Быть не может, что нет виноватых Что происходит в Беслане после акции матерей и нападений на журналисток. Репортаж Ильи Азара

1 сентября 2016 года матери Беслана устроили акцию протеста. Это произошло в двенадцатую годовщину захвата террористами школы № 1 в североосетинском городе. Пять женщин во главе с председателем организации «Голос Беслана» Эллой Кесаевой зашли в спортзал, где традиционно проходят памятные мероприятия, и сняли куртки, под которыми оказались белые майки с надписями «Путин — палач Беслана». Женщин задержали с применением силы, а потом приговорили к общественным работам и штрафу в 20 тысяч рублей. Задержаны были и журналистки Елена Костюченко и Диана Хачатрян — их вскоре отпустили, но через два дня на них напали люди в майках «Антитеррор», облив Костюченко зеленкой. Специальный корреспондент «Медузы» Илья Азар отправился в Беслан и выяснил, как переживают случившееся сами протестовавшие, их оппоненты, местные жители и представители властей.

«Стало казаться, что это теракт»

«Мы хотели поднять тему Беслана, потому что о нем стали забывать», — объясняет мне смысл акции, которую несколько женщин устроили 1 сентября во время траурного мероприятия в спортзале школы № 1, одна из ее участниц, Светлана Маргиева. В сентябре 2004 года ее вместе с дочерью удерживали в том же спортзале террористы. «Путин укрепил свою власть кровью наших детей. У меня дочка на руках погибла, а пока она была жива, говорила: „Путин нам поможет, мама?“ И другие дети так говорили. Мы надеялись на Путина, а он не пошевелил ни одним волоском, чтобы спасти детей», — говорит Маргиева. 

«Правду Беслана не признали. Население думает, что власть проявила себя в Беслане как герой. Мы же знаем, что президент, он же верховный главнокомандующий, виноват. Его ни разу не допросили, несмотря на наши заявления. Он вне закона по Беслану», — добавляет Элла Кесаева. Ее дочь Зарина вышла из школы живой — возможно, поэтому у Кесаевой хватает сил и энергии, чтобы возглавлять общественную организацию «Голос Беслана».

Женщины из «Голоса Беслана», с которыми мы встречаемся у дома Эллы Кесаевой 4 сентября, уверены, что российские силовики не только ничего не сделали, чтобы предотвратить теракт 1 сентября 2004 года (сообщения о готовящемся захвате заложников были проигнорированы, и школу фактически никто не охранял), но и сами виновны в смерти детей. Штурм школы начался днем 3 сентября после двух взрывов в спортзале. По официальной версии, сработали бомбы внутри здания. Однако многие свидетели утверждают, что на самом деле по зданию стреляли из огнеметов, а позже по школе, где еще находились заложники, стреляли и из танков.

«Я там сидела и своими глазами видела, как извне залетело взрывное устройство. Мы лежали полчаса, и нас никто не спасал. Я говорила своему ребенку, когда на нее сыпались угольки: „Потерпи. Сейчас уже придут, спасут“. Потом мы еще попали в столовую, в которую уже танки стреляли», — рассказывает член «Голоса Беслана» Жанна Цирихова, у которой в школе погибла дочь.

Эту версию поддерживает и Кесаева. «Перед началом штурма с [бывшим президентом Чечни Асланом] Масхадовым, который был объявлен преступником и находился в розыске, была договоренность, что он приедет [освободить заложников]. Но сделать его спасателем бесланских детей [для Путина] было недопустимо, — возмущенно говорит она. — С крыш пятиэтажек два огнемета ударили по спортзалу, где все дети были еще живы. Я сама слышала взрывы и видела характерный дымок. Потом начали стрелять танками. Это военное преступление, и срока давности ему нет».

Расследования теракта в России матери погибших так и не дождались — уголовное дело формально не закрыто, но никаких признаков работы следствия нет. «Я думала, что государству нужно знать правду, что виновники будут наказаны. А потом стало ясно, что человеческая жизнь вообще никому не нужна и детей Беслана разменяли на укрепление вертикали власти (сразу после теракта в России, например, были отменены выборы губернаторов — прим. „Медузы“)», — говорит Кесаева.

Кесаева и ее сестра Эмма Бетрозова, у которой в школе № 1 погибли муж и два сына (сама она вышла оттуда живой), давно отчаялись добиться объективного расследования в России. Восемь лет назад от имени 447 заявителей женщины подали иск в Страсбургский суд. В 2012-м жалобу в суде приняли, а в 2015-м — признали приемлемой.

Участницы акции отвергают ее привязку к грядущим парламентским выборам (на предыдущих активистки «Голоса Беслана» сами работали наблюдателями и вспоминают «карусели» за «Единую Россию») — и указывают, что нынешнее выступление было не первым. Например, в 2015-м они пытались развернуть простыню с той же надписью про «Путина-палача». Простыню у них моментально отобрали, участниц акции задержали — но отпустили без предъявления обвинений уже через час. В этом году дело кончилось судом — он прошел глубокой ночью с 1 на 2 сентября.

— Следователи говорили нам, что мы бессовестные и позорим Осетию, что нам деньги выдали, — рассказывает Кесаева.

— То, что с нами проделала милиция, а потом суд, — это то же самое, что было в зале [в сентябре 2004 года], — горячится Маргиева. — Нас продержали столько часов голодных и холодных. Так же [поступали] и террористы, но они нас не избивали, в отличие от нашей доблестной милиции.

— Наверное, террористы все-таки хуже?

— Конечно, но они и называются «террористы», а эти-то — «полицейские». Что мы такого сделали, чтобы нас избивали? Эти правоохранительные органы не наши права охраняют, а права власти. У нас никаких прав нет. Для меня Путин и Кулаев (Нурпаша Кулаев — единственный оставшийся в живых после штурма и осужденный террорист из захватившей бесланскую школу группировки — прим. «Медузы») — одно и то же.

Эмма Бертозова рассказывает, что в какой-то момент, когда ее обступили люди в черном с автоматами, ей «вдруг стало казаться, что это теракт». «Я ринулась к школе, и в голове у меня было [убеждение], что нужно спасать моих детей».

«Я должна раздеться и в трусах побежать?»

«Голос Беслана» — не единственная общественная организация пострадавших от теракта и их родственников, и даже не самая многочисленная. Кесаева и ее союзницы отпочковались от другого объединения, «Матери Беслана», еще в сентябре 2005 года, после поездки нескольких женщин к Григорию Грабовому, пообещавшему вернуть погибших детей к жизни. Председатель комитета «Матери Беслана» Сусанна Дудиева тогда всерьез рассказывала о грядущем воскрешении на пресс-конференции.

Отношения у двух организаций напряженные. «Матери Беслана» хоть и достаточно мягко, но осудили акцию «Путин — палач Беслана». В заявлении комитета говорится, что «в этом горемычном спортзале сконцентрировано столько горя и боли, что там хочется только плакать, вспоминать своих детей и просить у них прощения». В личной беседе председатель комитета Сусанна Дудиева сказала, что правоохранительные органы должны были вести себя с активистками «Голоса Беслана» «более корректно», — но резко осудила протестную акцию.

— Это место скорби, и перекрывать сейчас стоны и боль выкриками — это подло. Любое мнение можно выразить за периметром этого здания, не нарушая его ауру. Мы не согласны с тем, что кто-то может, как Pussy Riot, надеть на себя майку и выкрикивать [лозунги]. Еще бы танцевать начали там! До этого оставалось чуть-чуть. Мы кавказцы, и у нас есть какие-то границы приличия.

— А если другие методы не помогают?

— Так что теперь, надеть майки на нижнее белье и скандировать? Мы свой протест выражаем по-другому. Чего они добились своим?

— Как минимум реакции СМИ.

— Но какой ценой! Завтра они наденут трусики с какими-то надписями и еще больше эпатажа произведут. Это неправильно. Это место принадлежит не только этим пятерым женщинам.

В отличие от «Голоса Беслана», активистки которого обвиняют Владимира Путина и российское руководство непосредственно в убийстве детей, «Матери Беслана» считают, что власти главным образом виноваты в том, что допустили захват заложников.

«Мы требуем объективного расследования уже 12 лет. Мы делаем это законными методами, мы встречаемся с руководителями структур, с депутатами. Мы потихонечку [продвигаемся], ведь вода точит камень. Мы ждем осознания у президента или депутатского корпуса, что нужно извлекать уроки и делать работу над ошибками», — говорит Дудиева.

Я уточняю, согласна ли она с лозунгом, который был написан на груди у женщин из «Голоса Беслана». «Вы мне такой провокационный вопрос задаете. Важно, что я в Москве давно вижу [такие] плакатики на людях, и его придумали не они (лозунг и правда использовался еще в 2005 году — прим. „Медузы“)», — отвечает Дудиева.

Она напоминает, что Путин встречался с «Матерями Беслана» (было это еще в 2005 году) и сказал, что «не снимает с себя ответственности за то, что произошло в Беслане». «При этом он читал справку, где была полная дезинформация, и он обещал, что ее авторы ответят за это. Этого не произошло, но мне теперь надо надеть майки и устраивать здесь оргии? Нет, это не дает мне права марать нашу память и умалять трагедию. Это методы, удобные кому-то», — продолжает возмущаться Дудиева.

— Кому?

— Российским и зарубежным оппозиционным организациям. Где-то в Москве, в Америке, в Европе этому все порадовались. Многие потерли руки и сказали: «Ага! Вот так ему!» Мы тоже всегда говорим, что спецслужбы и власть допустили этот теракт и должны быть наказаны.

— «Голос Беслана» говорит, что силовики стреляли по зданию.

— Это надо доказать, понимаете? Даже если это доказано Савельевым (Юрий Савельев, политик и ученый, опубликовавший доклад, в котором он приводит аргументы в пользу версии о том, что взрывы произвели силовики — прим. «Медузы»), должно быть и официальное расследование. Мы его и требуем, но что я теперь, должна раздеться и в трусах побежать? Внутри себя я убеждена [в том], кто виноват, но чтобы назвать их виновными, должна быть воля руководителя государства, и мы его склоняем, чтобы он назвал виновных. Я хочу, чтобы было расследование. Не дождемся его мы — будут ждать наши дети, которые там были, а мы их воспитаем так, чтобы они не злословили в спортзале.

Дудиева вообще не поддерживает критику силовых органов со стороны «Голоса Беслана». «Страшней всего было, когда Кесаева и ее женщины два года назад растянули здесь плакат: »«Альфа» и «Вымпел» — убийцы наших детей«, — говорит она. — Для меня это было хуже, чем их нынешнее обращение к президенту. Это кощунство, и никто это не поддерживает».

По мнению представительниц «Голоса Беслана», позиция Дудиевой объясняется тем, что «Матерям Беслана» есть что терять, поскольку все они работают при министерствах. «Их адвокат склонил к тому, что местные силовики совершили халатность. Они не спорят, что танки стреляли, но говорят только про халатность, — говорит Бертозова. — В последнее время у меня ощущение, что „Матери Беслана“ существуют для того, чтобы говорить, что мы неправы. Когда мы отправили документы в Страсбург, они били себя в грудь и говорили, что нужно добиваться правды в России, а потом сами [присоединились] к нам».

Впрочем, одна из членов комитета «Матери Беслана», Мзия Кокойты, потерявшая в результате теракта 12-летнюю дочь, тоже надела майку со словами «Путин — палач Беслана» (но в итоге в акции не участвовала). Она объясняет, что сделала это, чтобы поддержать Эллу Кесаеву, но сама не может «прямо так сказать, что Путин — палач Беслана». «У меня претензии не только к Путину. Он, наверное, так подробно не знает, как мы, всю эту ситуацию, — говорит Кокойты. — Он же встречался с комитетом и признал вину, хоть ничего и не сделал. Я и себя виноватой считаю, что разбудила ребенка и отправила в тот день в школу».

«Я хозяйственник, поэтому я не в курсе»

С Дудиевой мы разговариваем на лавочке около спортзала школы № 1, который недавно одели в золотой саркофаг. Мимо нас проходит шахматист Анатолий Карпов, окруженный местными чиновниками (он открывал шахматную школу в близлежащем Ногире и решил заехать в Беслан). Увидев делегацию, Дудиева прерывается на полуслове и устремляется за ней — в спортзал. К Карпову ее подводят со словами «Это Сусанна, она правильно поддерживает».

— Мы в рамках закона добиваемся объективного расследования, но не можем сподвигнуть, заставить… — объясняет Дудиева чиновнику.

— А его до сих пор нет? — уточняет Карпов.

— 147 месяцев уже длится расследование, но стоит на месте. Нам нужно, чтобы были сделаны уроки над ошибками. Быть не может, что захватили школу и нет никого виноватого. Не сработала разведка, общественная безопасность, оперативный штаб не работал так, как нужно, чтобы минимизировать потери.

— Я слышал, что бомбы заложили во время ремонта [здания школы], — шахматист придерживается официальной версии.

— Много версий есть, и если бы было расследование, то было бы понятно. Кто-то имеет терпение и достоинство идти законными путями и добиваться [решения], а кто-то поддается на всякие…

— Провокации! — подсказывает Карпов.

— Да, но расследование должно быть!

Карпов кивает, поспешно завершает разговор и, ответив на несколько вопросов местных журналистов, прямо во время молебна покидает спортзал.

Бесланские чиновники, с которыми мне удалось пообщаться, также в основном отзывались об акции «Голоса Беслана» как о «неуместной провокации». Мэр города Герман Хаутов, которому в 2004-м было 18 лет, сказал, что ему было «больно» смотреть на происходящее: «Это не место и не время для проведения подобных мероприятий, ведь люди из России и со всего мира прилетают сюда, чтобы посочувствовать». «Это недопустимо, неправильно, и так не должно быть, — добавил чиновник. — Если есть недовольство или что-то идет не так, есть нормы законодательства, а также официальные правоохранительные, правозащитные и судебные органы». Само задержание женщин и синяки, оставшиеся у них от взаимодействия с сотрудниками полиции, мэр комментировать отказался — а относительно расследования теракта сообщил, что «не знаком с этой темой близко».

Похожим образом отреагировал на вопросы исполняющий обязанности главы администрации местного самоуправления Правобережного района, столицей которого является Беслан, Константин Беркаев: «Я хозяйственник, поэтому я не в курсе. У меня позиции по этому вопросу нет». Его заместитель Вячеслав Сихотов также отказался комментировать задержание женщин («я не юрист») и ход расследования («я не следователь»), но отметил, что «какие-то акции, агитацию проводить можно до или после траура, но не прямо на траурных мероприятиях»: «Тем более если и их дети там погибли. Это все рассчитано на корреспондентов, но их можно и отдельно пригласить на свою акцию в любое другое время».

Вышел коротким и разговор с депутатом собрания представителей Правобережного района Людмилой Плиевой: «Я с этой дрянью Кесаевой связываться не хочу, как и разговаривать об этих событиях — и так в прошлом году с сердцем плохо было».

В полиции Беслана с «Медузой» разговаривать отказались вовсе. Элла Кесаева считает, что людей в штатском, выводивших женщин из спортзала, курировало начальство местной полиции. 6 сентября стало известно, что мужчина, который за три дня до того атаковал журналисток Елену Костюченко и Диану Хачатрян, облив их зеленкой, оштрафован по статье «мелкое хулиганство». Человека, который в тот же день, 3 сентября, ударил Костюченко по лицу — директора кладбища «Город ангелов», где похоронены жертвы теракта, — наказывать никто не спешит; во всяком случае, 5 сентября он находился на своем рабочем месте и в своих действиях совершенно не раскаивался.

— Если ты вменяемый, я тебе объясняю: это были не женщины. Это черти в женском обличье, это оборотни! Женщина не может себя так вести, — заявил директор Касполат Рамонов. — В другой день, в другом месте — никаких проблем. Но если пачкают память моих детей (у директора в школе тоже погиб ребенок — прим. «Медузы») — ***** [совершу акт насилия] любого. Путин появится — ему в рот дам. Мне ***** [все равно] — Путин или кто, я не позволю никому. Эти две прошмандовки приехали, и у меня в доме ***** будут свои акции проводить.

— Они журналисты, они не проводили акций.

— Сказки не рассказывайте. Эти ***** майки с Москвы привезли. Вообще, похоже, это ваши подруги. Вы тоже из гей-клуба? Давайте, до свидания, я вам все объяснил, — на этих словах директор кладбища выставил меня вон.

Впрочем, на Кавказе наказать виновного могут не только правоохранительные органы. «Это не мужской был поступок, свою жену можно проучить, но постороннюю кто тебе дал право бить? — говорит один из местных жителей. — Думаю, его просто так не оставят, уже втихую с ним разберутся».

«Нашли убийцу!»

В Беслане живут около 37 тысяч человек — и многие из них разделяют мнение Дудиевой о том, что акция «Путин — палач Беслана» была «проспонсирована» или как минимум придумана некими оппозиционерами.

На лавочке неподалеку от спортзала 4 сентября сидят два пожилых человека. Один из них работает здесь охранником и 1 сентября 2016 года весь день был на дежурстве (представиться он категорически отказался).

— Я 10 лет здесь стою, и не было такого. Это заготовленная, срежиссированная акция, — уверенно произносит он.

— Кем?

— Оппозиционерами или как их, Pussy Riot, типа такого что-то. На майках у них было написано прямое оскорбление Путина.

— Посторонние (имеются в виду журналисты — прим. «Медузы») побежали отсюда снимать [акцию], — вступает в разговор его знакомый.

— И выложить в ютьюб или как там его. Это все заготовлено было, — соглашается охранник.

— А цель какая?

— Скомпрометировать нынешнее руководство, в том числе наше МВД, что пропустили таких людей. Все это заготовка перед выборами, это всем ясно. Не поддерживаю этот лозунг, надо оставить людей в покое и дать им переживать свое горе, — говорит мужчина и уходит в дом. Охранник объясняет, что у него в школе погибли жена и внучка.

«Штурм был и стреляли по окнам, где эти в черных масках бегали. Путин — убийца! Ха, нашли убийцу!» — недоумевает охранник. Суд над активистками «Голоса Беслана» он также одобряет: «Если на вас сосед такое оскорбление напишет или будет в глаза говорить, вам понравится? А тут на главу государства! Как это? Уже говорят, какую сумму им дали — 500 долларов. Как можно так Вовку опустить?»

О том, что случилось в этом году во время мемориальных мероприятий, в городе, похоже, знают все — но не все готовы об этом говорить. Три пожилых мужчины сидят на лавочке около новенького спортивного комплекса. «Мы только от тебя об этом услышали, ничего не знаем, честное слово», — сообщают они в унисон. Потом двое уходят и оставшийся тихо добавляет: «Все у нас возмущены, что эти женщины во время траура сняли одежду и в майках с надписями остались. С их мнением я не согласен, но меня здесь не было в это время, я просто строю стройкомплекс».

С обвинениями в адрес российских властей жители Беслана, с которыми удалось поговорить, в основном также не согласны.

— Первый раз слышу [о том, что обстрел начали силовики]. Я буду голосовать за Путина. Лично для меня и для всех, кого я знаю, ничего плохого он не сделал, — говорит женщина, которую я встречаю неподалеку от администрации города.

— Менты местные виноваты, это и ежу понятно, нужно было сразу штурм начинать, — добавляет ее муж.

Геннадий и Славик закидывают собранный в кучки мусор в грузовик около школы № 1. Рядом женщина подметает улицу.

— Силовики стреляли из танков? По залу? — удивленно переспрашивает меня Геннадий.

— Там люди были очень грамотные! Если такое было, значит, это надо было, — отвечает женщина.

— Я не видел, чтобы стреляли из огнеметов, мы тогда были рядом. Два танка стояло у магазина хозтоваров, один уехал, но я не слышал, чтобы он стрелял, — говорит Геннадий.

— Надо было сразу штурмовать, чтобы не дать им время развесить и раздать оружие, — добавляет Славик.

— Путин при чем тут? Он что, дал приказ по зданию стрелять? Это чистая провокация! Кто-то выдумывает! Какой он палач? 12 лет прошло, и они выдумали это перед выборами, чтобы испортить человеку, — начинает возмущаться Геннадий. — Это матери Беслана? Не может быть, чтобы матери Беслана этим занимались! Я таких не видел никогда тут!

В «Голосе Беслана» не удивляются такой реакции жителей города. Элла Кесаева объясняет, что люди, во-первых, боятся сказать, что думают, незнакомому журналисту — а во-вторых, находятся под влиянием пропаганды. «Еще в школе детей агитируют, что спецназ герой, по утрам по школе раздаются песни, прославляющие спецназ, — рассказывает она. — Погибшие 10 человек [сотрудников правоохранительных органов] — это герои, и светлая им память, но у нас и обычные мужчины спасали детей в одних футболках, а к ним ноль внимания».

Действительно, 5 сентября я встречаю около спортзала детей из владикавказской школы, которых привезли сюда учительницы. Они рассказывают детям, что, когда начался штурм, боевики стреляли в спину убегавшим, а началось все с того, что две бомбы взорвались внутри. «Мы общались с очевидцами, кто здесь сидел, и они нам много чего рассказывали, но такого [версию, что взрывы произвели власти] никогда не говорили, — пояснила учительница „Медузе“. — Мой муж стоял около спортзала и такой версии не слышал. Силовые структуры сделали все возможное — сколько ребят погибло».

Женщины из «Голоса Беслана» утверждают, что многие с ними солидарны, но выступать публично не готовы. «Мы ходили в поликлинику взять справки судмедэкспертизы о синяках, и к нам подходили люди и говорили, что поддерживают нас», — говорит Бетрозова. Маргиева добавляет: «Многие нас хотели защитить 1 сентября, но их не допускали к нам. Зато мы слышали, как люди кричали: „Отпустите их! Вы менты или террористы?“»

«Если они хотят правду про Путина, то пусть идут в Москву»

После молебна 5 сентября в спортзале несколько женщин приглашают меня поговорить во двор между двумя пятиэтажными домами, которые от школы № 1 отделяет только полоска гаражей.

Со мной на скамейку садятся Залина, Мадина, Лана и Жанна с дочкой Фатимой. Фатима выжила в спортзале, но осколок попал ей в голову — девочка долго лежала в коме; врачи собирали ей череп заново, в Германии вставили шунт для вывода жидкости. Фатиму пришлось заново учить говорить.

— У нас девочка очень тяжелая, и времени нет на то, чтобы ходить на митинги. Мы до сих пор ездим из больницы в больницу, все уже продали, что могли, а ей каждый год нужно ездить в Германию на 17 тысяч евро, — говорит тетя Фатимы Лана. — Каждый решает проблемы как может.

Залина хочет, чтобы «церемониал к школе уже прекратили». «Хватит, достаточно. Пусть кто хочет приходит, но правительства нам не нужно. Мы, жители этих домов, просим прекратить отмечать эту дату. Как сентябрь начинается, так мы все плачем, все это вспоминаем», — говорит она.

— Пора живыми детьми заняться, вновь родившимися, — добавляет Мадина, которая моложе других женщин.

— Лучше и спортзал этот вообще убрать, — предлагает Залина.

— А как же память? — уточняю я.

— Для кого? Для этой девочки? Чтобы она всю жизнь, глядя на него, страдала? Думаете, за 12 лет это расследование еще кому-то нужно? Жанне нужно живой девочкой заниматься, у нее душа болит и без этого, — говорит Залина. (Сама Жанна при этом молчит.)

— Вам не хочется узнать правду?

— Нам правду все равно никто не расскажет. Власть себя виновной считать не будет, в крайнем случае они найдут козла отпущения и на него все спишут, — отвечают женщины, перебивая друг друга.

— А своими акциями «Голос Беслана» позорит нас, женщин, и нашу республику. Если они хотят правду про Путина, то пусть идут в Москву, — добавляет Залина.

— Им за счет этих лозунгов про правду капают деньги и рабочие места, хотя некоторые потерявшие детей до сих пор ютятся в однокомнатной квартире. Лучше бы деньги капали живым детям, — говорит Мадина.

— Мы хотим жить спокойно, чтобы не было войны, и дожить вот так, как мы сейчас живем. Мы вообще за Путина, — говорит Залина.

— То есть власти не виноваты?

— Даже если три дома встанут и скажут [что виноваты], все равно нас никто не послушает. Мы тоже знаем, что первый выстрел был извне, ну и что? — не выдерживает Залина.

— Больше трех суток они сидели. Невозможно было же — и что-то решать надо было, — говорит Мадина.

Фатима, которая слушает их разговор, вдруг начинает повторять фразу: «Умирать не хотела, не хотела».

Когда женщины расходятся по домам, одна из них говорит не под запись, что согласна с версией «Голоса Беслана» — но никакого толка от действий активисток уже нет.

На скамейку присаживается немолодой мужчина. Это Владимир Томаев, в школе у него погибли жена и дочь. В руках он теребит платок, которым каждую минуту промокает глаза. «Время пройдет, год за годом нас становится больше. Придет день, и нас будет очень много, и тогда люди будут знать, что на самом деле власть делает все неправильно, против своего народа, — говорит он. — Москва могла остановить все тогда, но Путин не захотел, чтобы Масхадов освободил всех детей. Дети могли остаться живыми, это мы стопроцентно знаем. Были наши дети, и нет их теперь».

Томаев — один из немногих жителей Беслана, который поддерживает акцию женщин. «Пусть власть чувствует, что за этими детьми стоят матери, что есть люди, которые завтра встанут и пойдут против власти. Если в этом году надели майки шесть человек, то в следующем году их будут уже тысячи здесь, а потом и по всей России, — говорит он. — В 1941 году мы знали, что на нас напали, а сейчас власть сама на своих детей нападает. Человек тонет в воде, а ты рядом стоишь и можешь его спасти, но ты его не вытаскиваешь, а, наоборот, топишь. Вот такая у нас сейчас власть, и в „Единой России“ все такие».

Со столицей Северной Осетии Владикавказом Беслан соединяет одна дорога. На въезде в город рядом с ней размещены сразу два плаката с изображением Владимира Путина. На одном написано: «Гордимся страной — гордимся президентом». На втором — «Верим».