Хрущевки — это кошмар и ужас. Их нужно сносить. Или нет?

21 февраля стало известно, что мэрия Москвы намерена снести все пятиэтажки в столице и построить на их месте новое жилье. Многие из этих пятиэтажек (но не все) — так называемые хрущевки, дома, построенные в 1960-х по типовым проектам, благодаря которым у миллионов советских людей появилось частное пространство. По просьбе «Медузы» журналист Юрий Болотов, который ведет телеграм-канал об архитектуре, рассказывает, в чем был исходный смысл хрущевок, как их строили, есть ли у них зарубежные аналоги — и действительно ли от них происходят все беды московской городской среды.

Откуда взялись хрущевки?

Главный парадокс первых советских серий панельных домов заключается в том, что на самом деле это вовсе не хрущевки, а самые настоящие сталинки.

После завершения Второй мировой войны Советский Союз столкнулся с чудовищным жилищным кризисом. Строительство домов отставало от развития промышленности еще в 1930-е, а после войны, во время которой было уничтожено до трети всего жилья в стране, ситуация стала патовой. Роскошные сталинские дома были жильем сугубо элитарным, и к 1950 году больше половины жителей пятимиллионной Москвы обитали в коммуналках и бараках. В этих условиях надежды возлагались на сборное жилье, куда более дешевое и быстрое в строительстве.

Еще в 1940 году на Ленинградском проспекте появился «Ажурный дом» архитектора Андрея Бурова, собранный, несмотря на свой эффектный вид, из типовых элементов. После войны эксперименты продолжились: в конце 1940-х годов на Хорошевском шоссе и Соколе были построены жилые дома с металлическим каркасом, внешне неотличимые от других сталинок. Над проектами работал инженер Виталий Лагутенко (дед солиста группы «Мумий тролль» Ильи Лагутенко).

Массовое внедрение сборного жилья началось с приходом к власти Никиты Хрущева: в 1954 году он потребовал от архитекторов форсировать решение жилищного кризиса с помощью простых и дешевых сборных домов, объединенных в микрорайоны (идею строить индивидуальные дома на манер западных стран отмели из идеологических соображений). Новое жилье должно было стать не архитектурным произведением, а промышленным изделием.

Первым и самым известным проектом, созданным в рамках этой программы, оказался 9-й экспериментальный квартал Новых Черемушек — в нем группа молодых архитекторов под руководством Натана Остермана пыталась применить лучшие решения из зарубежных проектов социального жилья. В микрорайоне с четырехэтажными домами появились большие и тихие дворы с фонтанами и озеленением, школа, детский сад и ясли, магазины и кинотеатр; квартиры жильцам предоставлялись вместе со встроенной мебелью.

9-й квартал произвел большой пропагандистский эффект и имел успех на международных выставках, но вскоре оказалось, что такое жилье стоит не так уж дешево. В массовое строительство пойдет куда более простая серия «К-7», разработанная все тем же Виталием Лагутенко.

Что хорошего было в хрущевках? А что плохого?

Главные проблемы первых хрущевок прямо вытекают из необходимости строить жилье как можно быстрее и дешевле. Балконы и подвалы — это лишние расходы, поэтому в серии «К-7» их убрали. Отказ от лифтов позволял сэкономить 8% бюджета, и от них отказались тоже — при этом высота здания выросла до пяти этажей. Потолки снизили с 270 до 250 сантиметров (хотя это все равно больше 226 сантиметров в «Жилой единице» Ле Корбюзье).

Предельное упрощение конструкции позволяло монтировать пятиэтажку из панелей всего за 15 дней (некоторые бригады успевали и за неделю), еще месяц уходил на внутреннюю отделку. Хрущевки неизбежно стали жертвами традиционно плохого качества советских материалов и строительства: жильцы страдали от слабой шумо- и теплоизоляции, и эти проблемы частично исправили лишь к концу десятилетнего производственного цикла серии.

Размер и планировка советских квартир проектировались архитекторами из расчета, что жить в каждой из них будет одна семья. На одного жильца отводилась площадь в 8 квадратных метров; ограничение предопределило отсутствие излишеств — архитекторы предполагали, что одна и та же комната может днем использоваться для обеда и работы, а ночью для сна.

Однако благодаря этим же ограничениям в жизни горожанина появилось само понятие личного пространства. Переехав в новую квартиру из деревни, барака или все той же коммуналки, он наконец-то мог жить, как хочет, без постоянного внимания со стороны соседей. Например, приглашать к себе друзей и с ними обсуждать что угодно — из этой возможности родилась неофициальная публичная сфера жизни советского человека.

Несмотря на все недостатки, простое и неряшливо построенное хрущевское жилье решило жилищный кризис в СССР. К концу правления Хрущева в новые квартиры переехали 54 миллиона человек, а еще спустя пятилетку это число увеличилось до 127 миллионов. Союз пережил масштабную урбанизацию, и в 1961 году городское население страны наконец-то превысило сельское. 

Создание массового жилья незаметно произвело социальную революцию, которая стала одним из главных следствий хрущевской оттепели. Оно гуманизировало отношения государства и гражданина, который работал уже не из страха репрессий, а из желания получить квартиру. И оно же предопределило растущий разрыв между официальным и повседневным: живущий в лишенном строгих иерархий микрорайоне человек формировал собственную среду, которая была труднодоступна для жесткого идеологического контроля.

Все панельные дома — одинаковые?

Хотя привычные для любого россиянина спальные районы сплошь состоят из панельных многоэтажек, век собственно хрущевок оказался недолгим: от пятиэтажек в Москве отказались уже в конце 1960-х, начав экспериментировать со зданиями в 12, 17 и 25 этажей. Самая популярная московская серия домов — не хрущевка, а позднесоветская 17-этажка «П-44», которую возводили, начиная с 1978 года.

В СССР спроектировали десятки разных серий сборных домов: в них постепенно появились и мусоропровод, и лифты, увеличилась высота потолков и размеры квартир, улучшились планировки, а к концу 1970-х появилось и визуальное разнообразие, — например, ни одно здание московской серии «КМС-101» не похоже на другие. При этом неизменным осталось низкое качество строительства — добавьте к нему неважную эксплуатацию домов в течение десятилетий, и вы получите привычный неказистый вид российской городской среды.

Безликое массовое домостроение было следствием слабости и забюрократизированности советской плановой экономики, но даже в условиях жестких ограничений архитекторы создавали хорошие модернистские дома — правда, зачастую эти эксперименты заканчивались благородным поражением перед лицом советского стройкомплекса. Например, так и не были завершены экспериментальный квартал «Лебедь» на Ленинградском шоссе (архитектор — Андрей Меерсон) или микрорайон «Северное Чертаново» Михаила Посохина, который Федор Бондарчук снимал в фильме «Притяжение», а рэпер Хаски — в своем последнем клипе.

Польский архитектор Куба Снопек в своей книге «Беляево навсегда» описал забавный случай. В 2008 году московские краеведы выступили с инициативой внести 9-й квартал Новых Черемушек в список объектов культурного наследия Москвы. В качестве причины его сохранения была указана уникальность: квартал послужил моделью для всех прочих микрорайонов страны. По иронии судьбы, заявка краеведов была отклонена на том основании, что все строения в квартале являются серийными и никакой уникальностью не обладают.

Спальные районы — типично советский феномен?

Панельные многоэтажки — визитная карточка бывших социалистических стран, но на самом деле массовое строительство микрорайонов в принципе характерно для Европы 1960-х — 1970-х годов: весь континент переживал послевоенный жилищный кризис. Например, пока в восточном Берлине из панельных зданий строили спальный район Марцан, за стеной возводили точно такие же Мэркишес Фиртель и Гропиусштадт. А без шведской «миллионной программы» строительства социального жилья не было бы бума IKEA, которая продавала компактную мебель для небольших квартир в новостройках.

Однако самый известный и негативный пример зарубежных микрорайонов — французские «большие ансамбли» в Париже, Марселе и других крупных городах. Первым французским спальным районам не хватало социальной инфраструктуры, к тому же они были слишком удалены от центра. Все это в совокупности с деиндустриализацией пригородов Парижа и притоком мигрантов привело к социальному кризису в 1980-е годы: многие «большие ансамбли» превратились в бедные этнические гетто.

Если в 1960-е годы Жан-Люк Годар снимал многоэтажки в Ла-Курнёв в своем фильме «Две или три вещи, которые я знаю о ней» как символ современного Парижа, то всего 20 лет спустя их стали взрывать, признав градостроительной ошибкой. После массовых беспорядков в парижских пригородах 2005 года местные власти занимаются развитием транспорта на окраинах и реконструкцией «больших ансамблей», но из-за высокой безработицы проблема микрорайонов так и остается нерешенной. Тем не менее, эти районы все равно выглядят куда благополучнее советских — и даже посвященный им боевик «13 район» снимали не в Париже, где происходит действие, а в Бухаресте.

Правда ли, что хрущевки строили на 25 лет, а после этого в них жить нельзя?

В середине 1950-х хрущевки рассматривались как временное жилье, которое позволит советским людям построить коммунизм к 1980 году: предполагалось, что уже при коммунизме советские граждане смогут позволить себе квартиры совсем другого качества. Из-за этого распространено заблуждение, что хрущевки собирались сносить уже через 25 лет — на самом деле, в случае нормальной эксплуатации и своевременного капитального ремонта такие дома могут простоять и больше века.

Программа реновации московских пятиэтажек началась еще в 1999 году. Хотя в бывших странах Восточного блока панельные здания зачастую надстраивают и модернизируют, московские власти объявили такой подход нерентабельным и выступили с радикальным решением: согласно плану, в столице просто собирались снести все 1722 хрущевки первых серий, а на их месте построить современное жилье (при этом износ отдельных зданий не учитывался).

Спустя 17 лет в радикальном жесте мэра Москвы Юрия Лужкова читается не столько внимание к проблемам горожан, сколько политические амбиции и забота о московском строительном бизнесе. В результате же программы реновации на месте бывших зеленых микрорайонов появилась не современная городская среда, а просто высотки с парковками.

Главная проблема московской городской среды — не в старых пятиэтажных хрущевках, а в новых 25-этажных путинках: хотя СССР развалился, его строительная отрасль живее всех живых и продолжает воспроизводить устаревшие решения ради получения прибыли. Несмотря на недостатки, советские микрорайоны создавались в первую очередь как гуманная среда (подробнее об этом писал для «Медузы» Максим Трудолюбов:); cовременные российские спальные районы с их высокой плотностью и тысячами малогабаритных квартир — бомба замедленного действия.