Все вокруг болезненно белое. Даже пациенты — белые Краснодар почти вернулся к обычной жизни — но только не врачи. Фоторепортаж из «красной зоны» краевой больницы
Фотограф Максим Бабенко по заданию «Медузы» провел несколько дней в «красной зоне» краевой клинической больницы № 2 в Краснодаре. Пока город возвращается к привычной жизни, медики продолжают выходить на смены, носить неудобные противочумные костюмы, учиться узнавать друг друга по глазам, которые видны через тонкую полоску защитных очков. «Медуза» публикует фоторепортаж из больницы.
Максим Бабенко
фотограф
Эпидемия застала меня в Краснодарском крае — именно этот регион первым в России объявил режим «карантина» (а не «самоизоляции»), а передвижение между муниципалитетами разрешил только при наличии красного спецпропуска. После нескольких отказов от других госпиталей мне повезло на несколько дней попасть в «красную зону» краевой клинической больницы № 2.
По моему предыдущему опыту, медики, военные, работники бюджетных учреждений чаще всего относились к человеку с фотоаппаратом настороженно. Но в «красной зоне» госпиталя казалось, что врачи были удивлены и одновременно рады моему приходу. Когда проходишь шлюз, ты такой же, как они: тот же защитный костюм, несколько слоев перчаток на руках, бахилы, много-много скотча (чтобы все надежно закрепить), маска, пластиковые очки. Через них я смотрел на людей, которых совсем не знаю, но о которых хотел рассказать.
Самое тяжелое — реанимационное отделение с небольшими боксами, в которых стоят несколько кроватей с пациентами на ИВЛ. Полная тишина, все вокруг болезненно белое: кровати, стены, простыни. Кажется, что даже пациенты — белые. Между ними всегда ходит дежурный реаниматолог, который проверяет показания приборов. Какой-то из приборов издает звук — и он ускоряет шаг.
Несмотря на эпидемию, в одном из зданий на территории больницы рождается новая жизнь. Врачи проводят сложную операцию для младенца с патологией. Спустя полчаса становится ясно, что все прошло удачно. Врачи показывают ребенка маме, которая еще не отошла от наркоза, и улыбаются глазами (костюм закрывает лицо).
Из-за эпидемии большинство операций перенесли из основного корпуса, где находятся коронавирусные больные. Но часть из них все еще приходится делать в «красной зоне». Естественно, количество таких операций резко сократилось — врачи стремятся обезопасить беременных женщин.
К эстакаде в «красной зоне» уже реже, но все еще продолжают подъезжать машины скорой помощи с новыми пациентами.
Спустя пару недель с начала работы я встречаю пожилую медсестру на улице. Она говорит: «А я вам помогала заклеить костюм, когда вы в первый раз заходили в „зону“! Помните?» Медики научились узнавать человека по глазам, которые видны через тонкую полоску защитных очков.
Я хожу между реанимационными отделениями, поднимаюсь с этажа на этаж. Медсестры, которые заметили камеру у меня на шее, смущенно беспокоятся о том, как они будут выглядеть на фото. А я думаю о том, как они ежедневно проводят столько часов в этом костюме. Маска запотевает, мои перчатки перемотаны скотчем на запястьях, но оттуда уже после нескольких часов просачивается пот и течет снаружи по рукам.
К середине июня город практически полностью возвращается к привычной жизни. Люди сидят на летних площадках ресторанов, кто-то катается на велосипеде, дети бегают у фонтана в парке. Я сажусь в такси, думаю о тех, кто все еще остается в «красной зоне» и будет продолжать бороться за жизнь. Пытаюсь понять, новая нормальность уже наступила или нам только предстоит узнать, какой она будет.