#НеМояВина Три женщины и один мужчина рассказывают истории о домашнем насилии

Закон о декриминализации побоев принят Госдумой во втором чтении. Вероятность того, что он будет принят и в третьем, оценивается как очень высокая. «Медуза» уже рассказывала читателям, почему это плохая идея. Теперь мы публикуем три женских монолога и один мужской — о том, как выглядит жизнь, когда тебя систематически бьют самые близкие люди.

Анастасия Лебедева

26 лет

С моим уже бывшим мужем мы познакомились пять лет назад. Мы с ним занимались боксом в одном зале, у нас было много общих друзей, сначала мы просто дружили, а потом, спустя два года, поженились.

Первый раз я поняла, что с ним что-то не так, через три дня после нашей свадьбы. За обедом он вдруг попросил меня налить ему водки. Я подумала, что он шутит, но он не просто просил, а требовал, настаивал. Теперь-то я уже понимаю, что он просто ждал, когда официально станет моим мужем и сможет вести себя так, как ему хочется. Он знал, что мои родители вместе уже 38 лет и что я считаю, что замуж нужно выходить раз и навсегда. Вот он и думал, что после свадьбы я от него никуда не денусь.

Я забеременела еще до свадьбы, в то время он очень любил шутить: если ты боишься, что твоя девушка от тебя уйдет, поставь на нее такую сигнализацию, как я на свою. Тогда мне было еще смешно.

Когда я была на шестом месяце, он нигде не работал. Иногда участвовал в подпольных боях — нужно понимать, что нормальный человек с этим связываться не будет, ведь ты же сразу очень агрессивным становишься. Потом — это как раз было осенью 2014 года, — видимо, его завербовали, и он уехал в ополчение [в Донбасс], а мне сказал, что поехал к другу за наушниками. Помню, как лежу дома с температурой 39, у меня тогда еще начались проблемы с почками, и узнаю, что муж уже на пути в Ростов-на-Дону. Тогда я позвонила его друзьям, рассчитывая, что они вместе, и сказала, что, если он не вернется, то сдам всех, кто занимается не совсем законной деятельностью. Тогда он вернулся и поднял на меня руку в первый раз. Помню, как он взял меня за шкирку и тряс со всей силы, и это было самое безобидное, что он делал.

Потом я узнала, что он употребляет наркотики, то есть я и раньше подозревала, но тогда это стало очевидно. Накануне дня рождения дочери — ей должен был исполниться год — этот товарищ не ночевал дома. Я узнала, что в ту ночь он был у одной особы не очень тяжелого поведения, так что к его приходу я уже собрала вещи, чтобы уйти из своей собственной квартиры к маме — она живет на соседней улице. И вот тогда он сломал мне нос — такой силы был его удар. Он выгнал меня босую из квартиры, и мне пришлось проводить целую спецоперацию с помощью моей соседки, чтобы выкрасть собственного ребенка. Когда я вернулась из больницы, его уже не было в городе, полицию я тоже вызвала, но они его не нашли. Он вообще особой смелостью не отличается, когда нужно иметь дело не с женщиной, а с серьезным мужиком.

Спустя какое-то время он вернулся, начал валяться в ногах у моих родителей, у меня, просить прощения. Я прощать его не собиралась, но меня уговорили мои родители, они говорили, что, возможно, стоит через себя перешагнуть, дать ему еще один шанс, ведь у нас маленький ребенок.

Через полгода он избил меня на глазах у наших друзей на дне рождения моей подруги — сломал мне ребро и палец. Он просто выволок меня из машины и начал бить ногами, побои продолжились и на следующий день. Тогда мы уже с ним жили в разных комнатах — уходить из моей квартиры он отказывался, говорил, что здесь живет моя дочь, поэтому будет жить и он. Так продолжалось почти месяц, а потом я сказала ему, что если он не уйдет, то я покончу с собой. С моей стороны это был такой мини-спектакль. Сказала, что лучше не жить вообще, чем жить с тобой. И только тогда он собрал свои манатки. Мы развелись с ним через суд, потому что сразу он не хотел разводиться.

Сейчас он уже подуспокоился, но еще летом угрожал моему молодому человеку, обещал приехать и его убить, на что тот ему ответил: «Ну приезжай, поговорим наконец».

Мне кажется, что у него проблемы с головой. Он мог звонить мне по 24 раза в день и сначала разговаривать спокойно, а потом орать благим матом. Он вырос в детском доме. Может быть, это повлияло. Сам он говорил, что у него отключается рассудок, потому что я ужимаю его мужское начало, не даю ему продыху. Это он о том, что я просила его идти работать. Но дворником он идти не хотел, а на миллионную зарплату его, такого талантливого и красивого парня, почему-то не брали. А виновата во всем была я и мои родители, которые и вправду его осуждали — мой папа работает всю свою жизнь.

Он и моего отца избивал очень сильно. Отец у меня выпивал раньше довольно сильно, и вот, бывало, они где-то встретятся — один пьяный, другой под наркотой — и начинают драться. Помню, как отмывала стены от крови отца. Мама сказала мне однажды, что мой бывший муж пришел в нашу семью как какая-то отрава, что отец так жутко никогда не пил.

Я понимаю, мне очень повезло, что все закончилось именно так. А все потому, что я заставила себя не бояться его: до тех пор пока он видел во мне бегущую антилопу, он за мной охотился. Он угрожал мне, он угрожал моему новому молодому человеку, который, кстати, тоже очень меня поддержал. А сколько таких, которым некуда пойти, которых бьет муж и им приходится терпеть.

Даже закон здесь бессилен. Ведь я каждый раз вызывала полицию, они приезжали, но ничего не предпринимали. Даже когда он сломал мне нос, пришел отказ в возбуждении уголовного дела по причине того, что у меня был перелом без смещения, а это легкий вред здоровью.

Они ведь даже его задержать не могут дольше чем на ночь. А наутро он может вернуться и просто доделать свое дело. И с этим страхом живут очень многие женщины. У меня было куда бежать, я могла бежать к маме под крыло, в ее квартиру, а кому-то бежать некуда. Мы уже на всю жизнь останемся инвалидами. Теперь подсознательно мы всегда будем бояться.

Екатерина

25 лет 

Я выросла в семье, в которой постоянно были ссоры и драки. В основном родители ссорились из-за каких-то финансовых вопросов. Ни отец, ни мама никогда не страдали от алкогольной зависимости, но мама и тогда, и сейчас очень любит провоцировать людей, вызывать их на конфликт.

Мама часто меня била в детстве. Отца я видела редко, он часто был в разъездах, и мама, видимо, вымещала на мне свою злость на отца. Помню, я однажды получила плохую оценку, она положила меня на пол, зажала и била головой о куклу — и била так сильно, что у меня пошла носом кровь. Это одно из самых ярких моих воспоминаний детства. В остальное время она била меня ремнем, скакалкой, просто рукой — причем за любую, даже малейшую провинность.

А вот отец меня не трогал, потому что меня он любил больше всех. Зато маме от него доставалось: сама я этого не помню, но она рассказывала, что он мог в нее или брата бросить шкаф. Еще мама рассказывает, что когда она была беременна третьим ребенком, папа ее сильно толкнул — и она упала животом на батарею. После этого ей сделали аборт, и она сама чудом осталась жива.

Папа ушел от нас 13 лет назад, мне тогда было 12, брату — 10. И сразу дома стало спокойнее. Уже спустя годы отец сказал мне, что если бы тогда не уехал, то кто-то кого-то бы в семье убил, рано или поздно это кончилось бы чьей-нибудь смертью. Он и сейчас во всем винит маму, говорит, что она его доводила, но ведь он же мужчина и должен быть сильнее и мудрее. А получается, что он постоянно велся на провокации с ее стороны, которые касались его родственников или того, что он недостаточно зарабатывает, а у него постоянные стрессы на работе, вот все дракой и заканчивалось.

Однажды папа так сильно ее ударил, что сломал ей нос, когда это обнаружилось в травмпункте, ей сняли побои — и она написала заявление в полицию, но через какое-то время его забрала.

Вся эта ситуация не могла не отразиться на нас с братом, мы росли замкнутыми детьми. Маму часто вызывали в школу. А однажды, когда брат совсем перестал учиться, учительница спросила у него, почему он так себя ведет (он часто дрался с другими мальчишками), и он ей ответил: «Я потому такой, что мама с папой дерутся».

Сейчас мы живем вместе с мамой и братом. И мой брат по примеру отца начал вести себя очень агрессивно по отношению ко мне, к матери, к девушке своей, несмотря на то что мы его старались воспитать хорошим человеком, но, видимо, склоки, ругань и скандалы, свидетелем которых он стал в детстве, сыграли свою роль. Он стал настоящим тираном, не раз поднимал руку не только на свою девушку, но и на маму. Видите ли, она плохо отозвалась о его друзьях, сказала, что они его просто используют.

Кстати, с папой тоже так было, она тоже могла ему такое сказать. Словами решить этот вопрос, как-то обсудить ни у папы, ни у брата не получалось, поэтому они и начинали решать вопрос с помощью кулаков. После этого случая, когда брат ударил маму, он на несколько месяцев ушел из дома.

Когда я была еще ребенком, мама мне всегда говорила, что я похожа — внешне и по характеру — на папину родню, которую она недолюбливала. Мне всегда это было очень больно слышать, потому что звучало это как оскорбление. Мама часто говорила: «Езжай туда к родственникам и живи там». Она и сейчас это иногда говорит мне, несмотря на то что я не раз уже просила ее этого не делать, для меня это очень больная тема. Я очень некомфортно себя чувствую дома, по сути никакого дома, своего угла у меня и нет — поэтому я и пропадаю на работе.

Валерия

41 год

Мы познакомились пять лет назад через интернет. Я тогда была уже в разводе. В первый раз мы встретились на старый Новый год. Все было очень романтично, он мне показался шикарным парнем: на семь лет меня младше, весь такой работяга, молчун, на руках носил, пылинки сдувал. Ничего не предвещало, одним словом. Сошлись мы с ним очень быстро: через две недели он сделал мне предложение, потом мы поженились, для меня это был уже четвертый брак. Причем он сам настаивал на свадьбе: платье, костюм, праздник — он этому всему очень радовался. Потом уговорил меня родить ребенка, хотя у меня уже была взрослая дочь.

Все было хорошо. Но потом во время какого-то праздника — у нас были гости — он вдруг поднял на меня руку. Была целая куча извинений, цветы, подарки, на коленях ползал, прощения вымаливал. Но дальше побои не просто участились, они стали для него нормой, вошли в привычку. Он перестал извиняться, просто уходил, не ночевал сутками дома, а когда возвращался, вновь начинались унижения и оскорбления.

Не могу сказать, что он пьянчуга какой-то — агрессия у него проявлялась и на трезвую голову. И в основном почему-то это проявлялось при друзьях, обычно он уводил меня в ванную или другую комнату и начинал бить. При этом я никогда не давала ему повода: не флиртовала ни с кем, это просто не в моем характере, потом я вообще уже боялась даже лишнее слово ему сказать, потому что он сразу в агрессию впадал. Иногда он говорил, что хочет меня «переломить», потому что чувствовал, что я сильнее его.

Он — воплощение домашнего садиста. Посторонний человек никогда и не подумает, что он способен кого-то ударить, а на самом деле он каждый день убивал меня, и не только физически, но и морально: мог не разговаривать по две недели, сутками не ночевать дома. Когда он домой не приходил, я, естественно, волновалась, обзванивала морги, больницы, всех его друзей, а он потом приходит через сутки и закатывает скандал: как я посмела звонить его друзьям. И начинаются побои.

При этом он явно в неадекватном состоянии был, но как это докажешь? К психиатру он не идет, анализы на наркотики сдавать не хочет. Он может по трое суток сидеть и играть в «Танки», после чего он становился вообще невменяемым: агрессивный, психованный.

Он постоянно выставлял меня виноватой в том, что работа у него не складывается, что он должен семью обеспечивать, он-то хотел, чтобы я работала, а он дома с ребенком сидел — то есть он бы сидел в компьютере, а ребенок сам по себе. Он в принципе к жизни не приспособлен, работу менял каждые два месяца, чуть что ему не понравилось, вместо того чтобы обсудить это с начальником, просто уходил.

Три с половиной года я промучилась, пыталась сохранить семью. Но становилось еще хуже, я уже оказалась в такой моральной и физической яме, что просто не знала, как вырваться. Но, слава богу, набралась сил и вырвалась.

В прошлом году уже перед самым разводом он меня скинул с лестницы, а потом добивал меня в ванной: ногами, руками, кулаками, душил. Он очень любит душить.

Я неоднократно вызывала полицию, но они мне твердили: «Разводитесь, мы ничего не можем сделать, потому что вы — муж и жена». И что толку? Я с ним развелась, но он продолжает нападать на меня и оскорблять, только теперь он прикрывается ребенком: будто бы я не даю ему видеться с сыном, что неправда. Стал мне угрожать: «Я тебя убью, расчленю, твои части тела будут валяться по всему городу, я тебе хребет сломаю».

Потом уже я узнала, что он до нашего знакомства сидел в тюрьме. Вернее, он говорил, что попался один раз по малолетке: палатку обворовали. Но оказалось, что он минимум четыре срока отбывал. И тогда мне все стало понятно: они ведь очень хитрые, продуманные люди, могу представить, какая у них школа.

После развода я живу в постоянном страхе. Однажды он пришел к сыну, и когда тот заснул, то попытался меня изнасиловать. Потом стал душить, а когда увидел, что у меня уже почти дыхания нет, то потащил в ванную под холодную воду. Хорошо, мне удалось вырваться. На следующий день он опять заявился как ни в чем не бывало: напал на меня прямо на улице, поднял за горло двумя руками, душил, бросил на землю и начал избивать ногами. В итоге его судили за угрозу убийством по 119-й статье и дали 300 часов исполнительных работ. Сейчас у него вроде бы затишье до того момента, пока снова в голове что-то не повернулось.               

Юрий Болотов

27 лет

С согласия автора «Медуза» публикует ноябрьскую запись из телеграм-канала Юрия Болотова — с новым послесловием

В декабре моему отцу исполняется 50 лет. 

Отец — интересный и нетривиальный человек. Бывший военный строитель, офицер, он отлично разбирается в истории, фортификации, боевой технике, оружии и военном обмундировании. Он прекрасный рассказчик, который может увлечь своими историями любого. Вместе с ним в детстве я часто гулял по всяким стройкам и разрушенным фортам и дотам, и это во многом предопределило мои будущие интересы. Но сам он никогда прямо не решал за меня, как мне жить, о чем мечтать, кого любить. 

А еще мой отец годами жестко бил меня. В детстве работало правило трех предупреждений. Балуешься? Одно замечание, второе, а после третьего раза наказание. Вспылив, отец хватался за свой кожаный офицерский тапок и с размаху бил по голени, и еще, и еще. Меня старалась защищать мама, и прилетало и ей. Он знал, куда нужно бить; удары по голени — это очень больно, а потом ты ходишь с черными ногами: на одной семнадцать синяков, на другой еще десять, какие-то уже сходят, какие-то новые. Я до сих пор в любой ситуации предпочитаю носить брюки.

Став подростком, во время споров я скрывался в своей комнате и запирался на защелку — отец в ярости выломал ее. Однажды мы особенно сильно из-за чего-то поссорились; прямым ударом в лицо он сломал мои очки и уложил меня на пол, а потом встал мне коленом на грудь, пока я лежал, едва не захлебываясь от своей крови в горле. На следующий день он извинился и дал денег на новые очки. Кажется, с того момента мы больше ни разу не спорили, но и не общались толком. 

В России не принято говорить о домашнем насилии, и я сам рассказываю о произошедшем во многом потому, что почти ничего не чувствую по этому поводу — разве что сожаление и какую-то усталость. Мне особо нечего добавить к этой паре абзацев: синяки на ногах прошли очень много лет назад, а оправ после той ссоры я сменил еще три штуки. Мне кажется, я давно простил своего отца — я не могу не любить его; вот только живу в другом городе и редко приезжаю погостить. Я никогда никого не ударю.

Но горькая правда заключается в том, что я до сих пор эмоционально изувечен. В один момент меня запросто можно растрогать до слез сентиментальным финалом «Прибытия», а в другой я буду со скучающим равнодушием наблюдать за жестокими убийствами в очередном корейском фильме. 

Когда пару лет назад умерли мои дедушка и бабушка, я не почувствовал ничего. Мне хотелось загрустить, хоть как-то встрепенуться, но не вышло. И когда я вспоминаю детство, мне хочется по-настоящему закричать и заплакать; не останавливаться день, неделю, месяц, пока я не выплачу все слезы. Но я не могу. 

Мой терапевт говорит, что это защитная реакция: когда-то очень давно, пережив травму, я словно выключил часть себя, чтобы игнорировать насилие и как-то функционировать дальше. Отец отбил мне не голени, а часть эмоций, и многие мои чудачества и странные черты характера лишь следствие этой травмы. Впереди у меня годы, чтобы все исправить.

Я оправдывал отца тем, что жестоким его сделала советская армия и что его собственные родители сами были далеки от идеала. Но если я хочу включить себя обратно, мне нужно совершить первый шаг. В декабре у отца юбилей, и я поеду в Петербург, чтобы спросить его, зачем он все это со мной сделал.

Послесловие

Мой пост о домашнем насилии внезапно оказался невероятно популярен. Я писал его, чтобы для самого себя четче сформулировать какие-то вещи, и не рассчитывал на чью-либо реакцию (наоборот, чужое внимание оказалось мне в тягость).

Впрочем, наблюдать, как твой личный опыт становится универсальной историей, вызывающей сопереживание и рефлексию по поводу своей собственной жизни у многих людей, было невероятно интересно. Из-за культурных особенностей нашего общества мужчинам особенно трудно признаваться в том, что они стали жертвами насилия, но после моего поста я получил много сообщений как раз от мужчин, которые рассказывали о своей жизни и восхищались моей смелостью.

В декабре я честно поговорил со своими родителями. Мы нашли общий язык и поняли, как нам оставаться семьей и общаться дальше. Именно этого, а не какой-то там глупой мести я и хотел.