«Люди перестали верить телевидению. Перестали нас смотреть» Бастующие сотрудники белорусских телеканалов — о том, как они годами мирились с цензурой и пропагандой. А теперь перестали

В Беларуси продолжаются протесты и забастовки против итогов выборов в стране. Бастуют в том числе сотрудники государственных телеканалов. Они устраивают митинги у телецентров, требуя объективного освещения протестов и насилия со стороны силовиков. Некоторые журналисты уже уволились из редакций, где проработали много лет. «Медуза» поговорила с бастующими журналистами об их требованиях и цензуре на белорусском телевидении.

Борис

Ведущий Белтелерадиокомпании, имя изменено по его просьбе

Я работаю на БелТВ уже 16 лет. Я никогда не занимался политическими темами, поэтому не сталкивался с цензурой за время своей работы.

Пока я не уволился, но поддерживаю забастовки. Думаю, мне будет достаточно сложно возвращаться, и увольнение — мой дальнейший шаг. Многие мои коллеги уже приняли решение об увольнении, многие уже ушли, а кто-то собирается стоять до последнего. 

Я прихожу сюда [к телецентру] и разговариваю с людьми в надежде на то, что как можно больше коллег присоединятся к нам. В первую очередь мне хотелось бы, чтобы к нам присоединились те, кто делают новости, — и чтобы они начали говорить правду о том, что происходит. 

В Беларуси все телевидение принадлежит государству, а новости отдалены от настоящих событий. Понятно, что когда по телевизору говорят про 80% [проголосовавших за Лукашенко] на выборах, люди в это не верят — потому что это не совпадает с действительностью.

Люди возмутились результатами выборов 9 августа, последующим кровопролитием и чудовищным отношением к тем, кто мирно выражает протест. Люди перестали верить телевидению. Они перестали нам радоваться. Перестали нас смотреть. От этого больно и обидно, так как для огромного количества работников телевидение — это вся наша жизнь. 

Оставаться в стороне от всего, что сейчас происходит в Беларуси, просто непозволительно. Для нас забастовка — это способ привлечь внимание ко всем проблемам. Когда не работают заводы и телевизор стоит с черным экраном, то это действенная история. 

Руководство нашего телеканала пытается ограничивать приток людей с помощью инспекторов ГАИ и с помощью перекрытия улиц [у телецентра]. Но мы готовы продолжать забастовку до тех пор, пока не добьемся результата.

Среди наших требований — возможность делать новости честно и освещать те события и протесты, которые происходят по всей стране. Мы хотим, чтобы все узнали о том, что происходило в местах задержания протестующих. И чтобы зритель сам принимал решение о том, что ему думать про те или иные события. 

Алексей

Оператор СТВ, имя изменено по его просьбе

Я 10 лет был в президентском пуле. На белорусском телевидении цензурируется все. Вся информация подается с точки зрения аппарата президента. На нашем СТВ вчера показали визит президента на завод МЗКТ, в сюжете были слышны крики «Уходи!». А вечером того же дня показали версию, из которой вырезали крики.

Я думаю, что в России примерно то же самое, но у вас хотя бы появляются какие-то нотки свободы. Здесь это вообще недопустимо.

В пятницу у нас и наших коллег начались забастовки. К нам приезжают деятели культуры, музыканты, чтобы поддержать нас. Сегодня мы стоим с восьми утра. Лично я считаю, что люди, которые продолжают работать на телевидении на фоне забастовок, работают либо под большим давлением, либо потому что надеются на то, что им повысят за это зарплату, — некоторые из них проезжают мимо нас на машине и улыбаются. 

Я надеюсь на то, что забастовки приведут к тому, что информация на белорусском телевидении станет более объективной и мы сможем показывать мнение простых граждан, говорить о том, почему они выходят на улицы. Мы хотим, чтобы народ начал дышать свободнее. Сейчас люди уже ощутили элемент свободы и хотят дальше им пользоваться. 

Если ситуация останется прежней, мне придется уйти. Быть инструментом пропаганды мне не по душе. Не то чтобы я сейчас переобулся. Изначально я работал в культурных проектах. За Лукашенко сам никогда не голосовал. Плюс в Беларуси невозможно устроиться по профессии в независимое от государства место: частных телеканалов здесь просто нет. Сейчас же я увидел, сколько людей вышло на улицы, и понял, что не могу молчать. 

Анна Шалютина

Бывшая телеведущая программы «Наше утро» на ОНТ

Я написала заявление об увольнении еще на прошлой неделе. Это связано с ситуацией, которая происходит в стране. С тем, что моя позиция не сходится с тем, что белорусские телеканалы освещают сейчас.

В эфире телеканала я работала с 2010 года, в штате — с 2015-го. Так как я работник развлекательного вещания, как таковой цензуры или «методичек» у нас не было. Но я говорю именно про развлекательное вещание. 

Очень важно, что сейчас начали увольняться не только телеведущие, но и инженеры, звукорежиссеры, продюсеры. Мы с соведущим ушли в паре, и вместе с нами программу покинуло как минимум пять человек.

Понятно, что мы всегда знали, в какой стране живем. Глупо говорить, что вдруг у нас на что-то открылись глаза. Но та жестокость, с которой обращались с людьми на демонстрациях, коснулась практически каждого. У каждого из нас есть знакомый или близкий знакомого, которого задержали или избивали. Наша страна не такая большая. У моих коллег, которые сейчас выходят на забастовки, есть главное требование: освещать все как есть, безоценочно и объективно. 

Реакция на уход каждого сотрудника у руководства разная. Нас отпустили полюбовно и даже сказали нам спасибо — за то, что мы поступили по совести.

Я не знаю, что буду делать дальше: наша страна и общество находятся в таком состоянии, что не знаем, что будет через час. На мой взгляд, культурная сфера сейчас живет забастовками. Наверное, забастовки на рабочих предприятиях заставляют власти задуматься о чем-то гораздо больше, но солидарность работников культуры очень важна: люди нас знают и для них мы свои. Они должны знать, что эти события происходят со всеми — вне зависимости от того, кто где работает.

Александр Карась

Бывший спортивный редактор СТВ

Я работал на СТВ 18 лет, пришел туда еще студентом. Был корреспондентом, потом работал в качестве редактора. Отдел спорта ничего не имел общего с политикой, но были неприятные моменты, когда наш президент играл в хоккей и приходилось это освещать. Было очень неприятно, что мы транслируем игру непрофессионалов — тем более с таким политическим уклоном. 

Всегда существовала внутренняя самоцензура — в том числе в спорте. Когда высказывались какие-то мнения, которые были на грани спорта и обычной жизни, я не давал их в новости, потому что опасался того, что мне скажут после этого.

Я продолжал работать, так как делал то, что мне нравится. Можно было перейти на спортивный канал — пробовал туда попасть, но меня не брали. Но он тоже государственный. 

Я прекрасно понимаю, что у многих, кто работает на государственном ТВ, есть своя позиция. Я уволился в прошлую пятницу, потому что во мне копилось все с момента начала всех разгонов, появления свидетельств о том, что происходило на улицах и в изоляторах.

Меня поразила жестокость. И мне физически стало неприятно там находиться. Мое руководство не хотело меня отпускать, но несмотря на это, мой вопрос решился в течение одного дня. Коллеги меня поддержали. Я знаю, что многие хотели бы тоже уйти, но их держат какие-то обстоятельства. 

Я не ожидал таких забастовок. Думал, что телевидение бастовать не будет. До этого увольнялись люди, которые работают в кадре. Я думал, что, может быть, уволятся ведущие, корреспонденты, но не инженеры и звукорежиссеры, которые могут не иметь отношения к новостям. Я очень рад тому, что телевидение вышло на забастовку. Хотелось бы, чтобы протесты привели к смене власти, а так не знаю — мы находимся в центре бури и никто не знает, что будет.