Благотворительная организация. Очень известная, но с запутанным статусом Как работает «Российский Красный Крест» и почему к нему столько претензий

Одной из первых общественных организаций, откликнувшихся на пожар в торговом центре «Зимняя вишня» в Кемерово 26 марта (погибли 60 человек, большинство — дети), стал «Российский Красный Крест». За несколько дней ей перечислили более 100 миллионов рублей — при этом представители РКК затруднялись объяснить, куда конкретно пойдут эти деньги, а другие благотворители отмечали, что организация и раньше не отчитывалась о тратах. Еще через две недели стало известно, что к «Российскому Красному Кресту» есть претензии и со стороны государства. «Медуза» разобралась, как устроена организация и на что тратит деньги.

У «Красного Креста» запутанная оргструктура. «Российский Красный Крест» не подчиняется международному

В 1859 году швейцарский писатель и журналист Анри Дюнан стал свидетелем крупнейшего сражения Австро-итало-французской войны — битвы при Сольферино, в которой пострадали около 40 тысяч человек. Увиденное его потрясло, и Дюнану захотелось найти способ уменьшить страдания участников войн. Через четыре года при его участии был создан Международный комитет помощи раненым, который теперь официально называется Международный комитет Красного Креста (МККК). Еще через год представители 12 европейских стран приняли первую Женевскую конвенцию об улучшении участи раненых и больных солдат на войне. По итогам конвенции в каждой стране возникли свои комитеты по оказанию помощи жертвам вооруженных конфликтов, эмблемой которых стал красный крест. Россия присоединилась к конвенции в 1867 году; тогда же была основана организация, которая теперь называется «Российский Красный Крест». 

Сегодня «Красный Крест» называет себя крупнейшим гуманитарным объединением в мире. При этом его структура довольно запутанна. Представители «Красного Креста» (официально — «Красный Крест и Красный Полумесяц») подчеркивают, что это прежде всего «движение», а не единая организация.

У МККК есть свои представительства более чем в 180 странах и регионах. У комитета особый статус: организация не платит налоги, обладает неприкосновенностью помещений и документов, имеет иммунитет от судебного вмешательства; среди декларируемых ею принципов — беспристрастность, независимость и политическая нейтральность.

Основной профиль деятельности МККК — помощь пострадавшим в войнах. Медики «Красного Креста» помогают беженцам, раненым и местным врачам (например, в Сирии), доставляют гуманитарную помощь. Кроме того, организация борется за права женщин и против сексуального насилия, помогает людям с инвалидностью и заключенным; у МККК множество гуманитарных программ.

Национальные общества «Красного Креста», включая «Российский Красный Крест», формально МККК никак не подчиняются — и объединяются в международную федерацию обществ «Красного Креста». «Мы в МККК не управляем ни федерацией, ни национальными обществами, — рассказывает „Медузе“ пресс-секретарь МККК в Европе и Центральной Азии Элоди Шиндлер. — Но мы можем с ними так или иначе взаимодействовать. С некоторыми у нас есть партнерские проекты — в Сирии, в Нигерии, в Конго. Некоторые местные организации собирают деньги на проекты МККК. Иногда мы тренируем работников национальных „Красных Крестов“».

Галина Бальзамова, отвечающая за коммуникации МККК в России, Белоруссии и Молдавии, называет взаимодействие между МККК и «Российским Красным Крестом» «сотрудничеством между независимыми организациями, у которых есть совместные проекты». В качестве примеров она приводит сотрудничество МККК с отделениями РККК в Краснодаре и Адыгее: «Мы предоставляем пайки с необходимыми продуктами украинцам, которые вынуждены были покинуть свои дома в связи с кризисом на Украине».

«Конечно, мы бы хотели, чтобы у всех национальных организаций была безупречная репутация. Но мы независимы друг от друга — и не можем предотвратить какие-то эксцессы внутри движения, — рассказывает Шиндлер. — Существует возможность исключить национальную организацию из движения, но я не очень понимаю, как это делается технически и происходило ли это когда-либо. У нас были случаи, когда у национальных обществ были какие-то проблемы с работой, с менеджментом, с репутацией — в Бразилии, например, или в Уганде. И для нас это проблема, потому что нас, МККК, путают с ними». Забил Алекперов, глава группы реагирования на бедствия «Российского Красного Креста» в Москве и области, добавляет: единственный случай, когда МККК может напрямую влиять на деятельность национальных обществ, — это если они нарушают «основополагающие принципы деятельности движения».

В ответ на запрос «Медузы» в федерации сообщили, что каждое национальное общество «Красного Креста» является независимым, но все они должны придерживаться основных принципов «Красного Креста», а также принципов федерации, в которые, в частности, входит ответственная трата полученных организацией средств. Федерация регулярно проводит аудит национальных сообществ и получает от них ежегодные финансовые отчеты; управляющий совет федерации может налагать санкции на национальные сообщества, нарушающие стандарты. К «Российскому Красному Кресту» у федерации никаких претензий нет.

У «Российского Красного Креста» сложный правовой статус. И необычная отчетность

«Российскому Красному Кресту» в прошлом году исполнилось 150 лет. Названия организации много раз менялись, но работа ее никогда не прерывалась. Как объясняет председатель «Российского Красного Креста» Раиса Лукутцова, в советское время организация была «независимой от государства», но пользовалась его финансовой поддержкой.

«Красный Крест» помогал голодающим Поволжья, курировал «Службу здоровья юных пионеров» (именно на деньги «Красного Креста» под Гурзуфом был открыт оздоровительный лагерь «Артек»), создавал кружки первой помощи, во время Второй мировой войны подготовил сотни тысяч медсестер и санитаров. Как указано на сайте организации, в 1960-х она создавала службу сестер милосердия, ухаживающих за одинокими стариками; в 1986-м — помогала ликвидировать последствия аварии на Чернобыльской АЭС.

После распада СССР советский «Красный Крест» стал российским. Располагается организация в том же здании, куда въехала еще в 1960-х. Пост председателя «Российского Красного Креста» последние 12 лет занимает Раиса Лукутцова, которая начала работать в брянском филиале организации еще в 1970-х.

Краснокирпичное пятиэтажное здание в Черемушкинском проезде раньше принадлежало РКК целиком. Сейчас организация занимает в нем только три этажа и подвальные помещения, а остальное сдает в аренду. Именно эта «коммерческая деятельность», по словам директора финансового департамента РКК Аллы Симакиной, приносит «Российскому Красному Кресту» до 85% дохода (оставшиеся 15% — пожертвования). Никаких льгот от государства благотворители не получают — как рассказывает Симакина, РКК платит и за аренду земли (около 3 миллионов рублей в год), и налог на имущество в полном объеме (1,5 миллиона рублей).

У «Российского Красного Креста» непростой правовой статус. Как рассказывают сразу несколько человек, работающих в организации, документ, регулирующий его деятельность, — президентский указ Бориса Ельцина от 1996 года с двумя опечатками в датах. В документе сообщается лишь, что РКК необходимо оказывать господдержку, а региональным властям — оказывать содействие местным организациям «Красного Креста». Закона, регулирующего деятельность РКК, нет, поэтому, как объясняет директор правового департамента организации Андрей Егоров, они ориентируются на общие правила — Гражданский кодекс, законы о благотворительной деятельности и общественных объединениях.

По словам Забила Алекперова, отчетность у РКК нестандартная — во всяком случае, когда речь идет о больших сборах средств у населения. В таких случаях, рассказывает сотрудник РКК, организация «начинает отчитываться, во-первых, специально созданной комиссии, во-вторых, Министерству юстиции, в-третьих, Министерству финансов и, в-четвертых, профильному министерству, в рамках которого происходит эта помощь, — это может быть Минздрав, МЧС и так далее».

«Плюс — глава „Красного Креста“ отчитывается лично президенту, — добавляет Алекперов. — По крайней мере, я за последние 20 лет не могу вспомнить ни одного крупного ЧС, в котором принимал участие „Красный Крест“, чтобы этого не было. Это не то чтобы традиция, но так происходит». Раиса Лукутцова подтверждает: у РКК есть обязанность отчитываться перед Минюстом, как и у всех общественных организаций, — а после наводнения в Крымске она отчитывалась о расходовании собранных «Красным Крестом» средств перед Владимиром Путиным. Краснодарское отделение РКК тогда проверяли Счетная палата, контрольно-ревизионное управление администрации президента и правоохранительные органы.

В РКК региональные отделения автономны от Москвы — и иногда их возглавляют странные люди

Председателя РКК избирают открытым голосованием на съезде организации на пять лет, но роль центральной власти в «Российском Красном Кресте» невелика. По данным Лукутцовой, у РКК более 78 отделений по всей стране; у всех — самостоятельные юридические лица и право на принятие решений в рамках устава, хоть они и отчитываются перед центральным аппаратом РКК. В свою очередь, центральная ревизионная комиссия РКК может проводить проверки отделений. «Каждое отделение, по сути, объединение добровольцев, — объясняет Алекперов. — Собираются люди и говорят: мы хотим, например, помогать бедным. Они пишут заявление в центральный аппарат о том, что хотят помогать людям в рамках программ „Красного Креста“. Если в том регионе, где они находятся, например в городе Ижевске, отделения „Красного Креста“ нет, то эти люди становятся ижевским отделением „Красного Креста“. Конечно, я сильно упрощаю».

По словам Алекперова, у каждого отделения «Российского Красного Креста» — свой профиль в диапазоне от борьбы с туберкулезом до помощи бездомным. В случае чрезвычайной ситуации в регионе представители организации действуют по инструкции и обращаются в местное отделение МЧС с запросом, не нужно ли оказать помощь. Примерно это, рассказывает Алекперов, случилось и в Кемерово. «Как только произошла катастрофа, жители города, обычные люди, стали обращаться в местное кемеровское отделение с вопросом, чем они могут помочь. Как только это начало происходить, кемеровское отделение связалось с центральным аппаратом, и было вывешено объявление о сборе средств в кемеровское отделение „Российского Красного Креста“, — рассказывает он. — Для сотрудников „Красного Креста“ запрос от населения имеет решающее значение, согласовательные действия с местной администрацией имеют только рекомендательный характер».

«Региональные организации „Российского Красного Креста“ очень разные, — рассказывает бывший сотрудник одной из таких организаций, попросивший не называть своего имени. — Есть, например, московский городской „Красный Крест“ — неплохие ребята. А есть, скажем, свердловское региональное отделение. Его возглавляет бывший депутат областной думы, господин Вершинин. Единственная цель его пребывания в „Красном Кресте“ — создать агитационную сетку для возможных будущих выборов куда-нибудь в заксобрание. Соответственно, он прикармливает вокруг себя определенное количество пенсионеров. Помню объявление, висевшее на дверях свердловского регионального отделения „Российского Красного Креста“: мол, кто не был на первомайской демонстрации, гуманитарную помощь за май не получит» (об этой ситуации также писал «Коммерсант»). Впрочем, собеседник «Медузы» вспоминает и положительные достижения свердловского отделения: например, создание Центра неотложных гуманитарных операций «Красного Креста», помогавшего погорельцам.

С московским городским отделением «Российского Красного Креста» тоже все непросто. «Если вы хотите посмотреть, чем занимается „Красный Крест“ в Москве, нужно прежде всего смотреть организации в Юго-Восточном и Северо-Восточном административных округах. Эти отделения работают, — поясняет Алекперов. — Московское городское отделение „Красного Креста“ возглавляет Игорь Трунов, фигура достаточно одиозная. На мой взгляд, по факту оно является нефункциональным, его деятельность сводится к новогодним вечеринкам и странным идеям вроде патрулирования московского метро, не обеспеченных почти ничем, кроме информационного освещения».

Игорь Трунов — адвокат, который с начала 2000-х регулярно защищал пострадавших в терактах и авиакатастрофах (например, пострадавших после теракта на мюзикле «Норд-Ост» в 2002-м и родственников погибших при взрыве в аэропорту Домодедово в 2011-м); кроме того, он является великим приором ордена тамплиеров в России. В сентябре 2016 года адвокатская палата Московской области лишила Трунова адвокатского статуса, однако Лефортовский суд признал это решение незаконным и восстановил статус. В рамках своей деятельности в московском отделении «Красного Креста» Трунов действительно устраивал банкет в Академии наук, на котором вручали награды «выдающимся деятелям культуры, науки, бизнеса и политики с Большой Общемировой Буквы»; в частности — представителям европейских масонских организаций.

«Медузе» Трунов сообщил, что устраивал мероприятие на «личные средства»: «Это не был банкет „Красного Креста“». По его словам, главная проблема московского отделения организации — в полном отказе городских властей от сотрудничества. «Нас обложили со всех сторон, — утверждает он. — Нам не дают возможности работать, у нас отняли все помещения, нас не допускают на прием ни к одному чиновнику, нас отодвинули отовсюду».

В других интервью Трунов говорил, что московский «Красный Крест» «умер». По его словам, сейчас отделение ютится в частном помещении, принадлежащем самому Трунову: организация просто не в состоянии платить за аренду. «У нас никто в московском „Красном Кресте“ не получает зарплату, — говорит юрист. — Нам жертвуют в год порядка полутора-двух миллионов рублей, 30% мы отдаем в федеральную организацию (там, может, что-то и платят), а остальное расходуем на те или иные программы».

По словам Трунова, жертвователями всегда являются коммерческие структуры — «от населения мы никогда не получали никаких денег». В пример он приводит операции по оказанию гуманитарной помощи Донецку и Луганску, куда московский «Красный Крест» в конце 2014 года отправлял продукты, медикаменты и врачей — деньги на это, по его словам, давала корпорация «Макфа». Основал «Макфу» Михаил Юревич, который в 2010–2014 годах был губернатором Челябинской области, а с марта 2017 года является фигурантом уголовного дела о взятке в особо крупном размере. Юревич, интересы которого Трунов в 2016 году представлял в Верховном суде, до сих пор является председателем попечительского совета московского «Красного Креста».

К трате средств, собранных РКК для помощи пострадавшим в Крымске, много претензий. Но в организации говорят, что все чисто

У «Российского Красного Креста» много гуманитарных программ, — правда, на своем сайте организация рассказывает о них не очень подробно. Значительная часть страниц в разделе «Что мы делаем» на сайте РКК не заполнена; на страницах «Уход за больными» и «Психосоциальная помощь» указано, что они находятся «в разработке». Похожим образом обстоит ситуация и с финансовыми отчетами организации — на сайте РКК выложены документы только за 2014–2016 годы; каждый — длиной в одну страницу. Если верить самому свежему из них, в 2015 году на счета организации поступило 147 миллионов рублей, а в 2016-м — 126 миллионов.

Как рассказывает Забил Алекперов, Женевская конвенция предполагает, что каждое государство, подписавшее документ, ежегодно перечисляет в международный фонд «Красного Креста» определенную сумму — в случае России это около 10 миллионов долларов. «„Российский Красный Крест“ получает оттуда деньги, если у нас происходит какое-то крупное бедствие, в котором не хватает государственной помощи, сборов, пожертвований», — рассказывает Алекперов.

При этом «Российский Красный Крест» нередко собирает крупные суммы денег с населения именно в случае крупных бедствий. Самый известный пример такого рода — наводнение в Крымске, произошедшее летом 2012 года. Когда кемеровское отделение «Российского Красного Креста» объявило сбор денег на помощь пострадавшим после пожара в «Зимней вишне», многие российские благотворители заявили, что не могут доверять РКК после истории со сбором средств на Крымск.

Одним из людей, опубликовавших такой пост, был Владимир Берхин — президент фонда «Предание» и эксперт по благотворительности. По его словам, собрав почти миллиард рублей с населения, РКК пообещал отчитаться о том, на что они потрачены, — и в итоге опубликовал «какой-то краткий, очень обобщенный, нечеткий отчет». «И больше не было ничего. И их рассказы о своих затратах выглядят откровенными отговорками, — утверждает Берхин. — При этом их помощи реальной никто из волонтеров, работающих в Крымске, не видел. Я не исключаю, что действительно она была как-то оказана, так, что никто не заметил. В общем, это пятно на репутации, и они никак не работают над тем, чтобы это пятно смыть».

Забил Алекперов отвергает эти претензии. По его словам, 919 миллионов рублей, собранных на помощь пострадавшим в Крымске, были распределены на адресные финансовые переводы и на покупку медицинского оборудования для местных больниц. «Насколько я помню, именных получателей благотворительной помощи там больше 15 тысяч человек. Это была отдельная большая проблема, потому что тогда „пакета Яровой“ еще не было, закон о хранении персональных данных отдельно еще не был сформирован, и финансовую передачу гуманитарной помощи обсуждали конкретно с ФСБ. Совместно с ними было принято решение, что вся финансовая помощь будет перечисляться по паспортным данным; по сути была использована система „Почты России“, когда приходит денежный перевод, человек заполняет данные и расписывается. ФСБ проверяло каждую копейку».

Финансовый директор РКК Симакина подтверждает этот рассказ. «У всех пострадавших были открыты счета, и всем перечислялись деньги только на счета. Это была колоссальная работа, если учесть, что в нашем краснодарском отделении работает всего три человека, — рассказывает она. — Поэтому мне все время приходилось туда мотаться, помогать — нужно было охватить весь этот колоссальный объем. И там еще трудности: кто-то умирал, кто-то уезжал, списки менялись». «Мне очень обидно, когда я читаю [претензии], — просто люди, которые, наверное, не находят добрых тем, стараются пропиариться на человеческом горе, — добавляет Лукутцова. — Мне говорят: „Вот, на вас черное пятно, кто-то там что-то написал“. Понимаете, спорить со всеми журналистами не только неприятно — очень обидно».

Житель Крымска Александр Хайтиди, развозивший помощь пострадавшим после наводнения, в разговоре с «Медузой» вспомнил, что на плитах, стиральных машинах, упаковках с медикаментами и других грузах, которые он развозил пострадавшим, стояла маркировка «Красного Креста». «Возили по домам и под роспись отдавали, — рассказывает он. — Все по спискам администрации. Можете зайти по домам — и там стоит эта техника».

По словам Алекперова, отчет по Крымску трижды сдавался в Министерство юстиции и президентской комиссии, дважды — лично Владимиру Путину. И это не считая четырех проверок ФСБ. «Вопросы, которые были к опубликованному отчету, упирались в решение по детализации, — объясняет он. — Там было написано: мы распределили деньги 15 тысячам человек. Естественно, подобная детализация людей не устроила, но это было очень сильно раздуто теми, кому важнее было поднять шум, чем пытаться разобраться. Физически при таком количестве и качестве отчетности, при том, сколько времени ушло на проверку „Красного Креста“, не было возможно увести ничего».

При этом не вся помощь «Красного Креста» дошла до адресатов. Как сообщала «Российская газета», часть бытовой техники, предназначавшейся для пострадавших, несколько лет пролежала на складах в селе неподалеку от Крымска. Выдавать ее начали только в 2016 году; представители местного Следственного комитета обвиняли местных чиновников в том, что они выдавали технику «гражданам и организациям, которым она не предназначалась», и возбудили по этому поводу уголовное дело. «Российская газета» также сообщала, что «Красный Крест» прекратил поставки бытовой техники в 2013 году «в связи с лимитом финансовых возможностей»; местные активисты рассказывали, что со списками тех, кому предназначалась помощь, было много путаницы.

Алекперов сообщил «Медузе», что сейчас на сайте «Красного Креста» отчета по Крымску нет из-за хакерской атаки, произошедшей год назад, и посоветовал обратиться за ним в Минюст. В ответе министерства говорится, что последняя плановая проверка РКК проводилась в мае 2012 года — еще до катастрофы, а «отчеты о продолжении деятельности организацией представляются в Минюст России в установленные законом сроки, однако не содержат информацию по поставленному вопросу». При этом на сайте РКК отчет по Крымску в итоге нашелся — однако в нем, например, не всегда указаны конкретные суммы, потраченные на покупку оборудования для школ, больниц и культурных учреждений.

Крымск не единственный случай, когда к «Красному Кресту» возникали вопросы. Например, в 2004 году после теракта в Беслане организация собрала на свои счета 170 миллионов рублей для пострадавших (рекорд РКК на тот момент). То, как были потрачены эти средства, не понравилось Федеральной налоговой службе: ведомство посчитало незаконным то, что РКК хранил деньги на депозитных счетах, и потребовало заплатить с них налоги. Еще одна претензия ФНС заключалась в том, что РКК не израсходовал по целевому назначению часть собранных денег. Организация успешно оспаривала некоторые претензии налоговиков: так, в 2007 году суд признал неубедительными аргументы ФНС о нецелевом использовании 15 миллионов рублей в 2005 году.

После пожара в Кемерово «Красный Крест» собрал 130 миллионов рублей. И обещает за них отчитаться

После пожара в «Зимней вишне» именно кемеровское отделение «Российского Красного Креста» первой из всех благотворительных организаций объявило о сборе средств для пострадавших; к 11 апреля на счет поступило около 130 миллионов рублей. Через сутки после пожара Татьяна Кленицкая сообщила «Медузе», что РКК не знает, на что именно пойдут собранные средства, но обычно в таких случаях организация помогает закупать лекарства и оборудование. «Если эти деньги не понадобятся, возможно, они пойдут на помощь в других [чрезвычайных] ситуациях», — добавила Кленицкая. Она разговаривала с «Медузой» как сотрудница РКК, однако впоследствии выяснилось, что с июня 2017 года она в организации не работает.

Некоторые благотворители инициативу РКК активно критиковали. Например, президент благотворительного фонда «Предание» Владимир Берхин писал в фейсбуке, что не понимает, зачем нужно собирать деньги на пострадавших в Кемерово, когда «семьям будет выплачено по миллиону рублей из федерального и регионального бюджета». Соучредитель благотворительного фонда «Нужна помощь» Митя Алешковский заявил в эфире радиостанции «Эхо Москвы»: «Они [„Российский Красный Крест“] сейчас будут сидеть и судорожно думать: „А куда бы нам эти 130 миллионов потратить?“ Я вам скажу, что они сделают. Они придумают какую-нибудь программу с правительством Кемеровской области, которая будет на хрен никому не нужна. Они будут отправлять детей или родителей в никому не нужные пансионаты, покупать им какие-нибудь футболочки, бейсболочки, шарики, фигарики». Президент Центра проблем аутизма Екатерина Мень считает, что деньги никуда сдавать не надо, «пока не будет официально объявлено профессиональным региональным фондом, на что и как будут делать сборы».

Как объясняют сотрудники РКК, в ситуациях вроде пожара в «Зимней вишне» региональное отделение «Красного Креста» пишет программу о расходовании средств, а президиум РКК должен ее согласовать. Это произошло 17 апреля; программа опубликована на сайте РКК. В документе указано, что она будет действовать до февраля 2019 года и затронет две целевые группы: членов семей погибших и тех, кто пострадал при пожаре — «согласно официальным спискам, предоставленным администрацией Кемеровской области». По словам Лукутцовой, речь идет об «адресной помощи» и реабилитации жертв и их родственников — не только медицинской, но и психосоциальной.

«Вот вам история. У дедушки, ветерана Великой Отечественной войны, которому 90 лет, в „Зимней вишне“ погиб кто-то из детей. И дедушка остался без помощи, — рассказывает председатель РКК. — Со стороны социальной службы к нему приходят социальные работники, которые оказывают ему помощь, но этой помощи недостаточно. И сейчас рабочая группа Общественной палаты обратилась в наше отделение с просьбой оказать этому дедушке круглосуточную помощь — чтобы приходили две сиделки, в дневные часы и в ночные часы». Кроме того, детям из пострадавших семей обеспечат поездку в «Артек» (путевки выделило государство, а «Красный Крест» оплатит транспорт и предоставит сопровождение). Отчеты по исполнению программы, по словам Лукутцовой, будут ежемесячными и максимально подробными.

Новый законопроект предлагает сделать РКК государственным. Тогда он перестанет быть частью международного «Красного Креста»

9 апреля стало известно, что профильные министерства дорабатывают законопроект, подготовленный несколько лет назад, по которому «Российский Красный Крест» станет подконтрольной государству организацией. «РКК оказался неэффективной общественной организацией, — рассказал „Коммерсанту“ Сергей Калашников, бывший депутат Госдумы, а ныне член Совета Федерации. — Возникла необходимость более жесткого государственного регулирования».

Лукутцову слова Калашникова возмутили. «Я с ним категорически не согласна. Наверное, надо немножечко господину Калашникову прочитать историю, те события, те чрезвычайные ситуации, в которых участвовал „Российский Красный Крест“, — размышляет она. — Говорить „непродуктивна“, „непозитивна“ — это не делает чести экс-депутату Калашникову. Я считаю, что государственные люди должны рассуждать по-государственному».

Собеседники «Медузы», связанные с «Красным Крестом», признают необходимость отдельного закона о деятельности организации — однако указывают, что одним из принципов движения является его независимость от государственных органов. По словам Алекперова, если бы законопроект был принят в прежнем виде, РКК бы вышел из международных структур «Красного Креста» — «и Россия бы стала единственной страной — подписантом Женевской конвенции, на территории которой „Красный Крест“ не был бы представлен вообще».

«Зачем это нужно? Мое оценочное мнение — что это попытка структурировать все крупные организации в России под одним началом, — рассуждает Алекперов. — „Российский Красный Крест“ — это несколько десятков тысяч человек, которые задействованы в гуманитарной деятельности по всей стране, но при этом государству никак не подчиняются. Государство давно стремится к тому, чтобы как-то структурировать эту работу. А мы давно говорим, что и нам, и государству нужен общий регламентирующий документ». По его словам, сложная оргструктура «Красного Креста» создает большие препятствия для благотворительной деятельности: «В каждом регионе нам приходится согласовывать свою деятельность, подписывать отдельные договоры с каждым конкретным региональным отделением МЧС — представляете, какой это объем работы?» Алекперов уверен, что «попытка найти ту законодательную форму, которая была бы удобна всем, — это абсолютно нормально».

Директор правового департамента РКК Андрей Егоров считает новый законопроект «временным явлением». «Это какая-то ошибка тех или иных чиновников Министерства здравоохранения. Они исходят из того, что надо „Российский Красный Крест“, ну, не перевести на государственные рельсы, а сделать наподобие ДОСААФа, общественно-государственным. Вокруг этого построены все положения закона», — объясняет он, подтверждая, что такая структура противоречит уставу международного движения «Красного Креста» и будет означать исключение РКК из федерации.