«Что эти дети могли сделать стране, власти?» Участники пикета у здания ФСБ — о том, почему приговоры по делу «Сети» должны быть отменены

Вечером 14 февраля в нескольких городах России прошли пикеты с требованием освободить пензенских левых активистов, осужденных по делу «Сети» и расследовать факты пыток, которые к ним применялись сотрудниками ФСБ. В Москве акция началась в пять часов у здания спецслужбы на Лубянке в рамках «метропикета», который с осени 2019 года проходит по инициативе журналиста «Новой газеты» Ильи Азара и Ассоциации независимых депутатов. Пикетировать в том же месте с семи часов призвало сообщество Rupression, оказывающее поддержку фигурантам «Сети». По оценкам организаторов, в мероприятии приняли участие больше 550 человек — им пытались помешать активисты националистической политической группы SERB, споря с каждым, кто становился у здания с плакатом; одного из националистов задержала полиция, наблюдавшая за акцией. «Медуза» поговорила с пикетирующими о том, чем их возмущает дело «Сети» и как можно на него повлиять.

Георгий Лисеев

студент

Я сочувствую всем ребятам. Все они в чем-то похожи на меня, не сильно старше (мне 21 год), я мог быть на их месте. У меня тоже есть позиция, которую я могу высказывать, обсуждать со своими друзьями. Теоретически меня тоже могут обвинить в том, что я какую-то организацию готовлю, хотя я просто высказываю свое мнение по поводу каких-то событий. 

Меня особенно возмущает наличие пыток в этом деле. Говорят, что даже при поздней советской власти (хоть она и творила жуткие вещи) таких пыток не было. Пытки — это совершенно какое-то Средневековье. То, чего не должно быть ни в каком виде. А тут [в деле «Сети»] о пытках все знают, никто их особо не скрывает — от этого волосы дыбом встают.

Я понимаю, что пикет — это минимум, который мы можем себе позволить. Первая, кроме высказываний в интернете, активная реакция [на приговор]. Возможно, она неэффективна в глобальном плане, но осенью, когда я выходил с плакатом в поддержку дела «Сети» на метропикеты, многие люди подходили и спрашивали меня о нем. В то время об этом деле меньше говорили, поэтому не все о нем знали. Когда я рассказывал, некоторые ужасались — это уже какой-то результат.

Любая такая деятельность важна, не нужно ее обесценивать. Повлиять [на изменение приговора] может только совокупность действий: пикетов, высказываний. Нужны флешмобы, какие были в «московском деле». Нужно больше активности в соцсетях и на улице. И митинг, конечно, должен быть. Сложность в том, что все происходит не в Москве, поэтому [активность] должна идти дальше. 

Евгения

работает в сфере искусства

Метропикет обычно проходит каждую пятницу на разных станциях метро. Я хожу с осени и стараюсь делать это часто. Начала, потому что многие мои знакомые на них ходили. Мы наблюдали за событиями августа-сентября, конечно, это все сильно волновало. Все началось с несправедливых приговоров и обвинений ребятам по «московскому делу», а дальше мы стали обращать внимание на другие дела — дело «Нового величия», дело «Сети». На самом деле сейчас много политзаключенных и много абсурдных приговоров. 

В этот раз метропикет у здания ФСБ посвящен делу «Сети». На этой неделе мы узнали, что им [фигурантам дела] дали совершенно чудовищные сроки, которые несоразмерны ничему. Это полный абсурд. Понятно, что все [признательные] показания были выбиты под пытками. Мы все очень сильно возмущены. Нужно делать все возможное, чтобы хотя бы показать, что мы не согласны с тем, что происходит. 

Пикеты привлекают внимание к проблеме. Хотя бы есть надежда на то, что больше людей узнают о том, что происходит. В принципе важно ходить и говорить. В условиях сегодняшней России важно не молчать и не бояться. 

Юрий Самодуров

гражданский активист, публицист и общественный деятель

ФСБ, как и в советские времена, вышло на первый план, к сожалению. Об этом говорит не только дело «Сети», дело «Нового величия», но и преследования запрещенных, хотя не экстремистских на самом деле «Хизб ут-Тахрир», «свидетелей Иеговы». Доходит до анекдота — за разглашение государственной тайны [преследуют] женщину из Калининграда, которая была гостем на свадьбе. Все наши заявления — художников, юристов, ученых, даже священников (беспрецедентно) — власть совершенно игнорирует. Мне понятно, что пикетами и заявлениями ФСБ уже не остановишь. Но что-то ведь делать надо. А что можно сделать, кроме выхода на пикет?

Я читал анализ дела, написанный юристами [Комитета против пыток], и смотрел фильм издания «7×7». Фильм произвел на меня сильное впечатление. Мне понятно, что террористы — это не те люди. Они так себя не ведут. Не все из них [из фигурантов] безупречны: у кого-то были наркотики, еще что-то. Но в основном — это нормальные люди, которые, в отличие от нашего поколения, ведут себя совершенно по-другому. Они тратили много времени на помощь социально ущемленным людям, приютам для животных. Расходовали свои деньги, много помогали. А обвиняют их, как я понял, в «игре в войну». Для меня были привлекательны походы, туризм. Сейчас это не так развито. Им интересна была «игра в войну», потому что со всех экранов, везде столько фильмов, где крутые мужчины с оружием друг за другом гоняются, выглядят героями. Сделать из этой игры преступление — для этого действительно нужно было их пытать, чтобы они признались в том, чего не совершали. 

Для меня самое страшное — то, что действительно стали людей пытать. Сегодня только читал у [Льва] Пономарева о парне, которого задержали и стали пытать прямо в машине, угрожали изнасиловать его жену и показать ему видео, как они это делают. Это напоминает, — поскольку я читал много, — то, что силовые структуры ФСБ сорвались с катушек. Пикетами, заявлениями их не остановить. Но только благодаря пикетам и заявлениям — если это действительно будет массовым явлением, хотя бы как с [Павлом] Устиновым, хотя бы как с [Иваном] Голуновым — можно чуть снизить их влияние. 

Тереза Калашникова

пенсионерка

Я волонтер [Алексея] Навального и [Дмитрия] Гудкова. Я все лето собирала подписи за Дмитрия Гудкова как кандидата в депутаты в Московскую городскую думу. Видела, что творилось на наших улицах и площадях в центре Москвы. Сама видела полностью пустую Тверскую улицу — вот, как фашистская орда, сила черная, ее заполняли ОМОНовцы, Росгвардейцы в страшных скафандрах, страшных шлемах, с какими-то цепями. Ни одного москвича, ни одного просто живого человека — все переходы, дворы перекрыты. Нашу работу за много месяцев признали фальшивой. Я сама собирала подписи и знаю, как это было трудно. 

Когда я слежу за делом «Сети», делом «Нового величия», я понимаю, что то, что пишут журналисты — это правда. Потому что я сама сталкивалась с тем, как государство без объяснений, без права распоряжается нашими жизнями, нашими словами, нашим временем в конце концов. Конечно, я против этого. И по-человечески мне жалко ребят. У меня мог бы быть такой же внук. 

Мы читали «Молодую гвардию», смотрели фильм капитана Клосса, были на их стороне. Хотя, может быть, герои там были наивные, романтизированные. Но мы же не говорили: «Зачем они вышли?» Ими гордились. Все-таки хотели быть не теми, кто выдавал молодогвардейцев, хотели быть этими ребятами. Добро и зло существуют. Почему человек в здравом уме должен вставать на сторону зла? Неважно, кто победит. 

Лев Пономарев

политический и общественный деятель, основатель ликвидированного движения «За права человека» 

Я поддерживал [фигурантов дела «Сети»] с самого начала. Людей унизили пытками, заставили признать свою вину — это самое страшное, что произошло. После пыток им дали такие гигантские сроки. Есть люди, которые могут осуждать [тех, кто дает признания под пытками] — это блеф. Потому что любой человек, испытывая страшные боли, конечно, все подписывает, пока жив.

Это прецедентное дело. Впервые в России в открытом судебном процессе было заявлено о пытках — это попало в протоколы. Потом это попадет во все учебники истории: как о 1937-м годе говорили, так будут говорить об этом процессе. Конечно, мы должны сделать все, чтобы спасти этих ребят. И мы сделаем это. Мы — три старейших правозащитника, Валерий Борщев, Светлана Ганнушкина и я — публично потребовали встречу с президентом. [Дмитрий] Песков два раза сказал, что президент знает об этом деле — значит, вся ответственность сейчас на нем. Президент — гарант прав человека. Он должен провести независимое расследование. У него есть папочки, которые ему кладут [подчиненные], пусть он и нашу папочку посмотрит.

Если мы победим в резонансном деле, то, наверное, предотвратим такие же провокации со стороны ФСБ. Есть еще несколько резонансных дел — «Cвидетели Иеговы», которыми я тоже занимаюсь, или «Хизб ут-Тахрир», их надо тоже прекращать. Но на самом деле источник один — вседозволенность ФСБ. Конфликт между гражданским обществом, молодежью и сотрудниками спецслужб будет развиваться. Если все будет оставаться под таким контролем силовиков, то это приведет только к беспорядкам. У нас к власти пришло ФСБ, которое имеет традиции — и говорит об этом публично — с 1917 года. Эта ситуация очень опасная для общества, для страны, для сохранения демократии.

Надежда

пенсионер

Меня ужасает то, что происходит у нас в стране. Разве это допустимо, чтобы показания выбивались под пытками? Это бесчеловечно. И потом ведь не принимается к сведению, что человек сказал, что показания были даны под пытками. И это касается лучших людей страны — прогрессивной молодежи, которая хочет сделать нашу страну великой. 

Я не очень много знаю о фигурантах дела «Сети», больше меня задевает ситуация Ани Павликовой. Это куда годится, что несовершеннолетнюю девочку схватили в пять утра? Это что, 1937-й год у нас, что по ночам проходят обыски, аресты? Это что, какие-то страшные, жуткие преступники? Что эти дети могли сделать стране, власти? Какой вред они могли принести? Да никакого!

Я думаю, что только пикеты и эффективны. Чем они многочисленнее, чем они регулярнее, тем они более эффективнее. Только на это, мне кажется, реагируют [власти].