«Устанавливается мировой беспорядок»; «называйте это холодным миром» Началась ли новая холодная война? Объясняют эксперты

Отношения России и Запада в последние недели продолжают ухудшаться: РФ вышла из соглашения об уничтожении оружейного плутония, Вашингтон отказался от переговоров с Москвой по Сирии, результаты международного расследования по сбитому два года назад на юго-востоке Украины «Боингу» Россия не признает. При этом государственные и окологосударственные СМИ ведут себя так, будто страна всерьез готовится к войне (а западные издания отвечают им тем же). Словосочетание «новая холодная война» встречается в текстах публицистов все чаще. «Медуза» попросила экспертов объяснить, началась ли новая холодная война — и что будет дальше. 

Мария Липман

главный редактор журнала «Контрапункт», бывший эксперт Московского центра Карнеги

В том виде, в котором холодная война существовала после Второй Мировой войны, сегодня она невозможна — по целому ряду причин. Прежде всего, тогда шла речь об экзистенциальном столкновении между миром демократии и социализма. Сегодня не скажешь, что развитие стран строится на идеологии; уж точно не скажешь о России: она не предлагает миру никакого пути развития. Она уверенно говорит, что у нее свой, особый путь — и значит, по определению никому больше его предложить не может.

Второе отличие: тогда две сверхдержавы разделяли мир. Это было не просто противостояние Советского Союза и США, а именно разделение на два мира. Постоянно шла борьба за третий мир, и шла примерно на равных. Сейчас такого разделения нет, можно говорить лишь о точечных столкновениях. Да и то — сложно сказать, за какую страну США и Россия буквально сражаются. Даже ситуация на Украине не подойдет под такое определение, хотя, может быть, телевизионные шоу так это и преподносят. Свою сферу влияния Советский Союз потерял, когда прекратил существование, а Россия, на мой взгляд, принимает очень ограниченные попытки эту сферу восстановить.

Америка сохраняет влияние, хотя оно слабеет на протяжении последних лет. США утратили роль морального авторитета; связано это с провалом их военных операций в Ираке, Афганистане, других странах. Да, в 1990-х годах мощь Америки возросла, но только от того, что исчез экзистенциальный противник. Ведущая роль США в науке, технологиях, финансах сохранилась, но не в других сферах, говорить о сверхдержаве уже не стоит. Даже эта, мягко говоря, странная предвыборная кампания в Америке свидетельствует о том, что происходит некая деградация. 

Холодная война — это еще и наращивание военной мощи с обеих сторон. Тут, конечно, есть сходства. Но важно, что холодная война последовала за настоящей войной, Второй Мировой. СССР и США были союзниками, а потом наступило резкое прекращение союзнических отношений.

Нынешняя ситуация — другая. Несколько лет назад отношения были получше, но неуклонно ухудшались. Происходило сотрудничество по отдельным вопросам, но выстроить между странами партнерские отношения не получилось. И не было общей угрозы, которая заставила бы страны сплотиться и отодвинуть противоречия. Говорилось, что такая угроза — терроризм, — но террористы-то везде разные. Россия сражалась с ними в Чечне, пока Соединенные Штаты обвиняли ее в чрезмерном применении силы, а со своей стороны Россия, скажем, не признавала «Хезболлу» террористической организацией (не признана в РФ террористической до сих пор — прим. «Медузы»).

Холодная война содержала в себе механизмы, препятствовавшие перерастанию конфликта в реальный, существовали силы сдерживания. В каком-то смысле мир холодной войны был стабильным. Исключение — ранний период, когда случились Корейская война и Карибский кризис. Тогда страны подошли вплотную к этой страшной пропасти, заглянули в нее и смогли отступить, и после этого именно наличие сфер влияния сдерживало развитие конфликта. Был паритет: «Это — ваше, это — наше, мы к вам не лезем, и вы тоже не лезьте». Когда происходила Пражская весна, было совершенно понятно, что Соединенные Штаты не вмешаются, хотя, казалось бы — вот оно, проявление войны между демократией и социализмом. Но слишком велик риск; никто не хотел опять подойти к этой пропасти. Противостояние США и Советского Союза было магистральной линией, которая определяла международные отношения. Сейчас это не так, противостояние не добавляет в этом смысле миру стабильности.

Ядерные силы сдерживания продолжают действовать, и вряд ли стоит ожидать войны в буквальном смысле. Но очень велик риск так называемой proxy war — когда воюют одни стороны, но за этим стоит конфликт других. Происходящее в Сирии очень близко к этому.

В последние десять лет устанавливается, как говорят, мировой беспорядок; он продолжит нарастать. К глобальному пересмотру принципов международных отношений мир придет не скоро.

Иван Курилла

доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

В сегодняшней ситуации употреблять термин «холодная война» все-таки неверно. Сейчас не то противостояние, что было в 1940-80-х годах. Главное отличие: тогда Советский Союз и США представляли собой две разные модели будущего. За США с их демократией, свободой, капитализмом была готова устремиться значительная часть человечества. СССР предлагал другую модель — коммунистическую или социалистическую. Нам, людям, жившим внутри Советского Союза, может, притягательной она и не казалась, но для существенной части населения планеты это была реальная альтернатива капитализму. Так что это была война за умы и сердца человечества.

Сегодня ничего подобного нет: Россия не предлагает никакого видения мира. Ценности традиционализма, на которые она пытается опираться, — это не видение будущего, а попытка ему сопротивляться. Кроме того, у СССР были союзники, а у России их почти нет.

Сравнимый баланс сил остается только в части ядерного оружия. Правда, к середине холодной войны созрело понимание, что ядерная бомба — это не то оружие, которым стоит угрожать. Сейчас есть ощущение, что урок Карибского кризиса забыт — пришло поколение, для которого он случился слишком давно. В политике и дипломатии мы видим с российской стороны прямые апелляции к ядерному оружию. Понятно, что это главный ресурс, который существует у России. И все же риторический конфликт может перерасти в настоящий, хотя, я надеюсь, не ядерный.

Отчасти нагнетание связано с выборами в США. Россия стала удобным пугалом, предвыборная кампания раздула российскую угрозу чуть ли не до размеров времен холодной войны. В реальности Россия за последние два-три года нарушила множество международных правил игры — но не стала реальной угрозой для Соединенных Штатов. Вместо этого она создала возможность так о себе говорить, и американские политики этим с удовольствием воспользовались. Появилась риторическая инфляция угроз с обеих сторон, она может перерасти в нечто большее. Я надеюсь, что этого не произойдет, но становится тревожно. Читаешь российские новости, что в Петербурге паек на случай войны рассчитали, что какие-то учения происходят — вроде все этого может быть запугиванием, частью информационной войны — но. Первая Мировая началась с объявления мобилизации. До войны еще был месяц, да вот мобилизацию остановить уже было нельзя. Я боюсь, как бы сейчас не заигрались и не перешли такую черту, за которой нельзя остановиться.

Впрочем, накануне прошлых выборов президента США отношения между Соединенными Штатами и Россией тоже опустились до очень низкого уровня. Между войной в Грузии в августе 2008-го и приходом [президента США Барака] Обамы в январе 2009-го они вообще были заморожены. Сейчас ситуация еще хуже, и все-таки если не на потепление, то на отмерзание отношений после завершения американских выборов можно надеяться.

Алексей Филитов

доктор исторических наук, главный научный сотрудник института Всеобщей истории РАН

Холодная война — это своеобразная форма конфликта Востока и Запада, или же капитализма и социализма. Сейчас это неуместное понятие, поскольку и в бывшем СССР, и в США — капитализм; собственно, о чем спорить?

Основным признаком холодной войны была неограниченная гонка вооружений массового уничтожения. Как только появились первые соглашения об ограничении ядерного оружия, холодная война пошла на спад. Случались, конечно, рецидивы, но с тех пор, как возникли ОСВ-1, ОСВ-2 (договоры об ограничении стратегических вооружений между США и СССР, подписаны в 1972 и 1979 годах — прим. «Медузы»), договоры о ликвидации ракет средней дальности — начался демонтаж холодной войны.

Сейчас эти соглашения действуют. Коль скоро отойдет от этих договоренностей та или иная сторона, или обе вместе, вот только тогда мы сможем говорить о возвращении холодной войны.

А что касается риторики — это не признак холодной войны. Можно ругаться сколько угодно; если хотите, называйте это холодным миром. Потому что война — это все-таки о военных средствах, средствах массового поражения.

Хорошее сравнение предложил один из западных историков: холодная война — это агрегатное состояние. У воды твердое состояние — лед; твердая основа. Это нормальные отношения мирного сосуществования. Газообразное состояние — это война, или ядерная война. А вот что-то среднее между этими состояниями — и есть холодная война. Три состояния — как у воды, так и у международных отношений. У нас сейчас промежуточная фаза, когда лед превращается в воду. Как гнилая оттепель; паршивенькое состояние, но еще не холодная война.

Есть вероятность, что дальше будет холодная война, и есть вероятность, что холодная война перерастет в горячую. Но у нас ведь дело и до холодной пока не дошло. Так что стоит поспокойнее относиться к ситуации и никогда не забывать, что есть возможность уйти в русло нормальных добрососедских отношений. Основные документы, которые закончили холодную войну, действуют.

Александр Баунов 

главный редактор Carnegie.ru

Как наша диктатура, так и нынешняя холодная война являются «контурными». Что такое классическая тирания ХХ века? «Один вождь, один народ», массовые репрессии, лагеря, убийства политических противников — не только в Германии и Советской России, но и в Латинской Америке, Таиланде, Индонезии. Если мы посмотрим на современные режимы, то увидим, что заявляют они примерно то же — принимают репрессивные законы, проводят показательные преследования, — но это все как бы по контуру, а не сплошь. Внутри — незанятое репрессиями пространство, где жизнь происходит более-менее так же, как в неавторитарных странах.

Так же устроена современная холодная война, по крайней мере со стороны России — обрисован ее контур, но он не закрашен. Если сравнить с классической холодной войной, то пропорция такая же, как если мы сравним авторитаризмы нынешние — и ХХ века.

Главный друг классического авторитаризма — это изоляция; для холодной войны это тоже справедливо. Ты не можешь находиться в классической холодной войне, если не изолирован от противника. О серьезности нынешней холодной войны можно судить по степени изоляции страны. Увеличится изоляция — будет и холодная война больше походить на классическую.

С западной стороны другая история: там тоже вернулась холодная война, причем неожиданно — когда выяснилось, что по внутриполитическим причинам удобно иметь глобального противника. Соединенные Штаты пытались его произвести после исчезновения СССР: сначала это были остаточные диктатуры, потом — «Аль-Каида» и терроризм, затем была попытка создать коллективного противника из ряда второстепенных государств, от Венесуэлы до Северной Кореи.

Но когда понадобилось мобилизовать всех против победы внутреннего зла, выяснилось, что этого не хватит. Нельзя мобилизовать население против Трампа, апеллируя к Сирии или Северной Корее — это мелко. Теоретически место противника мог занять Китай, — но он сам не рвется в первые ряды и слишком связан с Америкой экономически, да и ядерная угроза для США существует только в лице России. К тому же на Западе в каком-то смысле проскочили конец холодной войны. Это мы пережили полное изменение всего, а там после августа 1991-го жили так же, как и до него. Поэтому вернуться к прежней схеме оказалось очень удобно.

Перед выборами Путин собственноручно опустил российско-американские отношения на максимально низкий уровень. Это логика «сами взорвали „Корейца“, нами потоплен „Варяг“»: мы своими руками опустим отношения с США и Европой (если посмотреть на ситуацию с [президентом Франции Франсуа] Олландом) на дно, просто чтобы лишить противную сторону такой возможности.

Если бы Путин пытался поддерживать отношения с Западом на прежнем уровне, то, придя к власти, [Хиллари] Клинтон, вероятно, должна была бы продемонстрировать неприемлемость поведения России. Но если мы сами потопили «Варяг», его можно только достать. Тебе остается либо с большим риском опускать отношения дальше, либо, будучи мудрым лидером единственной сверхдержавы, предпринимать какие-то действия по исправлению ситуации.

Так что, я думаю, холодная война в нынешнем виде — это функция американских выборов. Другое дело, что никакого жеста с той стороны может не последовать; нас могут просто забыть на этом дне — что ж, будем там лежать.