«Горбачев. Рай» — фильм-портрет первого президента СССР о власти, возрасте и любви Антон Долин — о новой картине документалиста Виталия Манского
В Москве прошла премьера документального фильма Виталия Манского «Горбачев. Рай» (еще один показ будет 11 декабря). Автор взял интервью у первого президента СССР в его доме в Подмосковье. Кинокритик «Медузы» Антон Долин посмотрел фильм и рассказывает, каким получился портрет политика, которого одни ненавидят, а другие превозносят.
Только что получивший режиссерский приз в Амстердаме, а потом показанный в Москве «Горбачев. Рай» Виталия Манского может показаться и очень простым, и очень сложным фильмом. Все зависит от зрителя и его взгляда.
С одной стороны, перед нами полуторачасовое интервью с первым, он же последний, президентом СССР. Михаилу Сергеевичу Горбачеву вот-вот стукнет 90, возможность поговорить с ним и сделать из этого разговора фильм — редкая и сверхценная как для автора, так и для публики. Очевидно, что Манский — знаменитый документалист и любимец фестивалей, которого всегда интересовал феномен верховной власти в России, — подходящий кандидат для такой миссии. Тем более он снимал Горбачева и раньше. Получилось ли интервью? Да как сказать. Человек пожилой, говорит медленно, а иногда и невнятно, уходит от вопросов, отшучивается, устает от диалога, меняет тему.
Если планом была биография, рассказанная главным героем, выполнить его не удалось. Зато сложился портрет редкой выразительности. Камера талантливой и придирчивой Александры Ивановой (она снимала все последние фильмы Манского) всматривается в измененные годами, но безошибочно узнаваемые черты, будто тающие в сумраке пустой гостиной. Осень, так сказать, патриарха на глазах переходит в зиму. Над загородным домом, спрятанным за зеленым забором, идет снег. Красиво.
С другой стороны, все-таки «Горбачев. Рай» не телерепортаж, хоть бы и развернутый, а настоящее кино. Хотел ли этого автор, неведомо, но нераскрытость Горбачева оказалась интереснее, чем «раскрытая тема» (впрочем, документалист обязан уметь принять и использовать неожиданность, Манский этой способностью обладает в полной мере). Мы хорошо знакомы с двумя противоположными мифологиями: «Горбач» — злодей и иуда, разваливший Союз, а с другой стороны, «Горби» — голубь мира и великий человек, подаривший народам свободу. Возможно, последний генсек был просто сломавшейся шестеренкой, чей бунт против системы предопределили обстоятельства. Не исключено и обратное: система могла бы просуществовать еще сто лет, а потом утопить весь мир в крови, и этого не случилось, потому что во главе «империи зла» оказалась выдающаяся личность. Или, по меньшей мере, миролюбивый, просто хороший человек, которому хватило порядочности, чтобы оставить власть добровольно. Мудрец, смотревший в будущее. Или недалекий аппаратчик, не сумевший предсказать последствия своих действий. Эти картины мира взаимоисключающи, никакой «истины посередине» они не предполагают.
В фильме Манского Горбачев представлен как энигма — сфинкс, который и сам неспособен обозначить свою роль в истории. А кто, если вдуматься, способен? На очередной вопрос Манского Горбачев отвечает, что гордится освобождением бывших республик СССР — и вместе с тем сожалеет о распаде СССР. Как такое может быть, недоумевает режиссер, ведь надо выбрать что-то одно! Но Горбачев упрямо отказывается от выбора. Понимай как знаешь. Так и выходит, что фильм — о неразгаданности и неразгадываемости самой российской истории. А его герой не столько главное действующее лицо, сколько магическая призма. Используя ее, автор пытается прикоснуться к нескольким вечным темам.
Первая и самая очевидная — власть, в России и не только. Как оказаться в ней? Как воспользоваться ею? Как с ней расстаться и жить дальше? Горбачев с какой-то растерянностью, сохраненной с тех самых пор, рассказывает, как в кратчайшие сроки передавал кабинет Ельцину. А вот мемуары о первых шагах во власти, еще при Брежневе, ему самому кажутся смешными байками из давно не существующей жизни. Уверенно называя себя «свободным человеком», Горбачев не лукавит. Дав свободу другим, он желает ее и для себя. Покинуть трон — проявление свободы. Назвать себя в 2020 году социалистом и признаться в неиссякшей любви к Ленину — тоже. Как, впрочем, и уход от вопросов интервьюера.
Что же он получил, отказавшись от власти? В материальном смысле очень немногое (показывают дом — просторный, но не огромный и, как выясняется, в собственности у семьи Горбачевых не находящийся). Главное, конечно, жизнь, долгую и все-таки счастливую. Сохраненный здравый рассудок, чувство юмора. В свои 89 он сидит за столом: картошка и пельмени, холодец и огурцы со своего огорода, стопка водки. Может, конечно, накрыли для киношников — но не похоже, что в остальное время Горбачев питается лобстерами и черной икрой. На десерт миска с крыжовником. Тут грех не вспомнить Чехова. «Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, „тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман“. Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой».
Вторая тема — возраст, старость, время как таковое. Замедлившийся темп жизни, диктующий меланхоличный и неторопливый ритм всей картине, безразличие к погоде и политическому климату за окном. Отсчет времени перестает быть важным. Горбачев встречает с близкими Новый год (сквозная тема в фильмах Манского). Под поздравление Путина и бой курантов, отвернувшись от телевизора, он кого-то поздравляет по телефону. «О, Вова», — небрежно роняет, взглянув на экран.
Однако чужды злободневности или какой-то оппозиционности и фильм, и сам его герой. «Самое главное — это свадьба перепелок», — вдруг ухо выхватывает странную, будто литературную фразу из диалога. Горбачев, кстати, хорошо знает и шпарит наизусть классику поэзии. «Пока свободою горим…» — не без иронии напоминает он. Но пафос интервьюера разделять не желает, жертвой обстоятельств себя не признает. Просто он уже живет в немного ином мире, чем мы. Манскому удается показать это без лишних слов, через светотень — кьяроскуро, напоминающее о выдающихся портретах прошлого, от «Старухи» Джорджоне до «Портрета старика» Рембрандта. Кажется, что Горбачев на глазах уходит в окружающую его тьму, постепенно и безболезненно растворяется в ней. Исчезает образ, остается голос, выводящий украинскую песню: «Стоить гора высокая, попид горою гай, гай… Зэлэный гай, густэсенький, нэначе справди рай». Отсюда название фильма.
Третья тема — конечно же, любовь. С первых кадров пустота дома Горбачева — это значимое отсутствие Раисы, чье лицо смотрит на нас с бесчисленных фотографий. В гости заходит Алвис Херманис и актеры — Евгений Миронов с Чулпан Хаматовой, они как раз готовятся к спектаклю «Горбачев», пытаются что-то узнать у главного героя. «А как вы впервые поцеловались?» — «У Сокольнического пруда — хотел утопить, а потом поцеловал…» Все неуверенно смеются.
Если старость и власть — непроницаемые тайны, то любовь таинственнее во много крат. И когда мы видим прекрасного театрального актера, на которого наносят тщательный грим (родимое пятно на лысине рисуют специальными красками, кистью), слышим точную копию горбачевских интонаций в последнем его публичном монологе, осознаем еще острее заповедность каких-то зон для игрового искусства. Но не для документалистики, хранящей ту же разомкнутость и свободу, что сам Горбачев.
Например, посреди беседы, он встанет и пойдет куда-то прочь — медленно, но неуклонно. «Еще вопросы есть, Михал Сергеич», — неуверенно окликнет его интервьюер. «А я при чем?» — искренне удивится он.
Антон Долин