Россия считает Китай союзником в новой холодной войне с Западом. Но это не взаимно Максим Трудолюбов — о кремлевском «повороте на Восток» и о книгах, помогающих понять, что с ним не так
В России и на Западе любят прибегать к риторике холодной войны, когда анализируют современное состояние международных отношений (и попутно обвиняют друг друга в ее нагнетании). Но ни там ни там упорно не хотят замечать, что для жителей большей части планеты главная история минувших ста лет не мировые войны, не борьба коммунизма с капитализмом, а возникновение на руинах азиатских и европейских империй независимых национальных государств. И новая холодная война если и началась, то не между либерализмом и авторитаризмом, а между теми, кто когда-то был колонизатором, и теми, кто был их колониями. Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов объясняет, что драматизм положения России — в том, что она как раз была в числе колонизаторов, а ее современный главный союзник, Китай, принадлежит к числу стран, наиболее пострадавших от империализма.
Российские идеологи и пропагандисты говорят о «внедрении Западом чуждых для России идеалов и норм», обличают оппозицию, действующую по «указке Запада» и пугают телезрителей тем, что Запад готовит России «ни много ни мало войну». Американские, британские и западноевропейские комментаторы обвиняют российские власти в целенаправленной борьбе с институтами Запада и в ведении антизападной информационной войны.
Весь этот шум можно не замечать, но если все-таки на минуту к нему прислушаться, то несложно обнаружить, что главное в нем не содержание, а комфортность для идеологов и публицистов. Во всех этих «указках Запада» и «гибридных войнах» сквозит ностальгия по прошлому биполярному противостоянию, в котором у России, точнее у послевоенного Советского Союза, была ясная — и ведущая — роль. Западные политики и публицисты, в свою очередь, скучают по временам, когда они были триумфаторами глобального конфликта ХХ века.
Россия и Запад готовятся к прошедшей — и не самой главной — войне
Холодная война, к которой отсылают все эти взаимные упреки, была не только замороженным конфликтом двух великих держав (прорывавшимся в региональных войнах), но и понятной — особенно если смотреть из Вашингтона и Москвы — системой международных отношений. На каждом из двух мировых полюсов стоял флаг, вокруг которого группировались те страны, которых вынудили — или которым было выгодно — быть ближе к Западу («капиталистические») или к СССР («социалистические»).
С западной точки зрения весь ХХ век был посвящен смертельному противостоянию идеологий фашизма и коммунизма, а потом политико-экономических систем капитализма и коммунизма. Все эти учения и взгляды на мир сформировались в Европе более ста лет назад. Точка зрения Владимира Путина, не устающего вспоминать о результатах Второй мировой войны и последовавшем переделе мира, в этом смысле вполне западная. Это пусть и неудовлетворенное, но — западничество.
Но под покровом противостояния между капитализмом и социализмом скрывалось другое противостояние. Холодная война безжалостно затягивала в себя третьи страны, подавляя их стремления к деколонизации, самостоятельному национальному развитию и формированию собственных политических систем, пишет историк из Йельского университета Одд Арне Вестад в одной из лучших книг по истории холодной войны.
С незападной — точнее, со множества незападных — точек зрения, главным мировым процессом ХХ века было возникновение на руинах европейских и азиатских империй независимых национальных государств. В Египте, Индии, Китае, Пакистане, Таиланде, конечно, представляют себе, что волнует американцев и европейцев (благодаря повсеместному распространению английского языка это не так сложно), но при взгляде «с той стороны» мир выглядит иначе. Если смотреть не из Вашингтона и Москвы, то важны не «внутризападные» споры, а отношения между бывшими колониями (или государствами, входившими в орбиты империй) и бывшими колонизаторами.
Права человека и демократия как неоколониализм
В этом длительном и болезненном конфликте с Западом, который гораздо старше холодной войны, Россия — географически и исторически — занимает уникальную двойственную позицию. Совсем недавно российский министр иностранных дел Сергей Лавров на встрече с китайским коллегой Ван И подписал совместное заявление «По некоторым вопросам глобального управления в современных условиях», где говорится о том, что права человека нужно защищать «сообразно национальным особенностям».
Юридические формулы, защищающие достоинство индивидуальности, вошли в международные декларации и правовые документы в 1940-х годах — на излете войны и в первые послевоенные годы. Жертвами преступлений, выявленных на Нюрнбергском и других процессах, были представители «расово неполноценных» этносов, геи, люди с особенностями развития и разного рода «внутренние враги».
Авторы Всеобщей декларации прав человека, устава Международного военного трибунала в Нюрнберге, Европейской конвенции и других документов того времени руководствовались стремлением в будущем защитить такие группы и национальности. Поэтому важно было создать и приемлемую для консерваторов концепцию защиты прав, просто потому, что само понятие прав человека до 1940-х годов ассоциировалось с революционной традицией droits de lʼhomme и с коммунистическим движением. Христианским демократам и другим партиям, располагавшимся в политическом центре, важно было создать «иудеохристианско-демократическую» версию прав, лишив популярных в послевоенном мире коммунистов монополии на них.
В годы войны массовые убийства и страдания преследуемых были усугублены тем, что в 1930-е и 1940-е годы евреям и другим беженцам крайне трудно было пересекать границы. Одни страны их не выпускали, другие не принимали (это относилось и к США, вспомним трагическую историю корабля «Сент-Луис»). А значит, права человека должны были действовать поверх границ. Сама идея защиты прав человека в понимании, зафиксированном во Всеобщей декларации и других послевоенных документах, исходила из существования морального абсолюта, стоящего выше суверенной власти государств над их территорией.
Это обстоятельство стало проблемой для Советского Союза, несмотря на то что он был одним из основателей ООН, а советский посол Александр Богомолов состоял в группе разработчиков Всеобщей декларации. Руководители СССР, лидеры социалистических государств и стран, которые во второй половине ХХ века называли «третьим» (то есть изначально не капиталистическим и не социалистическим) миром, стали рассматривать «западные» права человека как предлог для вмешательства в свои дела. «Своими» правами человека коммунисты и их сателлиты считали не политические и гражданские права, а социальные: права на кров, одежду, работу и социальные услуги. Запад укорял коммунистов в несоблюдении политических прав (подавление инакомыслия и отсутствие выборов), а коммунисты Запад — в несоблюдении прав социальных (безработица и высокое неравенство).
Сегодняшние российские руководители любят подчеркивать свой консерватизм и считать себя хранителями традиционных ценностей. Между тем версию прав человека они выбирают не консервативно-демократическую, а вполне социалистическую — с опорой на социальные, а не гражданские и политические права.
Китай давно спорит с западными партнерами о правах человека. «Приоритетом для Китая являются экономические и социальные права, а не гражданские и политические, — объясняет Фил Ма, исследователь из Дьюкского университета в США. — Права этого типа подчеркивают коллективные ценности и возможности для экономического роста, а не только для развития демократии». Еще важнее то, что укоры в несоблюдении прав человека в Тибете или Синьцзяне звучат для китайских политиков не в контексте недавней холодной войны, а в контексте «столетия унижений» — периода, закончившегося созданием Китайской народной республики в 1949 году.
В более широком контексте современные китайские власти действуют как представители одной из ведущих незападных держав, стремящихся преодолеть наследие колониальной эпохи. Именно поэтому в их глазах права человека и распространение демократии не что иное, как попытка Запада учить восточных «варваров» быть «цивилизованнее». Профессор из Кении, работающий на юридическом факультете Университета Буффало, штат Нью-Йорк, Макау Мутуа называет это подходом «дикари — жертвы — спасители». Этот подход, по его мнению, находится в опасной близости к старому империалистическому представлению, будто западные цивилизаторы призваны прийти и спасти восточных варваров от них самих.
Китайская Компартия обосновывает легитимность собственной власти не столько через идеологию (которая утратила актуальность как раз с окончанием холодной войны), сколько через роль национально ориентированной силы. Именно она прекратила эпоху, когда Китай нес территориальные и экономические потери от действий великих держав: Британии, Франции, США — и России.
Праздник победы над Россией
Индийский публицист Панкадж Мишра начинает свою книгу «Из руин империи. Восстание против Запада и воссоздание Азии» с рассказа о том, как за пределами западного мира было воспринято поражение российского флота в Цусимском сражении в мае 1905 года. Праздновали тогда не только японцы. Восторженные публикации наполнили страницы египетских, китайских, персидских и турецких газет: впервые в Новое время неевропейская страна смогла нанести поражение европейской державе в полномасштабном военном столкновении.
Интеллектуалы и реформаторы незападного мира вспоминали тот день как важнейшую веху. Мустафа Кемаль, будущий Ататюрк, писал, что убедился тогда, что модернизация по японскому образцу может изменить страну. Джавахарлал Неру, будущий первый премьер-министр независимой Индии, вспоминал, что известие о Цусиме сильно воодушевило его и укрепило надежды на освобождение Азии от подчинения Европе. Один из интеллектуальных лидеров черного движения в США Уильям Дюбуа писал о всемирном всплеске «цветной гордости».
Исторически Россия — одна из колониальных держав. На заре новой эпохи Россия была частью Запада, действовала как западная империя и воспринималась незападным миром именно в этом качестве. Претензии того же Китая к России — до сих пор фактически не снятые — это претензии к бывшей колониальной империи. Когда Дэн Сяопин и Михаил Горбачев встречались в Пекине в 1989 году, советского лидера поразил набор «старых» тем, поднятых Дэн Сяопином. Горбачеву, приехавшему налаживать отношения с партнером СССР, китайский лидер напомнил о царской политике, унижениях прошлых лет, территориях, отошедших к России по Айгунскому и Пекинскому договорам, и о соответствующих территориальных претензиях Китая.
Горбачев, как и все российские лидеры, существующий внутри западной повестки дня, не нашелся что ответить. «По протоколу Горбачев должен был в ответ изложить нашу позицию, наше видение, но он этого не сделал, поскольку не был подготовлен к такому приему, и отмолчался — то есть, выходит, согласился с версией Дэн Сяопина», — вспоминал в недавнем интервью китаист Андрей Виноградов из Института Дальнего Востока. В Китае пограничный конфликт 1969 года на Даманском квалифицируется как «отпор северным агрессорам». Недавно в Китае отмечался его юбилей, и оставшиеся участники тех событий были отмечены наградами.
Другая историческая перспектива
Евросоюз по-прежнему главный торговый партнер России, но если семь лет назад объем торговли ЕС с Россией превышал объем торговли с Китаем в пять раз, то сегодня разрыв сократился до двух раз. Китай уже обошел Германию в роли крупнейшего поставщика промышленного оборудования в Россию. Сравнительно скромные объемы поставок российского газа в Китай растут. Все более тесным становится военное сотрудничество, зримое выражение которого — совместные учения. Вполне реальна перспектива глубокого вхождения России в технологическую сферу влияния Китая, в частности, в области строительства сетей 5G.
Александр Габуев в исследовании перспектив интеграции России в Pax Sinica — геоэкономическое пространство Китая — замечает, что пока Китай использует свои экономические преимущества в основном ради получения более выгодных условий торговли, скидок при поставках нефти и газа. Но по мере усиления зависимости России от Китая китайские политики вполне могут начать давить на Россию в некоммерческих сферах: например, сократить военное сотрудничество с соперниками КНР, убедить страны Центральной Азии допустить на их территории военные компании Китая для охраны объектов проекта «Пояс и путь». Краткосрочные выгоды могут обернуться долгосрочными потерями.
Действующим кремлевским политикам выгодно играть роли истовых борцов с Западом. Проблема в том, что память у незападных партнеров Москвы гораздо более долгая, чем у россиян. Логика Кремля понятна, но она диктуется взглядами, сформированными в годы холодной войны. Это перспектива нескольких десятилетий. Между тем китайские политики смотрят на Россию — и весь мир — из перспективы столетий. Именно поэтому, даже сблизившись с КНР и выйдя на борьбу с Западом на китайской стороне, Россия все равно остается «историческим Западом» и — тем самым — предметом претензий со стороны Китая, точные размеры которых неизвестны.
Что об этом почитать
Mishra P. From the Ruins of Empire: The Intellectuals Who Remade Asia. Toronto: Doubleday Canada, 2012
Бывшие колонии и государства, развивавшиеся в тени Запада, все больше вдохновляются чаяниями тех, кто противостоял западной экспансии в минувшие 200 лет. Индийский публицист Панкаж Мишра обобщил наследие идеологов национальной самостоятельности культур незапада: Джамаля ад-Дина аль-Афгани, Ляна Цичао, Рабиндраната Тагора. Речь не о возмездии Западу за колониальное порабощение — речь о муках и ошибках самостоятельного национального пути.
Вестад О. А. Беспокойная империя. Китай и мир с 1750 года. М.: Центрполиграф, 2014.
Норвежский историк Одд Арне Вестад разбирает в этой книге историю внешней политики Китая на протяжении минувших 250 лет. Свою задачу автор видел в том, чтобы показать, как столкновения с внешними силами влияли на внешнеполитические позиции китайских политиков.
Loeffler J. Rooted Cosmopolitans: Jews and Human Rights in the Twentieth Century.
Среди вдохновителей и авторов международных правовых документов 1940-х годов, помимо лидеров Римско-католической церкви и секулярных интеллектуалов самой разной ориентации, было немало еврейских юристов и активистов. Юрист Герш Лаутерпахт был одним из составителей Всеобщей декларации и автором термина «преступления против человечности». Автором термина «геноцид» и проекта Конвенции ООН о предупреждении и наказании преступления геноцида был Рафаэль Лемкин. Историк Джеймс Лойфлер дополняет забытую историю прав человека биографиями пяти еврейских интеллектуалов, имевших к этому проекту непосредственное отношение.
Максим Трудолюбов
«Медуза» — это вы! Уже три года мы работаем благодаря вам, и только для вас. Помогите нам прожить вместе с вами 2025 год!
Если вы находитесь не в России, оформите ежемесячный донат — а мы сделаем все, чтобы миллионы людей получали наши новости. Мы верим, что независимая информация помогает принимать правильные решения даже в самых сложных жизненных обстоятельствах. Берегите себя!