Выборы в Беларуси — это продолжение распада СССР Максим Трудолюбов разбирает, почему власть Лукашенко ослабла, — и советует книги, которые помогают лучше понять, что там происходит

В воскресенье, 9 августа, в Беларуси пройдут президентские выборы. Лидер этой страны Александр Лукашенко оказался в непривычно тяжелом для себя положении — пожалуй, ни разу оппозиция не вела столь успешной кампании против него и, судя по всему, пользуется такой высокой поддержкой, как никогда. Колумнист The New York Times, редактор The Russia File и «Медузы» Максим Трудолюбов раскрывает причины, по которым Лукашенко 26 лет успешно держался у власти, — и почему теперь его режим оказался под угрозой.

Почему Лукашенко так долго у власти?

Александр Лукашенко находится у власти в Беларуси 26 лет — дольше всех глав государств Европы и постсоветского мира. Но сегодняшняя Беларусь — результат не только его трудов. Без стратегической поддержки со стороны главного партнера Минска — Москвы — не было бы ни этих 26 лет, ни сегодняшнего устройства Беларуси, удивительной, ни на кого из соседей не похожей страны. 

Бывали годы, когда общая поддержка со стороны России достигала, по оценкам МВФ, 27% белорусского ВВП (хотя чаще колебалась между 10 и 20%), а общий накопленный объем поддержки за период с 2005 по 2015 год, по одной из оценок, составил 106 миллиардов долларов. Огромная часть этой поддержки приходилась на льготные поставки нефти и газа. «Это для нас не выброшенные деньги — это просчитанные шаги в расчете на будущий результат», — говорил как-то Владимир Путин. 

Благодаря двум нефтеперерабатывающим заводам (НПЗ) постсоветская Беларусь оказалась крупным экспортером бензина и других нефтепродуктов, а благодаря российской нефти, долгое время поступавшей по льготным ценам, этот экспорт был Беларуси очень выгоден. НПЗ были построены как часть цепочки поставок советской нефти в Западную Европу и достались Беларуси в силу ее географического положения у западных границ СССР. Здесь мы подходим еще к одной опоре современной Беларуси — сравнительно поздней индустриализации, благодаря которой страна сегодня остается промышленной экономикой с большой экспортной составляющей.

Индустриализация вообще проходила в Белорусской ССР в основном после войны. А социальные плоды индустриализации — переезд в города и модернизация общества — пришлись в результате на более поздние поколения, чем в России. Лукашенко и сам принадлежит к этому слою: он вырос на востоке страны и хорошо помнит тяготы жизни белорусских крестьян и реальные улучшения в их жизни в позднесоветское время. Так что его опора на индустрию советского образца понятна. Построенные в послевоенное время Минский тракторный (тракторы «Беларусь») и Белорусский автомобильный заводы (знаменитые БелАЗы) до сих пор выпускают бóльшую часть тракторов и карьерных самосвалов на территории СНГ. Правда, среди «советских» предприятий Беларуси гораздо больше неэффективных и искусственно поддерживаемых на плаву. 

Построенная Лукашенко благодаря помощи восточного соседа политическая и экономическая система сумела избежать крайностей приватизации и не допустить криминализации и расслоения общества, сравнимых с российскими, писал географ и исследователь постсоветского пространства Григорий Иоффе в книге о Беларуси, выпущенной в конце 2000-х (Grigory Ioffe. Understanding Belarus and How Western Foreign Policy Misses the Mark). Иоффе указывал также, что националистическая и либеральная оппозиция объективно проигрывали Лукашенко как лидеру сельской и индустриальной Беларуси, а «слабая» местная идентичность — на фоне «сильной» польской и «сильной» российской — делают государственничество и курс на интеграцию с Россией вполне осмысленной политикой.

Что изменилось?

Однако в последнее время эти аргументы утрачивают силу благодаря развитию белорусского общества, с одной стороны, и действиям самой России — с другой. По своим внутренним причинам Россия с начала 2019 года меняет схему налогообложения (так называемый налоговый маневр) нефтяной промышленности, в результате чего нефть для белорусских НПЗ становится дороже. Но стремление Москвы к углублению интеграции с Беларусью не ослабевает, что ведет к конфликтам. Российские политики, судя по всему, уверены, что могут себе это позволить: Минск глубоко зависим от Москвы не только из-за поставок нефти и газа, но и в силу большой задолженности Беларуси перед Россией. 

Впрочем, главная проблема Лукашенко не экономическая, а социальная. В той Беларуси, в которой он пришел к власти, быть промосковским политиком было выгодно. Но в Беларуси 2020 года это больше не так. Главное, что изменилось за 26 лет, — отношение общества к белорусскому языку и поиск национальной идентичности. В ходе последней переписи населения 23% жителей Беларуси заявили, что пользуются белорусским как языком домашнего общения. Историк и антрополог Павел Терешкович считает, что это преувеличение, но оно, по его мнению, само по себе означает, что «для значительной части белорусов язык является символом национальной идентичности, а не реальным средством коммуникации».

Белорусский переместился из сел в города: большинство тех, кто сознательно говорят на белорусском, рассуждает Терешкович, — горожане, а не крестьяне. Компания Samsung одной из первых заметила, что реклама на белорусском добавляет 10–12% к продажам, и перешла на белорусский. Теперь в стране много рекламы на белорусском, хотя закон этого не требует. В городских сообществах белорусский язык в моде: примета современности, а не отсталости — из «языка прошлого» он превратился в «язык будущего».

Новая Беларусь — явление во многом поколенческое. По данным Белорусской аналитической мастерской (BAW), сторонники европейского выбора сейчас преобладают над сторонниками союза с Россией не только в возрастной группе 18–24 года, но и в группе 25–34 года. Вероятно, это объясняется и открытостью границ, и тем, что у молодых жителей страны есть возможности учиться за границей (современные диктатуры ее не очень боятся).

Что пытается сделать с этим Лукашенко?

В силу этих причин подходы, которые служили Лукашенко верой и правдой при «старой» Беларуси и при «старых» отношениях с Москвой, теперь ему вредят. В ответ на переход Москвы к более рыночным отношениям Минск мог бы начать путь к экономической независимости при поддержке европейских институтов развития — например, Европейского банка реконструкции и развития. Архаичную, «полусоветскую» экономику с высокой долей государства и безнадежными госпредприятиями белорусские политики могли бы начать превращать в привлекательную, продумав и предложив прозрачную и выгодную обществу программу приватизации. Однако приватизация у Лукашенко — ругательное слово. 

Минск, которому по прогнозам обещают сейчас сильный спад, а потом стагнацию или минимальный рост, мог бы стать более открытым для бизнеса — но Лукашенко мыслит в категориях государственного плана и зарплат. С середины 2000-х Лукашенко обещает, что средняя зарплата в стране будет 500 долларов, хотя это невыгодно ему самому, поскольку каждая девальвация белорусского рубля, делая экономику более конкурентоспособной, отдаляет Лукашенко от поставленной им же цели. Цель эта так пока и не достигнута. 

Все, что пока может Лукашенко, — сам пугать избирателей вмешательством боевиков из России — так же, как когда-то пугал вмешательством боевиков из Польши и Литвы (белорусский президент делает это под каждые выборы). История с задержанием 33 российских «вагнеровцев» — как бы она ни была устроена — один из элементов его избирательной кампании, ну и свидетельство утраты доверия и провала коммуникации между Москвой и Минском. Он пытается связать других кандидатов с Россией, потому что такая связь очерняет их. Так, Светлана Тихановская, вокруг которой объединилась значительная часть оппозиции, заявила на днях, что «вагнеровцы» теперь проходят по делу ее мужа, блогера Сергея Тихановского, не зарегистрированного кандидатом в президенты и посаженного в СИЗО. 

Позднесоветская индустрия, поддержка России, долгое правление Лукашенко помогли сохранить связи, сформированные в логике СССР, и законсервировали их осколки. Но за 30 лет, прошедших с распада Союза, выросла новая Беларусь, у России появилась новая экономическая логика, а Лукашенко остался. Нынешние события вокруг грядущих президентских выборов — отложенный во времени распад одной из бывших частей СССР. Империи всегда распадаются долго и болезненно. 

Что будет дальше?

Велик соблазн увидеть в событиях вокруг выборов нечто более сложное, чем просто конфликт между «прогрессивными» и «отсталыми» силами (Евросоюз будет считать «прогрессивными» проевропейские силы, Россия — пророссийские). Буквально в течение одного 2019 года число сторонников ориентации на Россию, по данным BAW, снизилось в Беларуси с 60,4 до 40,4%, а проевропейские симпатии, наоборот, выросли за тот же период с 24,4 до 32%. Эта картина может начать напоминать московским и европейским политикам Украину 2013 года. 

Но с этой оптикой стоит быть осторожным. В Беларуси, в отличие, например, от Украины, нет четкой границы между западом и востоком страны, как нет и глубокой поляризации взглядов на Россию. Да, жители Беларуси активно выходят на митинги, а еще больше смотрят интернет-стримы с митингов, но настроены они мирно. Почти 75% граждан выступают за то, чтобы Беларусь и Россия оставались «независимыми, но дружественными странами с открытыми границами, без виз и таможен». Входить в состав Российской Федерации на правах еще одного региона хотят очень немногие, всего 3,7% опрошенных, но сохранять близкие отношения хотят почти все. 

Тревогу вызывает то, что и Минск с напуганным Лукашенко, и Москва с силовиками в Совете безопасности склонны рассматривать социальные и политические конфликты в бывшем СССР в логике угроз национальной безопасности. Если эта логика включится снова, Москва будет считать единственной альтернативой теряющему власть «своему диктатору» углубление конфликта и дестабилизацию. Логика «не удержим по-хорошему — удержим по-плохому» уже не раз приводила к тяжелым последствиям.

Что еще об этом почитать

Belarus Economic Update. World Bank Group. May, 2020

Небольшая, ориентированная на экспорт экономика Беларуси подвержена шокам при резких изменениях политики соседей, при рыночных колебаниях или таких кризисах, как пандемия COVID-19. Все эти три фактора сейчас совпали, поэтому в 2020 году экономику страны, по оценкам Всемирного банка, ждет спад по крайней мере на 4%, крупнейший за 25 лет. Рост останется слабым.

Белорусская мечта. Белорусский исследовательский центр Beroc. 2020

Авторы недавнего исследования «Белорусская мечта», опросив социальных активистов и лидеров мнений, выяснили, что те чувствуют себя ближе к жителям Прибалтийских стран и стран Западной Европы, чем к жителям России. Авторы оговариваются, что опрос проводился в то время, когда между Россией и Беларусью велись переговоры об усилении интеграции, и это повысило количество негативных оценок России в прессе и в обществе в целом. Заметим, это отношение «информированной элиты», а не общества в целом. 

Алексиевич С. Чернобыльская молитва. М.: Остожье, 1997

Беларусь сильно пострадала от взрыва на Чернобыльской атомной электростанции в 1986 году, отложенные эффекты той катастрофы до сих пор сказываются на жизни страны. Понимание этого обстоятельства важно для глубокого понимания современной Беларуси, чему книга лауреата Нобелевской премии по литературе Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего» может помочь.