Для Вани работа — дело чести Спецкор «Медузы» Андрей Перцев рассказывает о профессиональных принципах Ивана Сафронова. Они вместе работали в «Коммерсанте»

В Москве 7 июля по обвинению в госизмене задержали Ивана Сафронова, бывшего репортера «Коммерсанта» и «Ведомостей», а сейчас — советника главы «Роскосмоса». В Кремле заявили, что задержание Сафронова не связано с журналистской деятельностью, однако многие его бывшие коллеги считают иначе. Об Иване Сафронове, его «коммерсантовском» этапе карьеры и профессиональных принципах рассказывает специальный корреспондент «Медузы» Андрей Перцев — вместе с Сафроновым они работали в отделе политики «Коммерсанта» в 2014–2019 годах.

Ваня Сафронов — душа старого отдела политики «Коммерсанта», его центр. Для Вани работа — дело чести: его много раз пытались переманить в другие издания, в оборонные (и не только) компании, предлагали в разы больше денег, чем он получал в газете. Но деньги никогда не были для него аргументом, потому что он продолжал дело своего отца — Ивана Сафронова, обозревателя «Ъ». Его отец был военным, служил в военно-космических войсках, потом ушел в журналистику: его тексты на оборонную тематику были фирменным знаком старого «Коммерса».

В 2007 году Сафронов-старший погиб при загадочных обстоятельствах: якобы выбросился из окна. Перед этим он готовил очередную публикацию — о секретной продаже российских ракет в Иран через Белоруссию. «Уже почти сдали текст, но [Иван] Иваныч [Сафронов] предложил перенести его на пару дней — чтоб подсобрать комментариев. Но текст так и не вышел, потому что пока Иваныч собирал комментарии, он вдруг приболел. А потом выпал из окна», — вспоминает соавтор текста Михаил Зыгарь, тогда работавший обозревателем «Коммерсанта».

Ваня не верил в самоубийство отца. Каждая его заметка (так в «Коммерсанте» называют любую статью) была доказательством того, что дело Сафронова-старшего живет, — а те, кто хотели заставить его замолчать, ничего не добились. В своей области Ваня был лучшим; нет другого человека, который бы столько же понимал в российской оборонке и мог бы внятно рассказать об этом читателям. Ваня приходил на работу обычно раньше всех, уходил позже всех. Часто спасал первые полосы своими текстами, они печатались там постоянно. При этом в Ване нет звездности, он легкий и отзывчивый человек. Поехать с пулом агентских журналистов на обыденное пресс-релизное мероприятие? Надо, так надо. Помочь коллегам из своего или другого отдела с подтверждением информации? Всегда пожалуйста, как бы ни был занят. В отделе Ваня лучше всех знал, когда у кого из сотрудников день рождения, помогал организовать праздник, покупал подарки.

Никогда от него не слышал про «грандиозные», «великие», «важные» тексты — как любят сейчас говорить о своей работе многие журналисты. Он мог рассказать про офигенную тему, а потом смеяться над шуткой: «Чо, Вань, опять замдиректора гадюкинского ракетного завода уволили, эксклюзив, да?»

Из-за личной истории, связанной с отцом, казалось, что Иван — последний человек, который уйдет из «Коммерсанта»; и уж точно не верилось, что издательский дом расстанется с одним из лучших своих журналистов. Но в 2019 году Сафронова и другого нашего коллегу по отделу, Максима Иванова, уволили после публикации текста о возможном уходе спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко со своего поста.

Не исключаю, что публикацией просто воспользовались в Кремле, чтобы надавить на руководство ИД и устранить неудобного журналиста. Возможно, наверху подумали, что Ваня не пойдет работать в другое издание. Но нет, Иван перешел в «Ведомости», и там тоже писал острые и эксклюзивные материалы — например, о награждении главы Ростеха Сергея Чемезова званием Героя России или о провале учений, которыми командовал Владимир Путин. Потом, правда, решилась судьба самих «Ведомостей» — Иван был одним из первых, кто уволился после назначения и. о. главреда Андрея Шмарова. Думаю, он решил, что работать в корпорации намного честнее, чем в подцензурном СМИ; а работать в зарубежном издании Ваня все равно не смог бы — с ним перестали бы общаться источники (под арест в этом случае могли попасть именно они).

Иван всегда понимал, что у него много недоброжелателей, что темы, которые он затрагивал, слишком болезненные для власти — наверное, самые болезненные. Политика, выборы, активисты, экономика для руководства России, вышедшего из КГБ, — что-то далекое и непонятное. А оборонка — как красная тряпка.

Обвинения в госизмене для любого человека, который знает Ваню, — это абсурд и нелепость. Он — патриот, он верит в лучшее для России, даже в худших ее людях пытается видеть что-то хорошее. Сколько раз в застольных разговорах он пытался оправдать российскую власть, настаивая на том, что в Кремле хотят добра, просто у них не все получается. Именно поэтому дело против него выглядит совсем мелочным и некрасивым. Но я верю, что еще не раз услышу от него привычное: «Ну что, Андрюш, может, накатим?»