«Он въедался, вгрызался в жизнь, залезал в ее подкорку» Виталий Манский — памяти режиссера Александра Расторгуева
30 июля в Центральноафриканской республике был убит режиссер-документалист Александр Расторгуев. С ним погибли журналист Орхан Джемаль и оператор Кирилл Радченко: вместе они снимали фильм про российских солдат-наемников из ЧВК Вагнера. Расторгуев работал над документальными проектами «Срок» и «Лента.doc», снимал фильмы о жизни в российской провинции — от Ростова до Норильска, — о солдатах в Чечне и бойцах Донбасса; получил ряд премий российских и международных фестивалей за неигровое кино. Картины Расторгуева неоднократно показывали на международном фестивале авторского кино «Артдокфест». Президент фестиваля Виталий Манский, который лично много работал с Расторгуевым как сценарист и продюсер, по просьбе «Медузы» вспоминает, каким тот был режиссером и человеком.
Когда несколько лет назад я переехал в Ригу, мои встречи с ним стали нечастыми. Последний раз он приезжал в Ригу на «Артдокфест» в 2017 году. Мы, естественно, в этот момент с ним общались, обсуждали новую картину, которую он снимал уже для «Артдокфеста» 2018-го. Но я бы хотел рассказать о том периоде, когда нас действительно связывала ежедневная, может быть, даже ежеминутная совместная работа. Я был продюсером четырех, или пяти, или даже шести его фильмов — сейчас точно не скажу. Много времени мы провели с ним, когда формулировали, потом запускали, потом корректировали в процессе съемок картину «Дикий, дикий пляж. Жар нежных» — мне кажется, вообще самую выдающуюся картину о российском бытии вот этого [момента] перехода из XX в XXI век.
Картина «Дикий, дикий пляж. Жар нежных» длилась пять часов сорок минут, потом мы ее сократили до трех и сделали 90-минутную версию. Нужно смотреть, конечно, большую версию. Там собраны эпические истории приезжающих на отдых людей. Одна из них — о семье молодоженов и родителях мужа. Там по ходу выясняется, что девочка была проституткой, которую заказал парень, а потом у них возникли чувства, родители обо всем этом знают, но он привел ее в семью. Это одна из тысяч историй этого фильма.
Собственно, вот история возникновения «Дикого пляжа». В 2002 году я снимал вместе Павлом Костомаровым «Бродвей Черное море». Когда картина была завершена, я почувствовал, что мы, отчасти в силу технологии киношной, архаичной, не смогли пробраться в эту жизнь. А Саша приезжал ко мне, пока снимался фильм. И тогда я Сашу уговорил, и влюбил его в это пространство, в своих героев, передал ему некоторых из них, поселил его на три месяца на пляже, приезжал туда, мы там ругались, спорили, посылали друг друга куда подальше, и вот так родилось абсолютно выдающееся произведение.
Как я с ним работал, не знаю. Я тысячи раз посылал его ко всем матерям, которых только мог вспомнить, но как-то удалось нам с ним сделать что-то.
Сейчас я с вами разговариваю, у меня перед глазами «Дождь», и идет такая строка, что Орхан Джемаль, Александр Расторгуев и Кирилл Радченко погибли. А я не то чтобы хочу кого-то выделить или переместить акценты: все три смерти — это огромная трагедия. Но я, к сожалению, понимаю, что общество не осознает уровень и масштаб личности Александра Расторгуева. Потому что он языком документального кино создавал такие художественные произведения, которые когда-то, когда еще не было кинематографа, делались великими русскими писателями — Толстым, Гоголем, — описывавшими русское бытие, со всем его величием и грязью, чистотой и какой-то скудостью, широтой и узостью, во всем огромном диапазоне российского противоречия.
При всем желании я не могу назвать какого-либо автора, работавшего в 1990-е и 2000-е годы, будь то писатель, живописец или кто угодно, который может сравниться с уровнем повествования, который явил Расторгуев в своих картинах «Дикий, дикий пляж», «Мамочки», «Чистый четверг».
«Чистый четверг» — это абсолютно выдающееся произведение. Он создавался еще когда я был руководителем на ВГТРК, на том канале, где сегодня [работают телеведущие Владимир] Соловьев с [Дмитрием] Киселевым. Картина, спродюсированная каналом «Россия», тогда РТР, никогда не была на этом канале показана. Фильм вообще о бане. В Чечне, в зоне военных действий, на полустанке стоит вагон-баня, где солдаты моются, и там же сжигают гимнастерки убитых солдат. Помню, когда [режиссер] Александр Сокуров увидел этот фильм, он разразился проникновенной речью, которая действительно соответствовала уровню этого фильма: там было осмысление бренности человеческой жизни, преступления, трагедии вот этих вот парней.
Расторгуев был выдающийся художник. Хотя бы смерть, черт возьми, должна людей встряхнуть и заставить посмотреть эти его эпосы. Мы на сайте «Артдокфеста» устроили ретроспективу десяти его картин. Посмотрите эти фильмы, поймите, в каком времени мы живем, какой человек пытался к вам всей своей жизнью простучаться, прорваться — и его не пустили. Общество и выдавило его в пространство публицистики — скорого эффекта, на который он работал в последние годы. Понятно, что это было нужное кино, все эти проекты: «Лента.doc», «Срок», и то, что он делал на «Радио „Свобода“».
Интересно, что его когда-то уволили с ГТРК «Дон-ТР» за то, что он поехал в Чечню снимать фильм «Чистый четверг», а со свободной радиостанции «Радио „Свобода“» его уволили за то, что он тоже куда-то не туда поехал. Он был больше, чем все казенные образования, какой бы приписки они ни были, будь то региональная контора ВГТРК в Ростове-на-Дону или американский филиал в Москве. Он был шире и больше всего этого.
Он въедался, вгрызался в жизнь, залезал в ее подкорку — и там он дышал. Он мог существовать только в этом пространстве — это совершенно уникальное, неповторимое свойство.
Мы, конечно, покажем на новом «Артдокфесте» тот фильм, который Саша спродюсировал, еще когда работал на «Свободе», — «Белая мама». Это фильм о белой женщине, которая удочеряет черную девочку и становится для нее белой мамой. Его сняла Зося Родкевич.
«Артдокфест» вообще был создан для таких людей, как Расторгуев, — просто их нет. Он был один — и остальные. Я никогда не мог сказать ему это в глаза, я всегда знал это и чувствовал, но я знал, какой он сукин сын, поэтому я в глаза ему это не говорил. А сейчас говорю, потому что это абсолютная правда.