«Это была ложь, и больше ничего» Бывший глава ФБР Джеймс Коми дал показания против Дональда Трампа в Сенате

Бывший директор ФБР Джеймс Коми дал показания в Сенате США. Публичные слушания, посвященные обстоятельствам его увольнения, отношениям с президентом Дональдом Трампом и расследованию связей окружения Трампа с Россией, длились больше двух с половиной часов. Не выдвигая прямых обвинений в адрес Трампа, экс-глава ФБР тем не менее успел обвинить администрацию во лжи; предположить, что увольняя его, президент надеялся изменить то, как ФБР ведет расследование; признаться, что сам являлся источником некоторых утечек, связанных со своим увольнением; и, наконец, объявить, что об атаках российских хакеров он знал еще два года назад.

Публичные слушания в комитете Сената по разведке стали уже девятыми с начала года — по словам председателя комитета, сенатора-республиканца Ричарда Берра, обычно за целый год их проходит примерно вдвое меньше. Слушания длились два с половиной часа — и в это время к ним было приковано внимание всего Вашингтона; молчал даже твиттер президента Дональда Трампа.

Появление Джеймса Коми в Сенате стало в США самым обсуждаемым событием, причем экс-глава ФБР, судя по всему не чуждый драматургии, собственноручно подогрел интерес к своему выступлению, опубликовав накануне текст своего заявления.

Публичные слушания в Сенате — это всегда спектакль. Во-первых, все комитеты сформированы по партийному принципу (председатель представляет партию большинства, его заместитель — меньшинства; остальные кресла поделены между партиями почти поровну), и вопросы задаются в соответствии с этим принципом. Как правило, каждая партия ведет собственную линию, при этом всегда находятся люди, которые используют отведенное регламентом время (в сегодняшнем случае — семь минут), чтобы покрасоваться перед камерами.

Во-вторых, строгий регламент позволяет ответчику тянуть время — когда время истекает, микрофон переходит к представителю другой партии. В-третьих, на большую часть вопросов выступающий может не согласиться отвечать — например, если они касаются секретных сведений. В случае, когда выступающий — экс-глава ФБР, таких вопросов оказывается довольно много. Однако в таких условиях важен сам вопрос. К примеру, если спросить: осведомлены ли вы о сговоре президента с правительством другой страны, отказ от ответа может быть воспринят публикой как свидетельство такого сговора. И это одна из целей публичных слушаний; все секретные дела обсуждаются после, в ходе закрытых брифингов.

При этом ответчик в Сенате находится под присягой и не может лгать (дача ложных показаний уголовно наказуема).

Несмотря на столь строгие правила, а также на то, что свою версию событий Джеймс Коми фактически изложил заранее, слушания 8 июня не обошлись без неожиданностей.

Главная задача Коми состояла в том, чтобы убедить сенаторов, что именно его версия (которая в нескольких местах прямо противоречит заявлениям Дональда Трампа и его подчиненных) является истинной. Свое выступление он начал с того, что прямо обвинил Дональда Трампа во лжи. Коми имел в виду эпизод с собственным увольнением, о котором он узнал из теленовостей. Трамп, подписав указ, заявил, что уволенный глава ФБР утратил доверие своих сотрудников.

«Это была ложь, и больше ничего, — заявил Коми и добавил, обратившись к бывшим подчиненным: — Мне очень жаль, что мне не удалось открыто попрощаться с вами».

В остальном экс-глава ФБР держался подчеркнуто скромно, отказываясь от обвинений и даже резких замечаний в адрес Трампа, и как будто специально уходил от ответа каждый раз, когда сенаторы-демократы намекали на некомпетентность президента США.

Республиканцы явно воспринимали Джеймса Коми как свидетеля враждебной стороны и, наоборот, пытались вывести его на такие ответы, которые обелили бы Трампа и выставили бы в негативном свете самого ответчика. Чаще всего эти попытки выглядели как юридическое крючкотворство. Так, сенатор Джим Риш пытался убедить Коми, что фраза, сказанная Трампом о советнике по национальной безопасности Майкле Флинне — «Я надеюсь, вы оставите его в покое, он хороший парень», — не должна была восприниматься Коми как приказ или даже просьба. «Президент лишь высказал надежду, — говорил сенатор. — Мы с вами оба работали прокурорами; вы помните, чтобы хоть раз кого-то наказывали за надежду?»

Главное в этом примере даже не то, что линия, выбранная республиканцами, выглядела не слишком убедительно (Коми в ответ, разумеется, вспомнил высказывание, приписанное Генриху II). Пытаясь показать, что Коми всего лишь неверно истолковал фразу Трампа, республиканцы забыли опротестовать сам факт этого высказывания — хотя Белый дом отрицал, что оно имело место. Таким образом, версия событий, изложенная Коми, фактически стала официальной.

Удивительно, но республиканцы не попытались опротестовать и другие заявления Трампа, приведенные в заявлении Коми: о том, что на одной из встреч Трамп требовал от него «[не честности, а] преданности», или о том, как просил «развеять тень российского расследования, которое мешает ему управлять страной», — в этих случаях сенаторы снова пытались доказать, что Коми лишь неверно понял слова президента.

В нескольких местах, однако, республиканцам удалось продемонстрировать командную игру и заставить Джеймса Коми сделать ряд интересных заявлений. Так, три сенатора последовательно спрашивали о записях, которые директор ФБР делал после встреч с Дональдом Трампом. О том, что такие записи существуют, вскоре после увольнения Коми написали американские СМИ.

В итоге Коми сперва пришлось признать, что источником этой утечки был он сам — после увольнения он попросил друга поделиться содержанием записок, сделанных по итогам одной из встреч, с журналистами. Затем, уже отвечая следующему республиканцу, — объяснять, что записи были сделаны им как частным лицом и не являлись секретными документами. Третьему сенатору Коми пришлось пообещать, что он постарается получить эти документы назад и передать их в Сенат. Юристы Трампа уже обвинили Коми в разглашении закрытой информации.

Любопытно при этом, что Коми утверждает, что передал записи журналистам в ответ на твит Дональда Трампа, который пригрозил опубликовать аудиозаписи их встреч, если экс-директор ФБР решит рассказать что-то журналистам. Этот твит датирован 12 мая (через три дня после увольнения Коми). При этом первая заметка, где цитируются записки Коми, вышла в The New York Times 11 мая — то есть твит Трампа был скорее ответом на эту утечку.

Среди других неожиданных заявлений, сделанных Джеймсом Коми на слушаниях, — признание, что о хакерских атаках российских спецслужб он впервые узнал в 2015 году; что хакеры пытались получить доступ к сотням или даже тысячам американских организаций; что записи о встречах с президентом Коми делал «именно потому, что Трамп может в будущем солгать»; а также что его увольнение было продиктовано желанием президента изменить то, как ведется расследование ФБР в отношении связей его окружения с Россией.

Кроме того, Джеймс Коми намекнул, что Роберт Мюллер, назначенный спецпрокурором в расследовании о вмешательстве России в американские выборы и связях Трампа и его окружения с РФ, собирается выяснить в том числе, не было ли в действиях президента попыток воспрепятствовать работе правосудия, — это преступление в теории может стать поводом для импичмента.