«Ксендз, который меня крестил, тоже был завербован КГБ» Литовский историк Ритас Нарвидас — о сотрудничестве Донатаса Баниониса с органами и о том, как архивы могут повлиять на общество

5 января Центр по исследованию геноцида и резистенции жителей Литвы опубликовал документ, из которого следует, что литовский актер Донатас Банионис, снимавшийся, например, в «Солярисе» и «Мертвом сезоне», в 1970-х был завербован КГБ под кодовым именем Бронос и передавал спецслужбе сведения о литовских эмигрантах в США. В документе также упоминается известный литовский дирижер Саулюс Сондецкис и еще несколько человек. Журналист «Медузы» Александр Борзенко поговорил с руководителем отдела специальных расследований центра Ритасом Нарвидасом о том, действительно ли Банионис работал на КГБ, как в Литве проходит процесс люстрации и как на это реагируют в литовском обществе.

— Когда вы выяснили, что Банионис и Сондецкис работали на КГБ?

— Прежде всего я хотел бы подчеркнуть, что «работали на КГБ» — это категоричное утверждение. О том, что эти люди фигурируют в документах КГБ, исследователям стало известно в 2010 году. Наш департамент государственной безопасности тогда передал часть документов в Особый архив Литвы, где сосредоточены фонды КГБ, МВД и других советских структур. Среди этих документов был журнал регистрации агентурных дел. Это что-то вроде канцелярской книги, в которой от руки записывали фамилию, имя, отчество, агентурную кличку и некоторые другие данные, — допустим, с какого года человек работает в агентурной сети.

В 2010-м в законодательство была введена поправка, обязывающая наш центр публиковать архивные документы КГБ, раскрывающие методы работы спецслужбы.

— Почему же вербовка Баниониса стала обсуждаться только сейчас?

— Сначала нам нужно было убедиться в подлинности журнала. Любопытно, что этот журнал начали вести только в 1987 году, в последний период советской власти. И не совсем понятно, с какими целями он был заведен. Но после анализа материалов, сопоставления с другими архивными данными мы можем утверждать, что это подлинник, а не какая-то фикция.

Кроме того, у нас есть закон, который позволяет бывшим агентам спецслужб сообщить о себе нашему центру. Если человек сам сообщает о том, что был завербован, эта информация засекречивается и не подлежит огласке. Из 1700 человек, упомянутых в этом журнале, так поступили около 30, и их имена нигде не фигурируют.

Но остальные фамилии постепенно публикуются, эта работа ведется уже пять лет. Банионис и Сондецкис упоминались в конце этого журнала, теперь дошла очередь и до них. И я бы хотел подчеркнуть: никто не планировал какую-то особую публикацию из-за того, что они были известными людьми. Мы просто опубликовали данные, как до этого публиковали данные о других людях, которые фигурируют в этом журнале. А журналисты обратили внимание на знакомые фамилии.

— Вам известны какие-то подробности сотрудничества Баниониса и других людей, упомянутых в журнале, с КГБ?

— В Литве почти нет личных и рабочих дел агентов КГБ — их всего несколько десятков, а остальные вывезены в Россию или уничтожены. Поэтому проверить, что эти люди делали и чего не делали, довольно сложно. Приходится собирать информацию по крупицам из всяких докладов и других источников. Эти дополнительные документы тоже публикуются. Про Баниониса есть отчет паневежского отдела КГБ, в котором говорится, что наш известный артист кино был за границей и выполнил задание, общался с эмигрантами.

Сондецкис упоминается в документе, где содержатся планы КГБ. Там говорится, что надо использовать его контакты с отцом — отец как раз был в эмиграции и активно занимался, скажем так, общественной деятельностью. Они пытались через сына как-то повлиять на отца, чтобы он поменял свою позицию и прочее. Несколько выдержек из этих документов опубликованы.

Хочу обратить внимание: когда мы публикуем такие документы, это не обязательно означает, что мы кого-то осуждаем. Может быть, эти люди, контактировавшие с КГБ, никому никакого вреда не нанесли. И мы все знаем, какие были условия тогда — для карьеры человека, для выезда за границу: если ты не хотел усложнять себе жизнь, ты, вероятно, шел на какие-то компромиссы. Но, по-моему, куда важнее вопрос, к чему привели эти компромиссы, принесли ли они кому-то вред. Нужно учитывать контекст. Допустим, послевоенная ситуация — совсем другая, там уже шел разговор о жизни и смерти: если ты шел на сотрудничество, значит, ты кого-то обрекал на расстрел или на лагерь. В другие периоды обстоятельства были иными, и этого нельзя упускать из виду.

— Вы узнали о сотрудничестве Баниониса и Сондецкиса с КГБ в 2010 году, когда они еще были живы. Ваш центр пытался связаться с ними? Лично выяснить, о каком сотрудничестве шла речь, какими были обстоятельства?

— Насколько мне известно, таких попыток никто никогда не делал. Безусловно, ваш вопрос имеет смысл, но нас мало, работы много, и не всегда мы делаем то, что надо было бы. Я общался с Банионисом несколько лет назад, мы говорили о его работе, фильмах, но этих тем не затрагивали. (Сам Банионис в 2009 году рассказывал в интервью «Московскому комсомольцу»: «Когда я возвращался из-за границы, надо было с ними рассчитаться, отчеты писать. Не знаю, вербовка это, не вербовка. Я писал, с кем встречался, кого видел. Конечно, лгал, выкручивался, чтобы не подставлять хороших людей» — прим. «Медузы».)

— Сколько всего жителей Литвы, по вашим данным, сотрудничали с КГБ?

— Около 100 тысяч человек. Но, опять же, кто и как именно — это отдельный разговор. Если вам интересно, я могу такой нюанс рассказать: ксендз, который меня крестил, также был в свое время завербован в агентурную сеть, и он также есть в этом журнале. Но данные о нем не публикуются, поскольку он в свое время сам сообщил о себе.

— Вы с ним говорили об этом?

— Нет. Мне приходилось говорить с людьми, которые были вовлечены во всю эту историю. Но чаще всего они не хотят, конечно, рассказывать о деталях. С одной стороны, они многое забыли. Несколько десятков лет стирают из памяти очень и очень многое. Так что я просто не вижу смысла в таких разговорах.

— Наверняка случалось, что о сотрудничестве человека с КГБ становилось известно еще при жизни. Как это влияет на жизнь человека? Есть ли случаи, чтобы это стоило карьеры?

— Безусловно, это болезненный процесс — и для общества, и для конкретных людей. Ведь никто по своей воле не шел сотрудничать ни с какими органами. Они находились в определенных условиях, когда им приходилось делать выбор.

Да, иногда сведения о сотрудничестве с КГБ могли стоить карьеры. Можно вспомнить довольно влиятельного политика первых лет независимости Виргилиюса Чепайтиса, депутата сейма (в 1992 году после обвинений в сотрудничестве с КГБ отказался от депутатского мандата — прим. «Медузы»).

— Современные литовские законы как-то поражают в правах людей, сотрудничавших с КГБ?

— Бывшим кадровым сотрудникам спецслужб в 1999 году на 10 лет запретили занимать некоторые должности. В разных сферах — госслужба, образование, банки, охранные структуры. Закон затронул где-то 350 человек, некоторые были уволены с работы.

Внештатные сотрудники обязаны сообщать о том, что были завербованы, если собираются идти на какую-то выборную должность. Бывали случаи, что после этого человека выбирали, — например, так было с [известным литовским политиком] Казимирой Прунскене. После обвинений в сотрудничестве с КГБ она как-то умудрилась доказать, что не работала на органы, — суд пришел к выводу, что имеющихся документов недостаточно, и встал на ее сторону.

— Если я правильно понял вашу позицию, вы считаете, что нельзя слишком осуждать людей, которые сотрудничали со спецслужбами в советские годы. Насколько эту позицию разделяет литовское государство и литовское общество?

— Позиция государства выражается в законах. И эта позиция, по-моему, довольно определенная: если ты сообщаешь о своей деятельности в соответствующие инстанции, государство берет ответственность на себя — и ты спокойно живешь дальше. Какого-то специального преследования, выискивания врагов лично я не замечаю. Конечно же, какая-то реакция [на публикации документов] в печати есть, но никакие государственные органы никогда не возбуждали никаких дел из-за того, что кто-то что-то там делал в советские годы.

— Если особых ограничений нет, в чем тогда идея работы по выявлению людей, сотрудничавших с советскими спецслужбами?

— С одной стороны, это историческое исследование событий того периода. [Нам важно понять] в чем заключались позиции людей. Мы знаем, к примеру, что завербовано было значительное количество ксендзов. Мы пытаемся вникнуть в суть, понять, почему так случилось, как люди поддались этому. А с другой стороны, мы думаем, что все-таки общественность вправе знать, кто есть кто. В открытом обществе, по-моему, не должно каких-то темных пятен или серых и зон, в которые нет доступа.