Как устроена англоязычная «Медуза». Рассказывает ее редактор Кевин Ротрок
Как устроена англоязычная «Медуза». Рассказывает ее редактор Кевин Ротрок
Американец Кевин Ротрок — знаменитость русского твиттера. У него почти 30 тысяч подписчиков, к которым он часто обращается с просьбой объяснить ему какое-то непонятное выражение на русском — и его «Ребята, что значит…», в общем-то, стало мемом. При этом вряд ли кто-то из иностранцев лучше самого Кевина разбирается в русской интернет-культуре. Ротрок — главный редактор англоязычной версии «Медузы». Переводы наших новостей, репортажей и расследований; самостоятельные материалы на английском; подкаст The Naked Pravda; ежедневная рассылка «Медузы» для иностранцев — за все это отвечает Кевин. А мы, честно говоря, с трудом понимаем, как ему это удается: он живет по другую сторону океана от нас, в небольшом американском городе Нью-Хейвен, штат Коннектикут, и ему приходится вставать до рассвета, чтобы успеть за российской новостной повесткой. Так что лучше пусть Кевин расскажет о своей работе сам.
Что такое «Медуза на английском»
Работа над англоязычной «Медузой» началась в декабре 2014 года, всего через несколько месяцев после запуска основной. Создатели «Медузы» с самого начала хотели выпускать контент и на английском языке тоже — и чтобы зарубежная аудитория могла читать репортажи «Медузы», и чтобы просто заявить о себе как о бренде на международном медиарынке.
У иностранцев Россия ассоциируется в основном с Кремлем и государственными СМИ, и многие думают, что никакой независимой журналистики тут давно не осталось. И хотя заниматься журналистикой в России, несомненно, в последнее время стало гораздо сложнее, она никуда не делась, а «Медуза» — просто одно из лучших изданий в этой части света. Задача англоязычной версии «Медузы» — напомнить, что Россия — это живой и дышащий организм; нечто большее, чем то, о чем рассказывают в какой угодно пропаганде.
Наша американская аудитория примерно в три раза больше британской, и в зависимости от темы и времени года обе они составляют от четверти до половины всей аудитории англоязычной «Медузы». Я благодарен тем британцам, которые продолжают читать «Медузу», несмотря на мои бесконечные жалобы на британскую орфографию и грамматику в твиттере (например, лишнюю букву U, которую они вставляют в любое слово, или слово soccer, которое в Штатах все ненавидят). Примерно 10% нашего трафика приходит из самой России, где англоязычную «Медузу» читают экспаты и англоговорящие местные.
Через несколько лет после открытия англоязычного представительства мы запустили ежедневную рассылку с кратким содержанием основных репортажей, а также пересказом интересных материалов и аналитики в других изданиях. Бывают дни, когда наша рассылка — самый важный продукт «Медузы» на английском. Но лучший контент все равно на сайте, где мы публикуем переводы длинных материалов основной «Медузы».
Чем мы занимаемся
Естественно, на англоязычном сайте меньше контента, чем на русском. У нас гораздо меньше сотрудников, поэтому мы успеваем перевести лишь небольшую часть материалов, выходящих на основном сайте, — даже если даем не полный перевод, а пересказ. Поэтому, отбирая материалы для перевода, мы делаем фокус на статьях, которые позволяют добавить нечто новое к общественным дискуссиям о жизни в России (это, например, репортажи о том, как устроена работа силовиков, или о жизни уязвимых социальных групп). Отдельный приоритет — материалам, представляющим интерес для экспертных сообществ (скажем, аналитика о выборах или статьи о разработке российских вакцин от коронавируса).
Таким образом, мы стараемся сделать так, чтобы «Медуза» на английском была интересна и широкому читателю, и экспертам по России.
Я работаю в медиа уже больше десяти лет и постоянно пишу о России на английском. Все это время я не перестаю удивляться, насколько сложно и утомительно лавировать между совершенно разными интересами не только российской и западной аудиторий, но и разных групп внутри каждой из них. Многие статьи «Медузы», переведенные на английский, оказываются незамеченными — или, наоборот, становятся хитами только потому, что они вызвали резонанс у определенной части аудитории. То, что одни наши читатели сочтут за международный скандал, другим покажется полной ерундой.
Пример неочевидно хитовой темы: пару лет назад мы писали об обвинениях в мошенничестве в адрес знатока передачи «Что? Где? Когда?» Александра Друзя. Подавляющее большинство иностранцев ничего не знают о российских телевикторинах — но есть небольшая группа людей, которая реально фанатеет от таких очень узкоспециальных тем.
Хотя в основном мы переводим статьи «Медузы» с русского почти дословно, часто мы выбираем другую ключевую цитату для заголовка: то, что покажется россиянам ярким или запоминающимся, не всегда работает для англоговорящих читателей. Цитаты производят нужный эффект только в сочетании со всем прилагающимся к ним культурным контекстом. Но иногда я не понимаю, почему прямой перевод цитаты из русскоязычного заголовка просто не доходит до англоязычного читателя.
Когда я берусь за перевод статьи, то стараюсь понять, кто ее основная аудитория. Есть темы, гарантированно вызывающие отклик у определенной группы читателей: обычно это все, что связано с политикой идентичности (права ЛГБТ+, расовые и гендерные вопросы и так далее), окружающей средой, религией, а также многие другие — в первую очередь все, что связано с Владимиром Путиным или Кремлем. Стоит отойти в сторону от этого хит-парада или слишком глубоко погрузиться в одну из этих тем — и мы теряем читателей. Поэтому статьи на важную, но слишком специфическую проблематику — типа законодательных реформ, научных открытий, а также истории людей вроде интернет-знаменитости Лады Маловой, попавшей в тюрьму, — «продать» читателям сложнее.
Кроме того, мы переводим большие материалы, у которых нет «встроенной» аудитории, — вроде подробного разбора результатов клинических испытаний вакцины «ЭпиВакКорона», биографий забытых служителей зоопарка сталинской эпохи или расследований о могущественных бизнесменах типа медиамагната Александра Мамута. Такие статьи должны быть на англоязычной «Медузе», потому что они имеют безусловную ценность для иностранцев, изучающих Россию (а не потому, что я жду, что они вызовут отклик у широкой аудитории).
Как это работает
В англоязычной редакции «Медузы» всего два штатных сотрудника — я и Айлиш Харт — и еще один внештатный переводчик Сэм Бризил, который обычно занимается одним длинным текстом в неделю. Мы все живем в Западном полушарии, Москва на семь часов опережает восточное побережье США, то есть к тому моменту, когда мы просыпаемся, большинство событий, заслуживающих того, чтобы попасть в новости, в России уже произошли. Я стараюсь минимизировать этот временной зазор, вставая до рассвета и переводя срочные новости.
Обычно утром мы занимаемся короткими новостными материалами, а большие тексты откладываем на послеобеденное время. Большинство контента на англоязычной «Медузе» — просто переводы с основного сайта, но в рассылку я иногда включаю собственные пересказы самых интересных репортажей и аналитики из других российских СМИ, таких как «Проект», VTimes, «Важные истории», The Insider и «Медиазона».
Если вы подписчик англоязычной рассылки «Медузы», вам знакома рубрика «Этот день в истории» в конце каждого письма. Раньше я ставил ее в начало рассылки, но один из подписчиков отметил, что она отвлекает от основного содержания (мысль показалась мне справедливой). В этом разделе я пишу про годовщины исторических событий, даты рождения или смерти известных людей, часто описывая их с точки зрения иностранца, который ничего об этом не знает.
Это лишь отчасти шутка. Я люблю подкалывать своих друзей, которые разбираются в истории гораздо лучше меня, но я и правда не самый образованный и утонченный парень. Я так и не научился ценить высокую литературу, поэтому «Мастер и Маргарита» для меня — это «книжка про адского кота или что-то в этом духе».
Как на нашу работу реагируют читатели
Неудивительно, что самую оживленную реакцию у читателей вызывают материалы на темы, которые как-то пересекаются с новостной повесткой в США или на Западе вообще. Например, огромной популярностью пользовался наш цикл статей о сериале «Чернобыль» канала HBO (как реакция российских государственных и прокремлевских СМИ на этот сериал или рассказ одного из наших читателей о том, как благодаря создателю «Чернобыля» Крейгу Мейзину он узнал, что его отчим был одним из ликвидаторов аварии), или все, что связано с так называемым Рашагейтом, который преследовал Дональда Трампа на протяжении всего его президентского срока (скажем, расследование об источниках так называемого досье Стила).
Когда летом 2019 года в Москве задержали спецкора «Медузы» Ивана Голунова, наши переводы его расследований помогли сделать работу Голунова понятной и знакомой широкой международной аудитории. Дело Голунова вызвало большой резонанс — и волну поддержки в его адрес от таких людей, как бывший посол США в России Майкл Макфол и бывший президент Эстонии Тоомас Хендик Ильвес, исследователи Брайан Тейлор и Марк Галеотти, журналисты Джилл Доэрти и Юлия Иоффе и многие другие.
Подкаст The Naked Pravda
В ноябре 2019-го, после года с лишним обсуждения идей, «Медуза» наконец запустила первый англоязычный подкаст — The Naked Pravda. Там мы вместе с экспертами, активистами и просто интересными персонажами обсуждаем вопросы, которые поднимаются в других материалах «Медузы».
Когда я предлагал идею этого подкаста, то представлял его себе как платформу для обсуждения таких тем, которые невозможно раскрыть в рамках одной статьи. Мы выпустили уже 49 выпусков и, кажется, нашли подходящий для себя ритм. Каждый выпуск следует определенной формуле: это интервью одного или двух экспертов или героев новостей, которые могут дать больше контекста для материалов самой «Медузы». К нам приходили отличные гости, познакомиться с которыми для меня большая честь, а редактор англоязычной «Медузы» Айлиш Харт самостоятельно провела несколько выпусков в качестве ведущей.
Кстати, я выпустил несколько эпизодов, посвященных моим персональным интересам — советским и американским фильмам времен холодной войны.
Правда, с подкастами не все было так гладко, как кажется. Летом 2020 года я взял интервью у либертарианца Михаила Светова, который предложил свою довольно сомнительную интерпретацию истории борьбы за гражданские права в США — в свете проходивших в Америке беспорядков и движения Black Lives Matter. Интервью Светова вызвало резко негативную реакцию у многих слушателей, и не только потому, что они не согласны с его версией исторических событий, но и потому, что, по их мнению, я недостаточно активно возражал ему и не пригласил в этом выпуске выступить эксперта, который сделал бы это за меня. Разговор со Световым в таком формате, сказали мне, «вредоносен» — а я, по сути, спровоцировал преступление на почве нетерпимости, предоставив площадку стороннику идей ненависти.
Признаю, что у этого выпуска были определенные недостатки (при этом он собрал рекордную аудиторию); я постарался исправить их, выпустив продолжение с другими героями. Хотя со многими критиками, отреагировавшими на выпуск со Световым, я до сих пор категорически не согласен. Один американский профессор даже написал мне в личку и потребовал, чтобы я перевыпустил эпизод со Световым в нескольких частях, чтобы им можно было поделиться в соцсетях, не давая ссылку на слова самого Светова. Я счел это попыткой давления и отказался.
Оглядываясь назад, почти год спустя, я рассматриваю этот случай как очередное доказательство того, что я безнадежно отстал от политики идентичности и интеллектуального догматизма, господствующих в США. Мне кажется, у каждого есть право казаться оскорбительным для кого-то. Очевидной я считаю и необходимость прислушиваться к тем, чьи взгляды оскорбляют тебя.
Меж двух культур
Почти всю свою взрослую жизнь я прожил на восточном побережье США, в Балтиморе и Нью-Хейвене, хотя вырос в окрестностях залива Сан-Франциско, по которому всем сердцем скучаю. В России я жил три раза в жизни (все три — в Москве) и еще несколько раз был в коротких поездках. Впервые я приехал в 2003-м. За два года до этого я начал учить русский, хотя к тому моменту так толком и не выучил. Вернулся я домой из первой поездки в Россию, надежно зная одну фразу: «Михаил Ходорковский сделал свой бизнес прозрачным» — очевидно, что моими учителями были убежденные либералы.
В Риге, где находится редакция «Медузы», я был три или четыре раза. Первый раз я приехал летом 2008 года, сразу после короткой российско-грузинской войны. Помню, что из окон по всему городу свисали грузинские флаги. Еще помню, как рубил ос напополам бадминтонной ракеткой на пляже в Юрмале.
Несмотря на то, что я постоянно работаю с российскими журналистами в российском новостном издании, я считаю себя прежде всего американским экспертом по России. Делая переводы больших статей и новостей, я стараюсь действовать согласно всем стандартам журналистики, которые мне известны. Но я точно знаю, что, сидя за столом у себя в штате Коннектикут, я не имею права сравнивать себя с этими отважными людьми, которые работают в поле, уворачиваются от полицейских дубинок, разыскивают источники в закрытых структурах и в целом поражают меня своей крутизной.
Примерно такие же чувства я испытываю ко всем остальным жителям России. Я никогда не стану одним из вас, но ваша непонятная культура, ваш острый ум и невероятная крепость вашей дружбы очень притягательны.