«Мы немного более смелые, чем православная церковь» Католические священники в Беларуси открыто помогают протестующим. «Медуза» поговорила об этом с настоятелем минского костела Юрием Санько

В Беларуси продолжаются протесты против Александра Лукашенко. Вечером 26 августа омоновцы во время разгона очередной акции заблокировали часть ее участников, которые укрылись в минском костеле святых Симеона и Елены, также известном как Красный костел. Выйти оттуда люди смогли только примерно через час. Сами католические священники тоже выходят на мирные акции протеста, осуждают насилие силовиков и помогают пострадавшим. О роли церкви в протесте «Медуза» поговорила с Юрием Санько — официальным представителем Конференции католических епископов в Беларуси, секретарем Минско-Могилевского митрополита Тадеуша Кондрусевича и настоятелем минского Костела Пресвятой Троицы на Золотой Горке.

— 26 августа силовики перекрыли вход в Красный костел и заблокировали внутри людей, которые не могли оттуда выйти около часа — некоторых загнали внутрь. Что происходило внутри?

 — Когда начали притеснять мирных протестующих, понятно, что они побежали к нам. Больше 100 человек было закрыто [ОМОНом в костеле]. Службы закончились, но прихожане продолжали молиться. Не было обсуждений, просто молились.

[Когда силовики разблокировали дверь] мы ждали, пока ОМОН уедет, потому что у костела была выстроена дорожка из омоновцев — к автозаку. Они готовы были всех людей, кто выходит из костела, забирать. Когда уже можно было выходить, мы вышли — до этого дверь была закрыта. Все ждали, когда ОМОН уедет, и просто молились. 

— Бывало ли подобное раньше? Чтобы ОМОН вмешивался в работу храма?

— Такое впервые. Вроде костел открыт, но доступ к нему закрыт.

— Представители власти в итоге объяснили свои действия? Связывался ли с костелом президент, его пресс-секретарь или МВД?

— Нет, никто не связывался. С Красным костелом все началось в воскресенье [23 августа], когда [в храме] обрубили свет. Это один из центральных [храмов], где служба каждый час, но в час дня там отключили свет — и включили только утром следующего дня. Во вторник в шесть вечера снова отключили свет без всяких предупреждений. Сотрудники костела пытались дозвониться [в «Минскэнерго»], но им говорили, что залило транзистор. При этом во всем районе свет был, а точечно в Красном костеле — нет.

В среду приходило МЧС. Интересовалось, как это у нас без света работают колонки. Узнавали, где у нас еще подпитка какая. Потом еще собственник здания [Минский горисполком] резко захотел иметь у себя ключи от всех помещений. Они поменяли все замки, повыкручивали ломом, повставляли свои, только один комплект [ключей] оставили. И все это продолжается.

— Что продолжается?

— Давление на костел. 27 августа [людей] тоже не пускали в костел. Стояло оцепление ОМОНа вокруг — дедушка шел, а омоновцы его не пускали. 

Не знаю, для чего это делается. Костел выставляется организацией, которая провоцирует и настраивает людей. Хотя костел никогда не занимается этим и мы никогда не принимали чью-то сторону [политически]. Сейчас искусственно ищется враг, и мы получаем за нашу позицию. Мы немного более смелые, чем православная церковь, хотя они более многочисленные. 

Хоть сам президент и угрожал уже [священникам], но мы говорим, что не занимаемся политикой, нам каноническое право запрещает. Но Иисус говорит «Идите и евангелизируйте». Поэтому если прихожанка приходит и говорит, что ее муж не будет приходить в костел, потому что его избили и он был восемь суток в аду, я как настоятель, не могу это игнорировать. И вместе с прихожанами выхожу на мирные акции.

— Почему действующая власть считает вас оппозиционерами, вмешивающимися в политику?

— Тяжело комментировать, почему так считают. Это не наша задача, разбираться кого как называют. Наша задача молиться и поддерживать правду. 

Костел ни в одном государстве не выступал и не был той структурой, которая сменила власть. Это делает народ. Но костел никогда не оставлял народ и всегда был за правду. Наша задача не делать революцию, а молиться и нести мир.

— Другие костелы в Минске сталкиваются с такими проблемами, как Красный?

— Настоятели не сообщали. Местоположение Красного Костела — это самый центр города, на площади где проходят акции. Он в центре и он в первой линии обороны людей. 

— Из-за этого к нему столько внимания со стороны властей?

— Да. Во время предыдущих выборов заранее приходило сообщение от собственника, что костел нужно закрыть. Так как костел не принадлежит нам, мы не можем сопротивляться такому. В этом году к нам не обращались, поэтому двери открыты. Тем более формат мирных акций изменился. Раньше люди выходили вечером, а сейчас днем. А костел не может быть закрыт днем.

— Вы упомянули про угрозы Лукашенко. Что вы имеете в виду?

— Он говорил в Гродно 22 августа. Это было яркое выступление. Если не цитировать, а пересказывать, то: «Священнослужители, займитесь своим делом. Церковь и костел для того, чтобы люди там молились. Вашу позицию государство просто так не оставит».

— Какую реакцию такие слова вызвали у священнослужителей?

— Это возмутило многих священнослужителей. Может, нам сейчас начнут проверять проповеди или писать их нам? Многие священники были с людьми [у изолятора в переулке] Окрестина и в СИЗО. Помогали им, выходили на мирные акции в своих городах, были просто с прихожанами.

— Со стороны действующей власти это выглядит так, будто католические священники поддерживают протест?

— Со стороны государственной власти это так наверно и выглядит. Но костел всегда будет поступать по совести. Если пролилась невинная кровь, мы должны об этом говорить. Господь взыщет за невинную кровь.

Сейчас дается возможность исправить ситуацию. Виновники должны быть наказаны нашим мирским судом, нужно проводить расследование. Светская власть этого не понимает. Мы — духовники и нам больше открыто со Святого Писания, что Господь защитит невинную кровь. Но если мы молчим, значит мы соучастники этого преступления. Поэтому костел молчать не будет. Об этом говорят и заявления митрополита о прекращении насилия, и священники выходят на протесты, чтобы прекратилось насилие над мирными гражданами нашей страны.

— На Красном костеле во время протестов в том числе висел плакат, на котором было написано, что в храме молятся о раскаянии тех, кто фальсифицировал выборы. Это выглядит как прямое политическое высказывание.

— Его повесили прихожане. Костел аполитичен.

— Есть ли еще какие-то требования у костела помимо прекращения насилия и наказания виновных?

— Требования должны выдвигать граждане. Мы только против насилия. Мы даже не можем дать оценку как костел, как духовная структура, были ли сфальсицифировнаы выборы или нет. Мы даем оценку дальнейшим действиям. 

Еще были инициативы нашей католической молодежи, но они имеют на это право. Они создали целое движение «Католики не фальсифицируют, фальсификация — это грех». Это была инициатива католической молодежи, которая активно распространяла это в соцсетях. но это не акция костела как официальной структуры. 

Мы ничью сторону не занимаем, но за то, чтобы была правда, справедливость и милосердие. 

— Что сейчас справедливо для Беларуси?

— 9 и 10 августа были жесткие дни, задержания. Это было превышение полномочий, и никто не собирался разговаривать с людьми, услышать их. Это просто неправильно.

— Сейчас такого насилия со стороны властей уже нет. Церковь уже может не вмешиваться?

— Нет, так нельзя говорить. Слава Богу, что акции проходят мирно и нет задержаний, хотя уже опять они начинаются. Но у людей есть конкретная повестка, и они, думаю, должны высказывать свою позицию. Уникальность всего, что все протесты были мирные и продолжаются. Люди выходят с просьбой, ничего не крушат. У них конкретная просьба.

— Так за что вы выступаете?

— Мы хотим, чтобы все успокоились, начали разговаривать. Чтобы начался диалог между существующей властью и народом. Без диалога сложно говорить о переменах и что хотя бы одна из сторон будет услышана. 

Выходят люди на мирный протест — 200-300 тысяч — и нет диалога. Они выходят с конкретным посылом. Кто-то с ними разговаривает? Никто. Комитет [Координационный совет оппозиции], который создали — с ним тоже никто не хочет разговаривать. Понятно, что не мы должны устанавливать формы общения, как это должно выглядеть. Но это не должно быть одностороннее.

Государственные СМИ и так далее должны признать, что [на акции протеста] вышло не 20-30 тысяч человек, а 200-300 тысяч. А не просто пропускать это мимо. Мы видим тенденцию разделения на хороших и плохих. Этого нельзя допустить. Одни маргиналы, потому что выходят с красно-белыми флагами, а другие патриоты. Этого нельзя допустить, иначе белорусы как нация перестанут существовать.

— Позиция Красного костела отличается от других костелов Беларуси?

— Нет. У нас одна линия, одно мнение. И наш митрополит идет впереди паровоза и задает тон. Это можно увидеть по его заявлениям. Он был одним из первых иерархов всех конфессий и религий, который высказался, что нужно срочно прекратить то, что происходит. Он поехал в тюрьмы, в СИЗО, встречался с людьми, встречался с министром МВД. Он активно ведет и подает для священнослужителей пример, что мы не должны остаться в стороне. Он всегда за людей, всегда с ними, всегда за правду.

— О чем митрополит говорил с министром внутренних дел Юрием Караевым?

— Это была одна из протокольных встреч. Ему сказали: «Я не давал такие указания. Будет проведено расследование». Когда оно будет? Ни одного уголовного дела не заведено. [Но] по крайней мере, мы донесли свою позицию на самый верх, и для нас это самое важное.

— Чем сейчас отличается позиция католической церкви от других конфессий?

— Мне сложно сказать. Может показаться, что костел более явно и часто выступает. Что голос костела более яркий, из-за того что митрополит много раз выступал и священники выходят на акции. Но в конструктиве у всех религиозных организаций один посыл — чтобы прекратилось насилие, чтобы расследовалось преступление над мирными гражданами и чтобы наступил мир. Думаю, это общий посыл всех конфессий.

— Вы общаетесь со священнослужителями других конфессий Беларуси?

— С Православной церковью тесный контакт. Мы многие акции, заявления, которые выходят от костела и церкви, согласовываем. Церковь и костел все равно заодно.

Другие конфессии более немногочисленные, но с ними тоже контакт. Когда в Ватикане заявили, что вся Европа 19 числа будет молиться за Беларусь, мы быстро организовались и провели такую молитву. В течение половины дня я созвонился со всеми религиями традиционными, которые у нас есть: мусульмане, евреи, католики, протестанты, православные, баптисты, пятидесятники. Мы собрались на совместную короткую молитву в то время, когда была молитва «Отче наш» во всей Европе. Мы сотрудничаем со всеми.

— Какая роль у церкви во время текущих протестов, на ваш взгляд? 

— У нас много инициатив молитвенно-духовного плана о всей ситуации. Мы молимся за Беларусь, за наш народ, чтобы вся ситуация разрешилась быстрее и мирным способом. Чтобы виновные раскаялись. Чтобы наши сердца были открыты на начало процесса прощения. Прощение — это не эмоция, и люди неспроста говорят «никогда не забудем». То, что происходило 9 и 10-го августа — это унижение человеческого достоинства. И мы молимся, чтобы подобное быстрее разрешилось в нашей стране. И социальное служение тоже никто не отменял — помощь пострадавшим. Не только психологическая, но и материальная помощь. Но главное направление — это молитва.

— Что означает социальная помощь от костела?

— Когда 9-го числа первые люди оказались в СИЗО, представители костелов были под стенами [изолятора на] Окрестина. Была организована палатка, где люди могут помолиться, почитать Библию, погреться, пообщаться со священником. 

— Вы много раз подчеркнули, что костел не занимает чью-то позицию. Но священнослужители выходят на протесты и сами. Они хотят новых выборов?

— Появление на мирных акциях — это посыл не о новых выборах, а о прекращении насилия и решении вопросов мирным способом, а не запугиванием и унижением.