В Иране теократия и диктатура? Как там с интернетом? И что за «стражи революции»? Стыдные вопросы про исламскую республику

В конце декабря 2017 года в Иране начались массовые выступления против действующей власти. В десятках городов люди вышли на улицы с лозунгами против экономической политики, коррупции и лично президента Ирана Хасана Рухани. За неделю в стычках с полицией погибли 22 человека, более тысячи были задержаны. К 6 января беспорядки почти везде утихли. Иран постоянно оказывается в мировых новостях по самым разным поводам, но многие из них сложно понимать, не зная контекста. «Медуза» попросила ответить на ключевые вопросы об Иране востоковеда, научного сотрудника исследовательского центра энергетической политики Европейского университета в Санкт-Петербурге Николая Кожанова.

В Иране теократия? Там ведь было светское государство, нет?

Да. До 1979 года в Иране существовал светский монархический строй, свергнутый в ходе революции, в результате которой власть в стране перешла к шиитскому духовенству. Опираясь на романтические революционные лозунги, новое руководство страны попыталось построить общество социальной справедливости. При этом была поставлена задача, опираясь на исламские религиозные принципы, создать и реализовать на практике такую теорию социально-экономического развития, которая могла бы стать альтернативой существовавшим на тот момент коммунистическим доктринам и доктринам рыночных демократий. В результате в стране была создана сложная, весьма специфическая и в то же время гибкая система государственного управления.

Вместе с тем Иран далеко не классическая теократия. Как правило, всех вводит в заблуждение официальное название страны — Исламская Республика Иран (ИРИ). И еще тот факт, что высшим руководящим лицом страны является не президент, а верховный лидер — пожизненно избранное духовное лицо, стоящее над президентом и осуществляющее контроль за деятельностью трех ветвей власти. Действительно, политическая система ИРИ основана на выдвинутом ее основателем аятоллой Рохуллой Хомейни принципе «велаят-е факих» (который условно можно перевести как «правление наиболее авторитетного шиитского правоведа»). Указанный принцип подразумевает, что последнее слово в принятии решений в стране принадлежит духовенству, а точнее, исламским правоведам, обязанным следить за соответствием тех принципов, по которым живет государство и общество, догматам ислама. Однако последнее вовсе не предполагает, что вся политическая и религиозная власть, как это должно быть в классической теократии, сконцентрирована в руках исключительно религиозных деятелей, а тем более одного человека.

Так, с одной стороны, правовая система, существующая в Иране, по-прежнему в массе своей основана на принятых еще до 1979 года светских кодексах (имеющих французские первоисточники), из которых были исключены противоречащие исламу положения. Исламское право лишь ограниченно присутствует в торговом, уголовном и гражданском законодательстве, полностью регулируя только основы семейного и наследственного права. Представителям трех ветвей власти в большинстве случаев нет необходимости быть выходцами из духовенства. Это требование существует для ограниченного числа государственных постов (так, на высшем уровне представителем духовенства обязательно должен быть лишь верховный лидер и глава судебной власти). Главным требованием, предъявляемым к госслужащим, является только само мусульманское вероисповедание и четкое следование предусмотренным в исламе обрядам.

Кто такие «стражи революции»? Это что-то вроде КГБ?

Не совсем. Особенность организационной структуры вооруженных сил Ирана заключается в наличии двух независимых регулярных вооруженных формирований — Армии и Корпуса стражей исламской революции (КСИР), имеющих собственные сухопутные войска, ВВС и ВМС. В соответствии с конституцией ИРИ, армия может применяться исключительно для оборонительной войны и только в пределах страны.

КСИР отводятся более широкие функции. Он выполняет функции армии, национальной гвардии, используется для борьбы с инакомыслием, диссидентским движением и протестной оппозицией внутри Ирана. КСИР наделен правом проводить спецоперации за пределами страны, а также имеет собственные разведструктуры. Кроме того, в условиях чрезвычайной обстановки в распоряжение руководства корпуса поступают Силы охраны правопорядка (СОП), которые в мирное время подчиняются министерству внутренних дел. Также в распоряжении военного руководства КСИР находятся так называемые силы сопротивления «Басидж», играющие одновременно роль народного ополчения, идеологического рупора, структуры по обучению населения начальной военной подготовке и организации по работе с молодежью. 

Еще одной особенностью КСИР и важным отличием корпуса от армии является активное вовлечение его членов в экономическую и политическую жизнь Ирана. Эволюции КСИР из военной организации, призванной защищать исламский строй от внутренней и внешней угрозы, в значимого игрока в политической и экономической жизни страны способствовал ряд факторов. Прежде всего, за годы Ирано-иракской войны (1980–1988) инженерные подразделения корпуса накопили значительный опыт работ, который был задействован иранскими властями в мирное время для реконструкции и восстановления экономики. Так, в соответствии со статьей 147 иранской конституции (оговаривающей, что в мирное время военные подразделения должны привлекаться для созидательных целей) сформированная на базе строительных подразделений КСИР корпорация «Хатам-оль-Анбия» в 1990-е годы получила основной массив работ по реконструкции разрушенной в ходе боевых действий экономической инфраструктуры страны. Это, в свою очередь, вело к закреплению связанных с КСИР людей в экономике Ирана.

Возможно, проникновение стражей в экономику ИРИ стало результатом заключенной в 1989–1990 годах сделки между руководством КСИР и тогдашним президентом страны Али Акбаром Хашеми-Рафсанджани, давшим офицерам корпуса важный источник доходов в обмен на то, чтобы они умерили свое желание вмешиваться в политическую жизнь страны (к 1989 году корпус объективно превратился в мощный инструмент проведения политических чисток и репрессий). Впрочем, даже если такой договор и существовал, то выполнялся он стражами весьма нечетко, так как укрепление роли КСИР в экономике ИРИ в 1990-х годах во многом было связано с постепенным проникновением бывших членов данной организации в политическую жизнь страны. 

Иран — это диктатура?

Нет, несмотря на то что на вершине власти находится пожизненно избранный верховный лидер, считать его диктатором не совсем правильно. Де-факто он исполняет роль верховного арбитра, который обязан поддерживать равновесие между всеми ветвями власти и основными элитными группами, вмешиваясь в процесс их работы только по необходимости. Законодательную инициативу после смерти первого верховного лидера, имама Рохуллы Хомейни в 1989 году, высшее властное лицо ИРИ, как правило, не проявляет. Эта функция отдана парламенту и президенту, которые избираются народом, однако кандидаты должны пройти утверждение в МВД и специальном органе — Наблюдательном совете. Более того, даже должность верховного лидера пусть и пожизненная, но является выборной и формально подотчетной (правда, на практике последнее реализуется не полностью). 

В Иране четко следят за тем, чтобы население имело возможность реализовывать свое право выбирать (начиная от студенческих советов до прямых выборов президента и опосредованно — верховного лидера). Выбор при этом ограничен теми кандидатами, которые проходят государственный отсев по ряду ключевых параметров. Главный из них — верность идеям исламского строя и высшему руководству страны. В результате избираемые людьми лица не подвергают сомнению идею сохранения исламского строя, однако могут обладать достаточно разными взглядами по вопросам экономического, социального и внешнеполитического характера. Последнее оставляет достаточно пространства для дискуссии и выработки соответствующих требованию момента инициатив, а также возможности населению выбирать из нескольких альтернатив, что не позволяет государственной системе «застывать» в своем развитии.

Там очень жестко контролируют интернет?

С интернетом в Иране действительно все непросто. С одной стороны, доступность, а также качество интернета и средств мобильной связи в стране растут год от года. С другой, власти стараются ограничить доступ иранцев к социальным сетям и информации, которая, с их точки зрения, может нанести ущерб политическому строю и «исламской морали». Впрочем, получается это у них не совсем эффективно: многие пользуются VPN. Иранский сегмент интернета развивается достаточно быстро. Более того, сами иранские чиновники прекрасно понимают, что для общения с народом они должны использовать интернет. В итоге у них зачастую имеются странички в «запрещенных» соцсетях и «закрытых» мессенджерах. 

Россия дружит с Ираном?

Слово «дружба» едва ли применимо к внешней политике. Москва и Тегеран ведут диалог по целому ряду вопросов, начиная с Сирии, проблемы правового статуса Каспийского моря и заканчивая экономической повесткой. У руководства двух стран есть прекрасное понимание, что в одиночку урегулировать все вопросы не получится. Как итог, они вынуждены ситуативно объединять усилия и договариваться там, где это возможно. Используем еще один бытовой термин: на сегодня между Россией и Ираном сформировался своеобразный «брак по расчету», где каждый за счет совместного существования борется за свою, отличную от другого, цель. Это помогает партнерам не только использовать друг друга, но и заставляет их терпеть друг друга, обходя острые углы, или даже идти на уступки. 

Иран и правда разрабатывал ядерное оружие? Санкции как-то помогли?

Точный ответ на этот вопрос дадут лишь сами иранцы, и то через 20 или 50 лет. В экспертном сообществе принято считать, что Иран действительно имел планы по разработке оружия массового уничтожения, но отказался от них (или заморозил) к середине 2000-х. К прошлому военного компонента иранской ядерной программы и тому, насколько Тегеран смог продвинуться в его реализации, остаются вопросы. Отвечать на них международному сообществу чиновники ИРИ не торопятся. Опасения вызывают и активно развивающиеся в стране ракетная и космическая программы: до недавнего времени в Иране мало уделяли внимания повышению точности баллистических ракет, делая упор на увеличение радиуса их применения. В таких условиях эффективность данного вида оружия может повысить только установка ядерного заряда. 

Впрочем, на сегодня нет ни одного подтверждения, что Иран ведет разработки ядерного оружия или способен «вписать» ядерный заряд в ракетную боеголовку. Более того, международные институты подтверждают, что Тегеран следует обязательствам, взятым в рамках так называемого ядерного соглашения (СВПД), подписанного в 2015 году им и шестеркой международных переговорщиков (Россия, США, Великобритания, Франция, Китай и Германия). Это соглашение ограничивает развитие иранской ядерной программы и ставит ее под контроль международного сообщества. Санкции 2006–2012 годов сыграли не последнюю роль в том, что Иран сел за стол переговоров, подписал СВПД и старается следовать его букве. Они сильно ослабили иранскую экономику и наглядно показали руководству республики, что цена его успехов на ядерном поприще может быть очень велика.

Ирану грозит «Исламское государство»? Там часто случаются теракты?

Иран — одна из самых спокойных и стабильных стран на Ближнем и Среднем Востоке. Теракты в центральных городах случаются редко (впрочем, последний крупный теракт, организованный как раз ИГИЛ, произошел в ИРИ совсем недавно — в 2017 году, в столице страны Тегеране), хотя окраины не совсем спокойны.

Простого ответа на вопрос о взаимодействии Ирана с «Исламским государством» и иными радикальными группировками не существует. Да, сегодня исламская республика — непоколебимый борец с терроризмом. Однако еще в 1990-е годы Тегеран установил связи с «Аль-Каедой» и с «Египетским исламским джихадом», которым тогда руководил Айман аль-Завахири, лидер «Аль-Каеды». В 2000-е годы ИРИ имела активные контакты с полевыми командирами «Талибана», хотя формально считала его главным врагом в Афганистане.

В то же время в рамках своего противостояния с США Тегеран взаимодействовал во время американской войны в Ираке с «Аль-Каедой в Ираке», родоначальницей ИГИЛ. Одиозный, ныне убитый радикал Абу Мусаб аз-Заркави после вторжения американцев в Ирак прибыл туда из Афганистана именно через Иран. И хотя после публикации документов, найденных в убежище бин Ладена, американские эксперты признали, что контакты Ирана и «Аль-Каеды» не были особенно тесными, тем не менее можно говорить о ситуативном тактическом сотрудничестве. Так, в письме 2007 года Осама бин Ладен писал, что «Иран был для „Аль-Каеды“ главной артерией», а в 2014 году ныне уничтоженный Абу Мухаммад аль-Аднани, официальный «спикер» ИГИЛ и руководитель службы зарубежных операций «халифата», заметил в послании лидеру «Аль-Каеды» аль-Завахири, что его организация выполнила просьбу воздерживаться от атак на Иран и за это «Иран неоценимо задолжал „Аль-Каеде“». 

Не исключено, что ИГИЛ на первых порах также придерживалось политики ситуативного сотрудничества, несмотря на активность иранского КСИР и аффилированных с ним отрядов ополченцев в Ираке и Сирии. Этим, по крайней мере, можно объяснить то, что значимой активности на территории Ирана «халифат» долгое время не проявлял. Да и иранское отношение к «халифату» было своеобразным и прагматичным: на первых порах Тегеран не оказывал какого-либо серьезного противодействия боевикам ИГИЛ, ограничиваясь защитой «красных линий» — важных объектов и шиитских святынь в Сирии и Ираке, а также приграничной полосы. Реальная и эффективная борьба ИГИЛ с Ираном началась относительно недавно. Иранские власти стали активно рапортовать о пресечении деятельности «халифата» в своей стране с лета 2016 года. Сам «халифат» о формировании первого «иранского батальона» объявил только в марте 2017 года. 

Почему Иран и Израиль так ненавидят друг друга?

Антиизраильская политика является одним из краеугольных камней внешнеполитической и идеологической доктрины Ирана. Сформировалась она по ряду причин. Во-первых, антиизраильская позиция Тегерана возникла как отрицание внешнеполитических подходов шахского (дореволюционного) правительства, которое имело очень хорошие связи с Тель-Авивом.

Во-вторых, Тегерану необходимо поддерживать свой образ защитника интересов мусульманской общины, а значит, активно критиковать Израиль за его действия по отношению к палестинским арабам и святым для мусульман местам.

В-третьих, Израиль воспринимается руководством Ирана как форпост США на Ближнем Востоке. В результате интенсификация антиизраильских действий Ирана зачастую совпадает с очередным обострением в ирано-американских отношениях. Наконец, для иранского руководства, которое активно отвлекает внимание населения от внутренних проблем на внешние вызовы, просто необходим образ врага, на чьи «происки» можно было бы списать собственные ошибки. 

При этом необходимо учитывать два момента. Первый: Иран враждует с государством Израиль, но никак не с еврейским народом. На территории исламской республики проживает иудейская община, а также находятся почитаемые у иудеев места, такие как, например, могилы Эсфирь и Мордехая в Хамадане. В этой связи высказывания некоторых политиков о необходимости «стереть Израиль с лица земли» следует воспринимать с поправкой.

Второй момент: в Иране всегда делают различия между идеологией и реальностью. По вышеупомянутым причинам отказаться от антиизраильской риторики руководство ИРИ не может. Однако и уничтожать Израиль оно едва ли собирается. Тегеран и его политика на Ближнем Востоке, конечно, вызов для Израиля, но далеко не экзистенциальный. Более того, после 1979 года имели место и редкие случаи взаимодействия двух государств. Так, в середине 1980-х годов Израиль был задействован в тайных поставках американского оружия в Иран, чтобы поддержать его в войне с Ираком.  

Почему Иран ссорится с Саудовской Аравией?

В отличие от предыдущего вопроса, где Иран был главным провокатором конфликта, винить в нынешней ирано-саудовской конфронтации нужно власти Саудовской Аравии, которые параноидально верят в «иранскую угрозу» стабильности Персидского залива и всего Ближнего Востока.

С одной стороны, причины этой обеспокоенности весьма объективны, Иран — сильное государство, с претензией на региональное лидерство, которое периодически теснит позиции саудитов на Ближнем Востоке. С другой стороны, саудовское руководство само создало миф о желании Тегерана любым способом стать гегемоном в регионе и само же в этот миф уверовало, видя за каждой своей внешнеполитической неудачей происки иранцев. На практике же Тегеран придерживается куда более прагматичной позиции, считая, что худой мир с арабскими соседями по Персидскому заливу все же лучше доброй ссоры.