушем по поводу перспективы вступления Украины в НАТО.
Однако в Вашингтоне не смогут не заметить противоречия: Трамп обещал поднять престиж Америки, а ему предложат согласиться на условия, которые Байден счел унизительными. В этом кроется фундаментальная проблема отношений двух «сильных лидеров». Их речи часто нравятся друг другу, но заключенная в них «сила» может в итоге оказаться направленной друг против друга.
Не мир, а «сделка»
Идеи Трампа, высказанные им накануне, во время и после инаугурации, пересекаются с представлениями Кремля. Детей надо учить гордиться своей страной, а не копаться в ее неприятных страницах. Природа создала два пола, а остальное от лукавого. Золотой век нации в прошлом, политические предшественники унизили страну, но мы все восстановим.
Народ имеет право на традиционную энергетику. Надо развивать промышленное производство у себя дома. Союзники и соседи неблагодарны за прошлые и нынешние благодеяния, и это оправдывает суровое обращение с ними. Наконец, соображения национальной безопасности дают право на применение силы и даже на территориальные претензии, а расширение национальной территории не является табу.
Ни в НАТО, ни в западных столицах нет полной ясности, серьезно ли Трамп говорит о Гренландии, Канаде и Панаме. Интерпретации колеблются от «провоцирования оппонентов» до «завышенной запросной позиции». Анализируя телефонный разговор Трампа с главой датского правительства, Financial Times с тревогой приходит к выводу, что серьезно.
В многочисленных и несколько сбивчивых речах Трампа есть еще один важный для Кремля тезис: Украине нужно было не воевать с тем, кто сильнее, а пойти с сильным на сделку, даже ценой уступок. То есть, подобно России (и вопреки сентиментальному цитированию Бодрова на высшем уровне), Трамп считает, что правда в силе.
Упущенные прошлые и потенциальные будущие договоренности между Киевом и Москвой Трамп называет не договором или соглашением, как принято в международных отношениях, а коммерческим словом «сделка». Это слово нравится Кремлю: оно подтверждает представление о циничном прагматизме Трампа, а сделки, даже «большой сделки» с Америкой как раз и добивается Россия.
Для анализа политического поведения России при Трампе важна не серьезность его претензий, а сам факт того, что президент США рассуждает публично так, как до него выступал Кремль. Трамп узаконивает набор идей, который до этого считался маргинальным и, применительно к постсоветскому пространству, специфически кремлевским. Ведь на политический язык руководства США традиционно ориентируются другие демократии, которые предлагают себя в качестве источника нормы для остальных.
Тезисы Трампа явно ближе российской верхушке, чем европейским правительствам. Казалось бы, это прочный фундамент для взаимопонимания. Однако пока ниоткуда не следует, что Трамп автоматически распространяет эти понятные российскому руководству принципы на другие страны, в том числе на Россию в целом. Не похоже, чтобы даже Китаю, который Трамп признает практически равным соперником, он готов позволить то же, что требует для США.
Ничто не свидетельствует, что под словом «сделка» Трамп понимает фундаментальное соглашение с Кремлем по вопросам мирового порядка, а не обмен Украиной территорий на прекращение войны. Представления Трампа и Кремля не пересекаются там, где Трамп призывает сдерживать Китай или наказывать Мексику за конкуренцию с США, а Россия требует нового мирового порядка на основе многополярности и вытеснения Запада с лидирующих позиций.
Если Украине, по словам Трампа, с самого начала не следовало вести себя вызывающе по отношению к более сильной России, то по той же логике и России не следовало бы бросать вызов США. Где гарантии, что Трамп и Маск не заговорят с Россией так, как они разговаривают с Данией и Канадой.
Поэтому в части российской элиты созрело убеждение, что надо ловить момент, пока окно возможностей не закрылось и интересы двух «сильных лидеров» не привели к конфликту поперек общих ценностей.
Энтузиасты, прагматики и скептики
Публичную дипломатию Трампа на российском направлении пока характеризует сочетание простодушной лести и неопределенной угрозы. Так построен твит в соцсети Truth Social, в котором Трамп впервые с президентской кафедры заговорил о войне в Украине. Упоминание в этом коротком послании союзничества во Второй мировой войне и огромных жертв, которые понесла Россия, выглядит как следование рекомендациям мудрых советников в юбилейный год Победы.
Однако, скорее всего, это импровизация: Путин так много говорит о той Победе со своими собеседниками, что Трамп мог запомнить, насколько важна для него эта тема. Но запомнить приблизительно. Трагикомически завышенная цифра в 60 миллионов погибших свидетельствует не столько об уважении, сколько об отсутствии подлинного внимания к теме советских жертв. А за формулировку «русские помогли нам выиграть войну» в России могут открыть дело о фальсификации истории.
Точно так же оторваны от реальности угрозы обложить губительными для России тарифами российский экспорт в США — которого практически нет, а там, где остался, он критически важен для Америки.
В отношении к начавшемуся президентству Трампа в российской верхушке можно выделить три вполне ожидаемые группы: энтузиасты, прагматики и скептики.
Скептики считают, что разрыв и противостояние с Западом — стратегический выбор России. Это новая долгосрочная реальность, за которой стоят объективные и неустранимые противоречия, и Трамп, наследник традиции ястребиной Республиканской партии, не способен, да и не захочет их преодолеть.
Скептики, как правило, придерживаются «геополитического» взгляда на мир как пространство, где противостояние держав — это единственный способ выявить реальный баланс сил и добиться своего. Среди них и те, кто опасается, что Трамп готов исключительно к асимметричному сближению с Россией сверху вниз, поэтому на его условиях сближаться нельзя. Эти настроения преобладают среди силовиков, спецслужбистов, дипломатов и части экспертного сообщества, которая связала себя поддержкой войны.
Среди энтузиастов оказались многие российские идеологи, в том числе самые воинственные, например Александр Дугин и Александр Проханов. Правый поворот Америки нравится им, как и многим гражданским консервативным чиновникам и бизнесменам. Их подход можно назвать ценностным: пока ценности разделяли Россию и Америку, они враждовали. Теперь, когда наметилась общность ценностей, страны могут стать союзниками по спасению мира. К тому же Трамп стилистически близок многим представителям российской элиты и бизнеса, прошедшим 1990-е.
Прагматики видят в Трампе шанс без катастрофических убытков и даже с прибылью завершить войну против Украины, которую иначе непонятно, как закончить. В этой группе — заметная часть предвоенной деловой и управленческой элиты России, которая по воле Путина стала элитой военного времени.
Оптимистические ожидания сближают эту группу с энтузиастами, но причины оптимизма тут другие. Они не в глобальном историческом развороте, а в гораздо более приземленной надежде хотя бы отчасти вернуться в довоенный мир, вырваться из изоляции, избавиться от токсичного груза войны.
Ожидается, что конец боевых действий будет также означать конец разговоров о замещении нынешней элиты комбатантами, ослабление цензуры и давления спецслужб, постепенное восстановление связей с Западом.
Есть и этические причины. Далеко не все в российском госаппарате, кто по должности обслуживает захватническую войну, испытывают от этого моральное удовлетворение. Как ни странно, моральное удовольствие от войны чувствуют зачастую те, кто не управляет ею, а наблюдает со стороны.
Число оптимистически настроенных прагматиков и энтузиастов сейчас, похоже, превышает число ястребов и скептиков. Именно из этой среды вероятнее всего исходят утечки о том, что Путина беспокоит экономика и он удовлетворен достигнутыми завоеваниями на фронте.
Сам Путин крайне редко прибегает к коммуникации при помощи утечек в прессу. Так что все эти сигналы не столько исходят от него, сколько адресованы ему. Но прежде всего они адресованы Трампу — российская элита признает, что не способна убедить Путина завершить войну, и просит Трампа сделать это за нее. «Мы не можем повлиять на него, но мы можем повлиять на вас, а вы на него. Не надо отчаиваться, если Путин станет выдвигать невыполнимые требования, храбриться или хлопать дверью. Не оставляйте стараний, маэстро».
Путин, судя по его словам, пока не примкнул к скептикам, но границы его оптимизма не вполне ясны. Он, очевидно, надеется втащить украиноскептичного Трампа в «альянс сильных» и даже после угроз со стороны американского президента продолжает поддакивать ему и говорит о мире. Угрозы в посланиях Трампа пока списывают на его предпринимательскую манеру вести дела «даже с союзниками».
Карьеристы в рядах режима, понимают, что отношения между лидерами еще не выстроены, и опасаются как ругать Трампа, так и чрезмерно хвалить.
Американский мир для России и Украины
Популярность Трампа в России и в мире не может не стать для Путина политической проблемой, если Трампа не удастся уговорить на сделку равных. Ведь он действует в том же направлении, что и Путин, но радикальнее и ведет себя «как власть имеющий».
Российское пропагандистское вещание старается не акцентировать внимание на некоторых шагах Трампа вроде выхода из ВОЗ или наиболее безжалостных антимигрантских мерах. Это потому, что в России есть низовой спрос на аналогичные действия.
Ресурсы российских чиновников и депутатов, открытые для комментариев, бомбардируют требованиями выйти из ВОЗ, ужесточить политику в отношении мигрантов: больше высылать, ввести визовый режим со странами — источниками миграции, объявить диаспоры и их лидеров «иноагентами», этническую преступность приравнять к терроризму. Все это делает Трамп, и Путин в более хрупкой этноконфессиональной и демографической ситуации не может себе позволить.
Трамп может оказаться большим радикалом и антиэлитистом, больше «красавчиком», чем Путин, причем в глазах собственного населения и даже части собственного окружения. Он уже понятнее представителям российской элиты и бизнеса, прошедшим 90-е, чем Путин, с его тихой аппаратной и спецслужбистской карьерой. Он узнаваемый персонаж американского кино. Путин иногда допускает крепкое словцо и соленую шутку, а у Трампа из них состоит вся речь. Трамп свежее, бодрее, несмотря на возраст, новее Путина, от чьих повторов устали даже его единомышленники. Так вместо одного авторитета у российской верхушки появляется второй. И чем больше свой обязан нравиться по долгу службы, тем искреннее и душевнее симпатия к чужому.
Трамп может стать и уже становится проблемой и для глобальной роли, возложенной на себя Путиным. Связь новых европейских правых стала общим местом. Но на съезде АдГ зажигал Илон Маск, и никому даже в голову не пришло пригласить туда российских начальников. Трамп привлекательнее в качестве лидера глобального правого поворота прежде всего для самих правых, хотя бы потому, что Америка богаче и сильнее России, а сам он как победитель на конкурентных выборах легитимнее и в конце концов свежее. Другим западным правым тоже придется добиваться своего на выборах, и пример Трампа для них поучительнее, чем траектория восточного узурпатора.
Мессианство роднит и разделяет Трампа и Путина. Оба видят свою задачу шире, чем менеджмент собственных стран. Она в возвращении мира на верную дорогу. Идеальным для Путина была бы кооперация, основанная на территориальном разделении: Трамп возвращает мир на верный путь в своей части мира, а Россия — в своей. Пока не видно, что Трамп готов так кооперироваться и сужать свою сферу ответственности. Нет даже признаков исполнения больших надежд на то, что Трамп, сосредоточившись на соперничестве с Китаем, начнет как-то флиртовать с Россией. Пока мы скорее видим предложение Трампа Пекину о совместных усилиях по прекращению российско-украинской войны.
Если Трамп принесет российским прагматикам то, что не мог дать им Путин, — окончание войны, то и здесь американец будет выглядеть выигрышнее российского коллеги. В самой России можно пресечь разговоры на этот счет. Но в мире, в том числе в рядах «мирового большинства», это не останется незамеченным. Мир по инициативе, тем более по формуле Трампа будет восприниматься не столько как российская победа сколько как следствие принуждения Трампом Москвы к миру — американским миром для России и Украины.
В таком мире будет отсутствовать главный итог войны, обещанный Путиным Глобальному Югу, — победа над западоцентричным мировым порядком. Потому что Трамп ничего такого вообще не имеет в виду. Между тем Путин на дипломатическом фронте так успешно переформатировал свою войну против Украины в антиколониальное восстание против Запада, что, похоже, сам в это поверил.
Трамп предлагает Путину сделку: обменять свою глобальную антизападную миссию на некоторые украинские территории и завершение войны с перспективой снятия санкций. При этом Трамп совершенно не собирается ломать западоцентричный мировой порядок и утверждать Путина в той глобальной роли, которую тот на себя возложил. В российском руководстве в Москве достаточно тех, кто с радостью согласится на такую сделку. Но готов ли на это сам Путин, не ясно. Если нет, следует ожидать не столько сделки, сколько конфликта двух мессианств.
Александр Баунов