Опасно, когда топор над ребенком висит Начался суд по делу родителей девочки, оставивших ее в клинике на всю жизнь, — оказалось, что никто не знает, где их искать

28 января в Пресненском районном суде Москвы прошло первое заседание по делу об ограничении прав Юрия Зинкина и Татьяны Максимовой — родителей пятилетней московской девочки С., которая никогда не покидала перинатальный медицинский центр «Мать и дитя». Годами ее отец оплачивал палату стоимостью около миллиона рублей в месяц, потому что мать была убеждена, что ребенок неизлечимо болен. Сотрудники клиники считали иначе: в марте 2019 года они попросили Зинкина и Максимову забрать дочь, так как в лечении она не нуждалась. Родители отказались. В сентябре суд обязал родителей забрать С. домой. Тогда Зинкин и Максимова стали скрываться от судебных приставов. Найти их не могут и органы опеки и попечительства, обратившиеся в декабре в Пресненский суд. Спецкор «Медузы» Кристина Сафонова внимательно выслушала странные диалоги, которые на первом заседании вели между собой адвокаты родителей, опека и судья по этому делу.

Заседание в Пресненском районном суде по делу об ограничении прав родителей, чья пятилетняя дочь с рождения живет в клинике «Мать и дитя», начинается с перебранки. Приставы требуют от журналистов, которым не хватило место на скамьях, покинуть зал — это ради обеспечения безопасности, поясняют они. Журналисты доказывают, что имеют право работать стоя. 

В это время Нина Савиных — адвокат Юрия Зинкина, отца девочки С. — заявляет отвод судье Наталье Каржавиной. По словам адвоката, судья Каржавина заинтересована в исходе дела, поскольку 14 января во время закрытой беседы по делу не рассмотрела несколько ходатайств и заявлений с ее стороны. Судья, выслушав со скучающим видом доводы сторон, решает в собственном отводе отказать, а стоящим журналистам позволить остаться в зале.

Адвокаты родителей С. выступают еще с несколькими ходатайствами: открыть заседание для прессы (несмотря на протесты опеки, эту просьбу суд удовлетворил) и передать дело в Савеловский районный суд (в этом им отказали). Больше всего вопросов у участников процесса вызвала просьба Ольги Лукмановой, адвоката матери ребенка Татьяны Максимовой, перенести заседание из-за болезни последней.

 — Когда [Татьяна Максимова] сможет участвовать? — интересуется судья. 

— Через три недели, — сообщает Лукманова и в доказательство представляет справку от лечащего врача Максимовой.

* * *

После этого судья Каржавина объявляет 20-минутный перерыв. Он затягивается на 45 минут, за которые она успевает рассмотреть еще несколько дел. Возобновив заседание, судья интересуется мнением истца о переносе заседания. Представительница отдела опеки по району Арбат оставляет решение на усмотрение суда, но просит учитывать, что ребенок почти шесть лет находится в больнице. «Другие дети [трое сыновей Максимовой и Зинкина] при всех тех же обстоятельствах, которые есть в семье, живут в домашних условиях, — говорит она. — Конечно, печальную историю, которая происходит сейчас со здоровьем мамы, нужно учитывать. Но пока мы не видим посылов с ее стороны. Надо учитывать, что у нас два родителя несут равную обязанность в отношении ребенка. Никаких действий [не предпринимается], чтобы ребенка взяли в семью».

Екатерина Ларина, сотрудница перинатального медцентра «Мать и дитя», где живет С., обращает внимание суда на документ, приложенный к ходатайству. Из него следует, что Максимова была госпитализирована в стационар всего на один день для проведения терапии, которая ей необходима по состоянию здоровья. «Лечение она перенесла удовлетворительно, осложнений не отмечено и в дальнейшем стационарном лечении не нуждается, в связи с чем 24 января была выписана», — зачитывает Ларина. 

Она отмечает, что клиника и родители девочки С. судятся не впервые. В марте представители ПМЦ «Мать и дитя» подали иск в Черемушкинский районный суд к Зинкину и Максимовой с требованием забрать ребенка. Спустя неделю, суд вернул заявление истцу, не рассмотрев его. В мае уже Зинкин подал иск к клинике и Максимовой — в заявлении говорилось, что «Мать и дитя», вместо того, чтобы оказывать услуги девочки С. и ее матери, незаконно обогащалась за его счет. Суд ему отказал. Только в сентябре Гагаринский районный суд частично удовлетворил иск клиники и обязал родителей забрать С. из стационара домой. По словам Лариной, все это время суды откладывали рассмотрение дела из-за болезни Максимовой, но ни на одном заседании ни она, ни ее муж не появились. «В данной ситуации имеет место злоупотребление правом», — констатирует Ларина. 

«Помимо этого, сейчас возбуждены исполнительные производства, — продолжает она. — Нам, как взыскателю, от Федеральной службы судебных приставов была предоставлена информация, касающаяся того, что родители объявлены в розыск приставами. И на заявление Лукмановой о том, что мать находится на стационарном лечении, был получен ответ от ФССП, что на стационарном лечении она не была и не находится».

Адвокат Лукманова вновь повторяет, что правомерность отсутствия Максимовой на заседании подтверждается справкой. По ее словам, пристав мог не застать мать девочки дома, потому что та была на работе. «Самая занятая, видимо», — тихо говорит сидящая рядом с журналистами представительница опеки своим коллегам. Адвокат Нина Савиных утверждает, что такие ответы судебных приставов — это злоупотребление правом. К злоупотреблению, по ее мнению, относится и то, что представительница «Мать и дитя» Ларина упоминает о прошлых судах.

Представитель прокуратуры просит суд удовлетворить ходатайство ответчиков: если решение будет принято в отсутствии Максимовой, в апелляции появятся основания для его отмены, объясняет она. Судья Каржавина не возражает, но перед назначением новой даты заседания предлагает заслушать объяснения сторон. Это необходимо, считает она, так как во время беседы, которая прошла в закрытом режиме 14 января, у адвокатов родителей было много претензий к поданному иску.

«Я заявляю о возражении на действия председательствующего [судьи]», — снова возмущается адвокат Савиных. Она объясняет, что было подано ходатайство о переносе судебного разбирательства, и суд должен решить его немедленно: «Суд продолжает упорно обосновывать, что мы должны дать пояснения. Мы не должны давать пояснения, поскольку у нас ответчица Максимова желает участвовать в судебном разбирательстве». 

— Скажите, пожалуйста, Максимова вообще придет на заседание или не придет? Она же нигде не была, — как будто не замечая напора адвоката, спрашивает судья. 

— Так она и не знает, что судопроизводство началось. Ее не уведомляли, — заявляет в ответ адвокат Лукманова. 

* * *

Выясняется, что связаться с родителями девочки С. не удалось ни опеке, ни суду. По словам судьи Каржавиной, Зинкину и Максимовой были отправлены повестки на два адреса — по месту регистрации и фактического проживания. Они не были доставлены, на почте истек срок хранения и письма вернули отправителю.

Однако на просьбу суда предоставить телефоны ответчиков их адвокаты отвечают, что работают по ордеру и не обязаны давать телефоны или передавать своим клиентам просьбы явиться в суд. Сообщить реальные адреса Зинкина и Максимовой просит и прокурор. «Я не вмешиваюсь в то, где человек проживает, — говорит адвокат отца Нина Савиных. — У них [органов опеки] есть два адреса, пускай обращаются. Сейчас еще опека третий назвала в Сколково. У них больше информации, чем у нас». Адвокат Лукманова смеется.

После этого представительница отдела опеки по району Арбат просит провести обследование условий жизни девочки и ее семьи. Для этого, по ее словам, необходимо, чтобы представители Зинкина и Максимовой назвали фактический адрес их проживания. «Адрес, который ответчики указывают как фактическое место проживания, не соответствует действительности, — утверждает представительница опеки. — [Там] никто сейчас не проживает, из квартиры вывезена мебель, там идет ремонт».

Адвокат Лукманова говорит, что ее клиентка хочет отвечать на все вопросы сама.

— А как нам ее известить? — недоумевает гособвинитель. 

— Ну я же с ней лично не встречаюсь, — говорит Лукманова. 

— Это как раз свидетельствует о намерении ответчика уклоняться всеми способами от общения с органами опеки и от исполнения судебного решения Гагаринского суда, — констатирует представительница опеки. 

Так как родители С. отказываются забирать дочь из стационара из-за опасений за ее здоровье, опека ходатайствует о проведении судебно-медицинской экспертизы девочки с ее физическим обследованием. Перед экспертами нужно поставить следующие вопросы, предлагает она: «Какие заболевания (с указанием диагнозов) имеются в настоящее время у девочки?», «Представляют ли угрозу ее жизни имеющиеся у нее в настоящий момент заболевания?», «Может ли девочка по состоянию здоровья проходить дальнейшее лечение и наблюдение в амбулаторных условиях?», «Нуждается ли она по своему состоянию здоровья в постоянном и непрерывном врачебном наблюдении и уходе в условиях стационара?» Расходы на проведение экспертизы опека просит возложить на родителей.

Последняя просьба истца касается назначения психолого-психиатрической экспертизы Зинкину и Максимовой. «Ответчики выказывают полное недоверие заключениям специалистов перинатального медицинского центра о состоянии здоровья их малолетней дочери, тем самым ставя под сомнение их профессиональную компетенцию, — читает представительница опеки. — В то же время более года категорически отказываются забрать ребенка из медучреждения. Данное поведение родителей дает основание полагать, что в силу своего психо-эмоционального состояния они не могут критически оценивать ситуацию и то, какие последствия она может оказать на дальнейшее развитие или жизни девочки». 

Заявив все ходатайства, представительница опеки подвергается чему-то вроде перекрестного допроса. Адвокаты родителей один за другим интересуются у нее, был ли расторгнут клиникой договор с родителями, зачем нужна экспертиза С., если опасения родителей из-за здоровья ребенка не важны, есть ли у сотрудников опеки сомнения в здоровье ребенка, а если нет, то видели ли они девочку своими глазами. Больше всех вопросов задает адвокат Нина Савиных.

— В связи с чем иск вы подали? В связи с тем, что необходимо выселить [девочку из клиники] или в связи с тем, что вы считаете, что Зинкина надо ограничить в правах? — начинает она.

— У нас достаточно понятно в иске написано: ограничение в родительских правах, — говорит представительница опеки, — поскольку оба родителя имеют как равные права, так и равные обязанности. 

— Вы ребенка не видели. Каким образом вы определили, что Зинкин не способен представлять интересы ребенка? Каким образом он может быть агрессивный? — продолжает адвокат. 

— Про агрессивность ничего не было. — тихо говорит истец. 

— Я у вас спрашиваю про перечисление. Злоупотребление родительскими правами что тогда предусматривает, с вашей стороны?

— Давайте начнем с 54-й статьи [Семейного кодекса РФ], которая определяет право ребенка жить и воспитываться в семье. Нарушается право ребенка? Нарушается. Нарушается право ребенка на воспитание своими родителями? Родители в перинатальном центре не живут, не воспитывают. У них заключен, я так понимаю, договор, они поручили няням, воспитателям и так далее.

Не дослушав ответ, Савиных задает новый вопрос: «Что вы понимаете под воспитанием?», а на попытки истца закончить свою речь, говорит еще громче: «Мне не нужен ваш расширенный ответ». Судья Каржавина просит адвоката уважать участников процесса.

— Вы не можете представить действительные доказательства участия родителей в воспитании ребенка? — говорит Савиных. 

— Действительные доказательства в отсутствии родителей вместе с ребенком — это уже наличие того, что воспитание какой-то гипертрофированный вид имеет, — говорит дрожащим голосом представительница опеки. 

— Это в вашем понимании?

— В нашем понимании как органов опеки, которые занимаются теми детьми, которые впоследствие страдают психологически, когда родители не воспитывают их. Когда нет связи, контакта близкого с родителями.

— Из каких источников вам известно, что нет контакта?

Истец еще раз повторяет, что это следует из того, что Зинкин и Максимова не живут с девочкой. По просьбе Савиных, она перечисляет, сколько раз за последний год родители приходили к С. в стационар. Юрий Зинкин был у дочери три раза в июне и июле, один раз в августе, два — в сентябре, три — в октябре и ноябре. Татьяна Максимова — 20 раз в июне, 17 — в июле и один — в августе. 

— Из органов опеки кто-либо выяснял вопрос отношения девочки к Юрию Зинкину? — спрашивает адвокат отца. 

— Мы сейчас говорим не о ее отношении, а об отношении родителей к ней. Об обеспечении их прав. Они нарушаются.

— Прекрасно. Какие интересы ребенка нарушены, что вы обратились в суд?

— Право жить и воспитываться в семье. 

— Ограничение родительских прав допускается, если оставление ребенка с родителями опасно. В чем опасность заключается? — продолжает Савиных. 

— Опасность в данном случае заключается в том, что ребенок не получает полного развития, социализации в обществе, не общается со своими сверстниками. Медицинский центр — это не жилое помещение, он не предназначен для того, чтобы там ребенок социализировался со своими сверстниками, занимался спортивными играми, выходили они на прогулки. Это медицинское учреждение. 

— На беседе представитель ПМЦ Ларина сказала, что ребенок обласканный, в великолепном помещении, со всеми удобствами. Вы полагаете, что ПМЦ опасно для ребенка?

— Вы опасность понимаете, наверное, когда топор над ребенком висит. А мы говорим о том, что ребенок в течение почти шести лет был изолирован от общества, от своих сверстников, не посещал никаких мероприятий. Ему нужно будет социализироваться. Такому ребенку вступить в контакт с группой детей — уже будет проблема. Золотая клетка, знаете, остается клеткой.

— Вы считаете, что сейчас отобрать ребенка из золотой клетки, где у него личная няня-профессионал, которая имеет, помимо медицинского образования, еще и педагогическое. Вы считаете, что это не явится психологической травмой для ребенка?

— Мы надеялись на досудебном заседании и надеялись сейчас услышать, что родители не будут затягивать эту ситуацию. Что они возьмут ее в круг своей семьи — там же, где воспитываются трое других детей. Чтобы девочка могла воспитываться вместе с ними, праздники справлять вместе с ними, день рождения, тот же Новый год.

* * *

Следующим слово дают адвокату клиники «Мать и дитя» Анатолию Клейменову. «Органы опеки — и мы с ними согласны — [говорят], что с точки зрения гуманизма, никто не знает, где ребенку будет лучше, — начинает Клейменов. — Но мы исходим из того, что этот иск заявлен, чтобы родители поняли перед какой угрозой они стоят и у них созрел стимул решить вопрос с ребенком в максимально щадящем режиме. Чем этот ребенок хуже, чем те трое, которых они воспитывают?»

Клейменов утверждает, что обстоятельств, которые изложены в заявлении, достаточно не только для ограничения родительских прав, но и лишения. В постановлении пленума Верховного суда № 44 есть перечень оснований для лишения родителей их прав, продолжает адвокат, и к ним относится отказ без уважительных причин взять ребенка из родильного дома и иного медицинского учреждения.

Еще одно основание для лишения родительских прав — тот факт, что родители не предпринимали меры для преодоления обстоятельств, послуживших основанием для отказа от ребенка, говорит Клейменов. Адвокат вспоминает, что в январе 2019 года клиника предлагала родителям возможность получать услуги любых врачей в удобной для них форме, чтобы перевести девочку из стационара домой. Зинкин и Максимова, по его словам, дали письменное согласие на эти услуги. Но спустя год так ими и не воспользовались.

Третье основание — общение родителей с ребенком. «Не все время мама находилась в стационаре, а уж папа тем более, — говорит Клейменов. — На сегодняшний день все знают об этом процессе. Надо, наоборот, не вылезать из клиники, чтобы прийти в суд и сказать: „Ваша честь, да что же это такое?“ […] Но этого сделано не было». Адвокат говорит, что родители не навещают С. и в праздники — Новый год девочка обычно отмечает с сотрудниками клиники. 

Последний пункт — злоупотребление родительскими правами. Под этим, объясняет Клейменов, следует понимать использование этих прав в ущерб интересам ребенка — например, препятствование в получении образования. «Она что, по логике родителей, до 18-ти лет должна так воспитываться?» — возмущается адвокат.

На представителей ответчиков доводы Клейменова, кажется, не производят впечатление. Они вновь задают вопросы. Как и прокурора, их больше всего интересует, от чего девочку лечили пять лет и на каком основании клиника расторгла договор с родителями С. в одностороннем порядке. 

Клейменов и Ларина объясняют, что в феврале-марте 2019 года девочке С. провели обследование, и было принято решение о ее выписке. Родители об этом знали, но отказались подписывать необходимые бумаги. Поэтому руководители клиники составили акт об их отказе — его Клейменов охотно предоставляет суду. «Мать и дитя» уведомили Зинкина и Максимову о том, что выполнили свои обязательства и попросили забрать дочь домой. «Пусть меня кто-то поправит и скажет, что закон разрешает осуществлять медицинскую помощь в отсутствии показаний для этого. Это невозможно», — говорит адвокат клиники.

С. по-прежнему находится в больнице, продолжает Клейменов, и по мере необходимости она получает амбулаторное лечение, хотя по факту ее выписали еще в июле. Когда сторона ответчиков просит уточнить, какое именно лечение получает С., Клейменов заметно горячится: «Мы не можем же ее вывести и оставить на дороге или в аэропорту Шереметьево!»

Судья Каржавина назначает следующее заседание на пятое февраля. Адвокат Ольга Лукманова протестует — ее клиентка будет еще на больничном. «Пусть предоставляет документы», — устало говорит судья.