С другими все не так Фрагмент романа Салли Руни «Нормальные люди» — самой обсуждаемой книги весны о двух подростках и их странной влюбленности

На сайте ЛитРес на русском языке вышел один из самых популярных романов последнего времени — «Нормальные люди» ирландской писательницы Салли Руни (издательство «Синбад», перевод Александры Глебовской). В бумажном формате книга должна выйти в середине мая. Это история двух подростков — Коннелла и Марианны, которых многое разделяет (он — любимчик в школе, она — объект насмешек), но при этом их тянет друг к другу, и в последнем классе школы у них завязываются странные отношения. Критики называют автора Сэлинджером для миллениалов, а сам роман уже вошел в лонг-лист Букеровской премии и будет экранизирован Hulu и «Би-би-си». Подробнее о книге писала Галина Юзефович. С разрешения издательства «Медуза» публикует фрагмент книги.

И вот он переключается с одной радиостанции на другую, пока они стоят на светофоре. Нашел песню Вана Моррисона, оставил. 

Все равно, прости меня, повторяет Марианна. Я не хотела влезать в ваши отношения с Терезой. 

Она не моя девушка. 

Ладно. Но это некрасиво в свете нашей дружбы.

Я даже не знал, что вы с ней подруги, говорит он. 

Я имею в виду нашу с тобой дружбу. 

Он поворачивает к ней голову. Она плотнее обхватывает колени руками и упирается подбородком в плечо. Они с Коннеллом часто видятся в последнее время. В Дублине у них впервые появилась возможность ходить вдвоем по длинным красивым улицам в полной уверенности, что никто из встречных их не знает и никому до них нет дела. Марианна живет одна в маленькой квартирке, принадлежащей ее бабушке, и по вечерам они с Коннеллом сидят у нее в гостиной и пьют вино. Он откровенно жалуется ей, как трудно в Тринити заводить друзей. На днях он лежал у нее на кушетке, гоняя по бокалу остатки вина, и вдруг сказал: здесь все такие снобы. Даже с теми, кому я нравлюсь, мне совсем не хочется дружить. Он поставил бокал и посмотрел на Марианну. Кстати, вот почему тебе куда проще, сказал он. Ты из богатой семьи, поэтому ты всем нравишься. Она нахмурилась, кивнула, и тут Коннелл расхохотался. Да я тебя подкалываю, сказал он. Глаза их встретились. Она тоже хотела рассмеяться, но не поняла, над ней ли он шутит. 

Он приходит к ней на все вечеринки, хотя и говорит, что ее друзья для него загадка. Ее подружкам он очень нравится, им почему-то доставляет удовольствие сидеть по ходу разговоров у него на коленях и ласково ерошить ему волосы. С парнями у него отношения более натянутые. Его терпят как приятеля Марианны, но сам он для них интереса не представляет. Он же даже умом не блещет! — воскликнул на днях один из ее приятелей — Коннелла рядом не было. Поумнее меня, сказала Марианна. На это никто не нашелся, что ответить. Да, на вечеринках Коннелл ведет себя тихо, до упрямого тихо, ему неинтересно хвастаться, сколько он прочитал книг и историю скольких войн держит в голове. Марианна же в глубине души догадывается, что не поэтому его считают недалеким. 

И почему это некрасиво в свете нашей дружбы? — говорит он. 

Мне кажется, будет трудно остаться друзьями, если мы начнем спать вместе. 

Он отвечает ироничной ухмылкой. Не поняв ее смысла, она прячет лицо в ладони. 

Правда? — говорит он. 

Я не знаю. 

Ну, хорошо. 

Однажды вечером, в подвале «Брюсселя», два Марианниных приятеля неуклюже гоняли бильярдные шары, а остальные сидели вокруг, пили и смотрели. Выиграв, Джейми сказал: ну, кто против победителя? Коннелл спокойно поставил кружку пива и сказал: ладно, давай. Джейми начал, но не загнал ни одного шара. Коннелл, не вступая ни в какие разговоры, отправил в лузу четыре желтых шара подряд. Марианна рассмеялась было, но Коннелл остался бесстрастным и сосредоточенным. В коротком перерыве, пока бил Джейми, Коннелл молча пил и смотрел, как красный шар улетает из-под кия Джейми за пределы стола. После этого он быстренько натер кий мелом и загнал три оставшихся желтых шара. Было что-то невероятно умиротворяющее в том, как он рассматривал стол, просчитывал удары, в том, как натертый мелом наконечник кия тихо целовал глянцевый шар. Девчонки все подсели поближе, следя за каждым его движением, за тем, как он наклоняется над столом — безмолвный, собранный, освещенный свисающей над головой лампой. Прямо реклама диетической кока-колы, сказала Марианна. Все рассмеялись, даже Коннелл. Когда на столе остался один только черный шар, он нацелился на дальнюю лузу справа и покровительственно произнес: ну что, Марианна, ты смотришь? И загнал шар. Все зааплодировали. 

В тот вечер Коннелл не пошел домой, а остался у нее. Они лежали на кровати, глядели в потолок, разговаривали. До этого момента они избегали разговоров о том, что произошло между ними в прошлом году, но в этот вечер Коннелл сказал: а твои друзья про нас знают? 

Марианна помедлила с ответом. Что именно? — сказала она наконец. 

Про то, что было в школе и после.

Вроде бы нет. Может, они о чем и догадались, но сама я им не рассказывала. 

Коннелл помолчал несколько секунд. Она прислушивалась к его молчанию в темноте. 

Ты огорчишься, если они узнают? — сказал он. 

Да, в определенном смысле. 

Он повернулся — теперь он смотрел не в потолок, а ей в лицо. Почему? — сказал он. 

Потому что это было унизительно. 

Ты имеешь в виду — то, как я с тобой поступил? 

Ну да, сказала она. А еще то, что я такое позволила.

Он осторожно нащупал под одеялом ее ладонь, она ее не отдернула. Ее нижняя челюсть дрогнула — но она старалась, чтобы голос звучал беспечно и шутливо. 

А ты хотя бы думал о том, чтобы пригласить меня на выпускной? — сказала она. Это глупо, конечно, но мне очень хочется знать, думал или нет. 

Если честно, нет. И очень жалею. 

Она кивнула. Она все смотрела на темный потолок, сглатывала, очень боясь, что он различит выражение ее лица. 

А ты бы согласилась? — спросил он. 

Она еще раз кивнула. Попыталась закатить глаза, насмехаясь над самой собой, но получилось не смешно, а как-то безобразно и жалко. 

Мне правда очень жаль, сказал он. Я поступил не по-людски. И ты знаешь, судя по всему, в школе про нас с тобой и так догадались. Не знаю, слышала ты об этом или нет. 

Она приподнялась на локте и уставилась на него сквозь темноту. 

О чем догадались? — сказала она. 

Что мы встречаемся, все такое. 

Коннелл, я никому не говорила, жизнью клянусь. 

Даже в темноте она увидела, как он вздрогнул.

Конечно, я знаю, кивнул он. Я о том, что, даже если бы и сказала, это ничего бы не изменило. Но я убежден, что не говорила. 

И много ты гадостей наслушался? 

Вовсе нет. Эрик просто ляпнул что-то такое на выпускном — что все знают. Но всем было наплевать.

Опять повисло короткое молчание. 

Я виню себя за все, что тебе наговорил, добавил Коннелл. Про то, как это будет ужасно, если все всплывет. Как ты понимаешь, это были мои личные заморочки. В смысле всем было бы без разницы, даже если бы и узнали. Вся беда в моей повышенной тревожности. Нет, я не оправдываюсь, но я, похоже, заразил тебя этой тревожностью, если ты понимаешь, о чем я. Не знаю. Я и сейчас часто об этом думаю, зачем я устроил всю эту хрень. 

Она сжала его руку, он в ответ сжал ее — так крепко, что едва не сделал ей больно, и это краткое проявление его отчаяния заставило ее улыбнуться. 

Я тебя прощаю, сказала она. 

Спасибо тебе. Знаешь, меня это многому научило. И очень надеюсь, что я изменился, в смысле стал другим человеком. И уверяю тебя: если да, то только благодаря тебе. 

Они так и держались за руки под одеялом, даже когда заснули. 

И вот они добрались до ее дома, она спрашивает, не хочет ли он зайти. Он говорит, что проголодался, она отвечает, что в холодильнике осталось что-то от завтрака. Они вместе поднимаются наверх. Коннелл обшаривает холодильник, а она тем временем принимает душ. Она снимает одежду, включает воду на полную мощность и стоит под струей минут двадцать. От этого делается легче. Она выходит, завернувшись в белый халат, просушив волосы полотенцем — Коннелл уже поел. Тарелка пуста, он проверяет почту. В комнате пахнет кофе и жареным. Она подходит к нему, и он, будто внезапно разнервничавшись, вытирает губы тыльной стороной ладони. Она стоит рядом с его стулом, а он, глядя на нее снизу вверх, развязывает пояс ее халата. Почти год прошел. Он прикасается губами к ее коже, и Марианна сама себе вдруг кажется святыней. Ну, пошли в постель, говорит она. Он идет за ней следом. 

После она включает фен, а он идет в душ. Потом она снова ложится, вслушиваясь в шум воды в трубах. Улыбается. Коннелл выходит из ванной и ложится с ней рядом, лицом к лицу, дотрагивается до нее. Хм, говорит она. Они продолжают ласки, почти без слов. Потом ее объемлет покой, хочется спать. Он целует ее опущенные веки. С другими все не так, говорит она. Да, говорит он, я знаю. Она чувствует, что он о чем-то умалчивает. Она не может понять: сдерживает ли он желание отстраниться или желание окончательно обнажить свою душу. Он целует ее в шею. Веки у нее тяжелеют. Похоже, все у нас будет хорошо, говорит он. Она не знает или не помнит, про что он. Погружается в сон.