«Я против, а что изменится?» В Дагестане за поправки к Конституции проголосовали почти 90% избирателей. «Медуза» всю неделю следила за тем, как это происходило
1 июля в России завершилось голосование по поправкам к Конституции, которые, помимо прочего, позволят Владимиру Путину и дальше оставаться президентом. По официальным данным, за поправки проголосовали 77,92% избирателей. Одним из самых активных регионов традиционно стал Дагестан — явка здесь составила 87,04%. С результатом 89,19% голосов «За» республика вошла в пятерку регионов, где за поправки отдал голоса наибольший процент жителей. По просьбе «Медузы» всю неделю за голосованием в Дагестане наблюдала журналистка Патимат Амирбекова.
«Главное, чтобы не было войны»
25 июня. У входа в Национальную библиотеку имени Расула Гамзатова в Махачкале сидит худенькая девушка в платке, маске и перчатках. Она встает и обрабатывает мои руки дезинфицирующим средством, передает перчатки и медицинскую маску. Проверяет температуру.
В фойе четыре стола, на полу обозначены линии красного цвета, расстояние между которыми 1,5–2 метра. Наблюдателей нет. За происходящим следит только большой потрет Расула Гамзатова на стене.
— Сколько примерно человек пришло голосовать? — интересуюсь у членов избиркома.
— Мы не можем назвать цифру, но нормально.
Председатель комиссии, директор махачкалинского дома-интерната «Забота» Ума Качалова, говорит, что голосующих на удивление много — большинство в возрасте 45–55 лет.
Сама Качалова тоже считает, что Конституцию нужно менять — так как меняется все вокруг. «История Конституции исчисляется не годом, пятью, не сроком президента, а чем-то более длительным, и поэтому начнем с того, что человеческая жизнь имеет границы какие-то. Я вообще считаю, все, что ни делается, все к лучшему. У меня очень хороший пример оптимизма, у меня папа каждый год, когда поднимает тост, говорит: „Чтобы было так же и не хуже, главное, чтобы не было войны“», — объясняет она.
Недалеко от библиотеки находится Дагестанский государственный театр кукол. В фойе театра избирателей встречает член комиссии с тепловизором в руках. «Были те, которые пытались голосовать, но мы им подсказывали, что это не их избирательный участок», — рассказывает он, потом жалуется, что очень устал за день, — и признает, что быть наблюдателем от «Единой России» на выборах легче.
Для тех, кто придет с температурой, на участке есть отдельная комната для голосования. «Если придет болеющий, халат дадим. Все выйдем, останется он один в своей комнате, которую закроем. Потом обработаем помещение. Ждем на улице 15–20 минут и заходим», — говорит член комиссии и добавляет, что пока таких избирателей не было.
«Голоса надо набирать»
Шторки кабинки для голосования в педагогическом университете выкрашены в цвета российского и дагестанского флагов. На столах членов комиссии — флажки на подставках. От сильного ветра они падают на пол. Закрыть двери нельзя — в условиях пандемии члены избиркомов должны проветривать помещение. Когда падает большой домашний цветок, председатель комиссии все-таки закрывает одну дверь со словами: «А что делать?»
На второй день голосования урна для голосования с утра почти пустая — в ней белеют два одиноких бюллетеня. «Пока двое проголосовавших: вчера один и сегодня один. Всего [на участке] 2300 избирателей», — говорит член избиркома.
Участок охраняет полиция. Один сотрудник дежурит в помещении для голосования, второй сидит в кабинете рядом с участком. В кабинете — СИЗ, диван и портрет молодого Путина.
Неожиданно появляется мужчина средних лет в кепке и говорит, что нужно продезинфицировать участок. Мы выходим во двор. В университет не спрашивая заходят две женщины.
— Вы откуда? — спрашивает у них член комиссии.
— Мы из садика пришли.
— Зачем?
— Не знаю, нам сказали зарегистрироваться.
— Вчера тоже приходила из садика, — вспоминает член комиссии. — Пришла, сфотографировала помещение, себя и ушла.
Председатель избирательной комиссии Дагестанского государственного педагогического университета Гаджимурад Абдуллаев пояснил «Медузе», что работницы детского сада — «ответственные» за участок, которые на руках имеют список прикрепившихся к участку избирателей. «Нам говорят, что они выполняют гражданский долг по месту жительства — [следят] пошли или нет, кто пришел, кто нет», — пояснил он, заверив, что никто не обязывает таких «ответственных» заниматься этим.
На участке появляется высокий мужчина лет 35–40. Не представившись, он спрашивает у меня, кто я, и затем говорит, что я не имею права здесь находиться.
— Вы не будете здесь сидеть, — говорит он
— Я буду сидеть целый день.
— Вы должны от Общественной палаты республики получить разрешение.
— Кто вам это сказал?
— Кто сказал, тот сказал.
Редакционное задание мужчина на прощание называет «филькиной грамотой» и уходит. Глава избиркома предполагает, что это был сотрудник администрации района.
На участок заходят спортивные молодые люди. Говорят, что представляют клуб единоборств, — всего 27 человек. Побродив по участку около 10 минут и разговаривая с кем-то по телефону, они уходят — так и не проголосовав. «Нам нужно завтра проголосовать. Мы до первого июля голосуем. Весь наш отряд. Голоса надо набирать», — путано объясняют они.
«Замечательные поправки»
Уборщица сидит в фойе спорткомплекса имени Асиятилова и смотрит турецкие сериалы на телефоне. На столе членов избирательной комиссии — дезинфицирующий раствор, ручки, маски, перчатки, скотч, клей и роман «Финансист» Теодора Драйзера.
— Вы кто? — спрашивает председатель комиссии.
— Я журналист.
— Проверим, журналист вы или нет, — говорит он и направляет на меня тепловизор. Тот показывает 36,6.
В кабине нет открытой ширмы, но ее обрабатывают при мне. «Все давно переболели этим коронавирусом», — успокаивает полицейский.
Председатель избиркома говорит, что пандемия повлияла на ход голосования: «Люди от 40 до 60 осторожны, молодежь халатно относится». Одновременно на участок заходит пожилая семейная пара. Полицейский просит их соблюдать дистанцию. «Дома-то мы не соблюдаем», — смеется женщина и отходит на полтора метра от супруга.
Участок в школе № 7 охраняют двое полицейских. «После работы приходят, когда солнца нет. Днем мало», — говорит про голосующих полицейский. Председатель избиркома соглашается.
— Люди не спешат, потихоньку приходят. Ажиотажа нет. Все обрабатывается, температура измеряется, социальная дистанция соблюдается, ручки выдаются и не возвращаются, перчатки в наличии. Паспорт в руки не получают, просто показывают — и все. Мы не трогаем, прикосновений нет, — скороговоркой объясняет он.
Глава комиссии добавляет, что в первый день голосования по поправкам у членов избиркома взяли анализ на антитела к коронавирусу. И отмечает, что за все три дня голосования приходил только один избиратель с температурой, отличающейся от 36,6, — у него была на 0,1 ниже.
Одновременно другой член избиркома говорит, что поддерживает поправки: «Хорошие все там в Конституции поправки. Мне, например, там нравится институт материнства, детства, семьи, о здоровье, о правах, о пенсионных реформах. Все даже очень хорошо, они для народа, в целях благополучия населения нашей страны. Замечательные поправки».
«Мы как в Греции»
29 июня, пять часов вечера. Северо-Кавказская железная дорога. Найти участок нелегко. Его охраняют сотрудники полиции и Росгвардии.
— Оружие есть? — спрашивает мужчина из Росгвардии.
— Только фотоаппарат.
Внутри двое охранников просят надеть перчатки, но температуру не проверяют. Председатель комиссии просит не фотографировать лица членов комиссии и голосующих.
Комиссия сидит в масках и перчатках. На столе есть и защитные экраны. «Мы как в Греции. Все [средства защиты] из Греции. Маде ин Греция», — говорят они.
Стулья на участке размечены крестами из белого скотча — так что обычные чередуются со стульями с крестом. «Разметили, чтобы было дистанцирование. На крестики садиться нельзя», — поясняют в избиркоме. И сетуют: «В Москве планшеты разыгрывают. А тут ничего».
Сотрудник полиции рассказывает, что за их работой в онлайн-режиме следит рабочая группа в Ростове-на-Дону.
— Так много охраны и камеры еще повсюду. Зачем?
— Да переживают за нас. У нас нагрудные камеры тоже есть, — смеется полицейский.
Председатель избирательной комиссии, работающей на участке в махачкалинском филиале Ростовского университета, Наида Ибрагимова говорит, что активнее всего голосует молодежь.
— Пять лет работаю на выборах, поощрения были на одних выборах только, так как спокойно все прошло — жалоб не было, организованно все проходило. ЦИК дает зарплату, хватает.
— Сколько?
— Хватает. Меня удовлетворяет. Мы же год не работаем или месяц, в течение выборов только. Такого не было, чтобы семь дней, как сейчас.
Ибрагимова говорит, что сама собирается проголосовать за поправки. «Не могу сказать, что я стала жить хуже при Путине. Стабильность приобрела какую-то. Период с начала 90-х был сложным. Не было ничего в магазинах, огромный дефицит любого товара. Я об этом хорошо помню. Сейчас возможность зарабатывать есть. Я сегодня даже перечитала поправки и не нашла, что меня могло не устроить», — добавляет она.
«Конечно, я против. А что изменится?»
1 июля Институт истории языка и литературы встречает избирателей песней Полины Гагариной: «Я обезоружена, ты очень нужен мне».
У входа сидит охранник лет шестидесяти. Рядом нарисованы большие красные стрелки, ведущие на избирательный участок. Комиссия и наблюдатели в прозрачных костюмах, защитных экранах, масках и перчатках — словно не ходят, а летают по территории института.
В течение двух дней на этом участке был наблюдателем журналист Малик Бутаев. Нарушений он не заметил, но в итоге его данные и официальные данные по подсчету голосов разнятся. «В день, когда было, по официальным данным, около 200–300 человек проголосовавших, по моим подсчетам, голосовавших было меньше 100», — говорит он.
Журналист добавляет, что некоторые избиратели портили свои бюллетени в знак протеста, однако всего, по подсчетам Бутаева, против на участке проголосовали 98 человек, а за — больше 1,5 тысячи.
«Я 1940 года рождения, — говорит высокий худощавый пенсионер, — голосую за, потому что уважаю этого человека [Путина]». Молодые избиратели настроены менее оптимистично. «Мне не нравятся поправки. Многие не нравятся», — говорит мужчина 27 лет. Есть и противоречивые ответы: «Мне 23 года. Конечно, я против. А что изменится? Но все равно пошел голосовать, хоть понятно, к чему это все ведет».
Во дворе у школы № 5, где тоже можно проголосовать, наблюдатель разговаривает с потенциальным избирателем:
— Голосуйте вы тоже, а то у нас людей мало.
— Я проголосовала.
— За или против?
— Против.
— Как вам не стыдно.
После того как за поправки проголосовали 89,19% жителей республики, политический обозреватель «Эха Москвы. Махачкала» Эдуард Уразаев в разговоре с «Медузой» предположил, что отчасти такую поддержку обеспечила высокая доля многодетных семей. «Дагестанские семьи многие получили эти прибавки, и они могли сказаться на общественных настроениях. Если не поддержка, то хотя бы уровень лояльности к власти повысился», — говорит он.
Однако в регионе применялось и административное давление, добавляет он — и поэтому «весьма сложно» доверять высоким процентам за поправки. «В республике все то, что было и наблюдалось на общероссийском уровне, проявилось в ухудшенном варианте, потому что здесь серьезной оппозиции нет, серьезно организованных оппозиционных групп тоже нет. Есть отдельные блогеры, журналисты, может быть, коллективы редакций, которые критически оценивают действия властей, но какого-то серьезного анализа и обсуждения по поводу поправок в Дагестане по большому счету не было», — объясняет он.
О том, что на голосовании по поправкам в Дагестане были выявлены многочисленные фальсификации, активно заявляли лишь наблюдатели от организации «Солидарность и свобода», которые говорили о вбросах и многократном голосовании. Кроме того, как сообщал «Кавказский узел», руководители махачкалинских организаций вынуждали подчиненных голосовать за Конституцию. Однако председатель избиркома Дагестана Магомед Дибиров заявлял, что у него нет сведений о нарушениях в ходе голосования. Он также заявил о «фейковых вбросах» в социальных сетях.
Один из полицейских, охраняющих участки, сказал корреспонденту «Медузы», что тоже проголосовал без принуждения — ему понравились все поправки. Другой сотрудник полиции у Национальной библиотеки имени Расула Гамзатова с ним соглашается: «[Проголосовал] на этом участке. По своему желанию. Мы живем в свободной стране».