«Я — не актриса» Интервью Тильды Суинтон «Медузе» к выходу таинственной «Памяти» Апичатпонга Вирасетакуна

Несмотря на ковидные ограничения в Москве и Санкт-Петербурге, в других городах России выходит «Память» — один из самых необычных фильмов года. Лауреат «Золотой пальмовой ветви», тайский режиссер Апичатпонг Вирасетакун снимал фильм в Колумбии, задействовав в главной роли Тильду Суинтон. Ее героиня Джессика страдает от слуховых галлюцинаций и совершает мистическое путешествие в попытке найти их источник. В Каннах картина была удостоена приза жюри, Колумбия выдвинула ее на соискание «Оскара», а в США у «Памяти» — экспериментальный долгий прокат. Только на большом экране, из кинотеатра в кинотеатр, без выхода фильма в стримингах. Накануне премьеры с Тильдой Суинтон о ее работе и сотрудничестве с режиссером-экспериментатором поговорил Антон Долин.

— Были ли у вас сомнения, когда Апичатпонг Вирасетакун предложил вам роль в колумбийском проекте?

— Не было ни малейших сомнений, но не было и предложения как такового. Я познакомилась с Джо (так Апичатпонга Вирасетакуна зовут друзья, — прим. «Медузы») семнадцать лет назад в Каннах, во время премьеры «Тропической лихорадки»: я была в жюри, мы присудили ему приз. Это было что-то вроде свидания: я попросила общих друзей нас представить, потом мы начали переписываться, со временем это переросло в дружбу. И в чем было сомневаться?

Мы уже работали с Джо — проводили фестиваль в Таиланде, делали выставки — и постоянно обсуждали некий проект, историю женщины, оторванной от привычного ей места. Это длилось годы, будущий фильм постепенно обретал форму. Мы знали с самого начала, что будем снимать его не в Таиланде, откуда родом Джо, и не в Шотландии, откуда родом я. Очень не скоро мы остановились на Колумбии — стране, где отыскали необходимую атмосферу. Года четыре назад Джо оказался в Картахене на кинофестивале и написал мне оттуда: «Будем снимать здесь». Я съездила в Колумбию и поняла, что он прав. 

— Откуда возник сюжет со «взрывом», внезапно звучащим в голове главной героини? Она слышит странный звук и пытается найти его источник.

— Это называется «синдром взрывающейся головы», Джо страдал от него довольно долгое время. А еще мы оба мучились бессонницей. Кроме того, за последние годы я пережила смерть нескольких близких людей и испытывала чувства беспомощности и одиночества, которые перешли по наследству моей героине. Так фильм понемногу обретал форму, впитывая различные элементы, мой опыт и опыт Джо. Однако чуть ли не важнее всего было найти место: именно Колумбия позволила фильму состояться. 

— Выходит, вы — полноценный соавтор «Памяти»?

— Я — не актриса. Нет, честно. За эти семнадцать лет не помню ни одного присланного мне проекта, который не предполагал бы тех или иных форм соавторства или продюсирования и фандрайзинга с моей стороны. С другой стороны, моя творческая биография устроена так с самого начала, когда я снималась у Дерека Джармена. Жаловаться мне не на что: возможность поработать с Джо — это редкая привилегия. Мы друзья, и наши беседы в течение этих лет — поразительный дар. Сейчас мы обсуждаем следующий фильм, и я не знаю, сколько времени это займет: может, еще лет двадцать пять? Но меня это не тревожит, настолько ценны сами эти диалоги. 

— Вы не актриса, а кто?

— Я кинематографист. Конечно, вы можете возразить, что во «Французском вестнике» у Уэса Андерсона я делаю что-то очень похожее на актерскую работу, но и о ней мы с Уэсом размышляли лет пять, поверьте. Так что это актерская работа только до какой-то степени, не более. Разумеется, я способна играть… 

— Но в «Памяти» вы не исполнительница, а «антенна», как сказано в фильме. 

— Этот фильм точнее всего показывает, как и чем я занимаюсь в кино. Да, это перформанс, но никак не роль, я никого не изображаю, не играю. Это не значит, что я занимаюсь какой-то креативной работой. Напротив, удерживаю себя от этого, стараюсь не передавать, а получать — именно как антенна. [Моя героиня] Джессика как будто не отбрасывает тени. Она идет по жизни, будучи абсолютно открытой ко всему, практически обнаженной. Для тех, кому в фильмах необходим практический фундамент, какая-то логика, мы включили в сюжет намек на то, что муж Джессики недавно умер. Возможно, то, что она переживает, — работа скорби. Но мы не идем в этом направлении дальше, «Память» — не психологическое исследование. Каждая деталь — лишь составляющая в создании атмосферы. 

— Как вы, отказываясь считать себя актрисой, выносите работу звездой — позируете на красных дорожках, примеряете парадные туалеты?

— Вообще-то я это люблю. Изначально я человек скромный, никогда и помыслить не могла, что буду позировать перед толпой фотографов. Однако у меня есть друзья-дизайнеры, с которыми вместе мы разрабатываем мои костюмы, и это прекрасная творческая работа, которая доставляет мне наслаждение. Каждый наряд для красной дорожки — своеобразный художественный вызов, и это ужасно забавно. 

— Имя героини, Джессика, пришло из фильма Жака Турнера 1943 года «Я гуляла с зомби».

— Да, мы поэтому хотели сценой, когда она просыпается, напомнить о сомнамбулизме той Джессики. Однако мы не снимали ремейк, все параллели крайне приблизительны. Та прекрасная картина была для нас чем-то вроде талисмана в кармане, не более. Барабаны, за которыми шла Джессика Турнера, превратились в этот взрыв в голове. 

— «Память» построена на звуках еще в большей степени, чем на изображении. Как это сказывалось на вашей работе?

— Все началось с Джо. Он жаловался на «синдром взрывающейся головы» и безуспешно пытался выразить то, что испытывал, словами. Те его монологи, по сути, очень близки к тому, что наша Джессика говорит звукорежиссеру Эрнану, когда они вместе пытаются синтезировать этот специфический звук. Этот «бум» был более важным персонажем фильма, чем моя героиня, ведь она следовала за ним, а не наоборот.

Джессика делает странные жесты руками — это почти пантомима кабуки, —пытаясь «объяснить» звук в ее голове, но у нее не получается. С каждым из нас была такая ситуация, когда мы пытались выразить невыразимое, например боль: как объяснить боль? Это ужасно интересно для кино, для искусства. В нашей голове все звучит иначе, чем вовне; поэтому мы не узнаем свои голоса, когда слышим их запись. Каждый предпочтет увидеть себя со стороны тому, чтобы услышать свой голос. «Это не я!» А кто? Двойник, чужой, самозванец.

Мы бесконечно долго обсуждали звук в «Памяти» — дольше, чем что-либо еще. 

— Вы вылечились от бессонницы? 

— Я — уже давно. Джо — в процессе съемок фильма! Он не мог заснуть месяцами. Но снял «Память» и так устал, что буквально свалился спать. Он был исцелен. Кстати, мы сняли очень красивое видео, примерно девятиминутное, где я засыпаю — по-настоящему! В фильм оно не попало, но мы включили его в выставку о «Памяти», которая сейчас ездит по всему миру. Джо решил, что для самого фильма эта сцена слишком интимна, он смотрел ее как некое порно. Еще и с завистью. 

— Как вы отнеслись к фильму, когда впервые увидели его на большом экране?

— Он меня буквально потряс. Банально повторять это, но фильм рождается только в зале, когда его смотрит большая аудитория. Это правда! И великая тайна. Мне казалось, что я знаю каждую секунду картины, но потом смотрю на экран — и опять уходит вся прагматика, остается только мистика. Понятия не имею, как это происходит. Наверное, с фокусниками так. Сначала ты видишь трюк, потом его магия разрушается при объяснении фокуса, но стоит показать его сторонней аудитории — и магия снова здесь. Надо потерять чувство очарованности, чтобы обрести его в финале; совершить прыжок веры, рискнуть, выпустить поводья из рук. Хотя риск огромен. 

— Как Апичатпонгу удается сохранить творческую свободу, которую вроде бы обязана ограничивать сама его профессия — режиссура? Иногда кажется, что какие-то эпизоды рождаются спонтанно, на ходу, в процессе импровизации. Но ведь это иллюзия?

— Джо обладает поразительной дисциплинированностью. Каждый кадр выверен до мельчайших нюансов. В этом он напоминает мне [венгерского режиссера] Белу Тарра. Кадр — это храм или алтарь, он священен. Помню, как смотрела в Каннах «Человека из Лондона» Тарра и была потрясена: мне казалось, что он срежиссировал море, заставил его подчиниться своему замыслу! Клянусь, я в это поверила.

Джо способен на такие же чудеса. Вы смотрите на пейзаж, в который вдруг влетает маленькая птичка, и в эту секунду кадр становится безупречным. Он его не «уловил», он его создал — но я не способна объяснить как.

Однажды, кстати, и у меня был подобный опыт. Я сняла маленький фильм о моих собаках и получила сотни писем: «Как вы режиссируете своими собаками?» Конечно, никак! Это магическая сила кадра. К слову, мои собаки получили в Каннах приз «Palm Dog» за работу в «Сувенире-2». Горжусь этим больше, чем любой другой своей наградой. Я вообще обожаю работать с собаками. Недавно снималась с очень профессиональным псом в «Человеческом голосе» у Педро Альмодовара. Хотя с собственными собаками в «Сувенире», несомненно, я чувствовала себя комфортнее. 

— А каково было играть в одном фильме с родной дочерью Онор Бирн в «Сувенире»?

— Она не актриса, как и я. Она — студентка психологического факультета. Работать с ней было точно так же комфортно и приятно, как с собаками. Ей, конечно, повезло. Но и мне повезло когда-то в начале карьеры работать с Дереком Джарменом на протяжении девяти лет. Это сделало меня разборчивой. Эдакой принцессой на горошине. 

— Сегодня вы уже не принцесса, а признанная королева независимого кино. Хотя и в коммерческое заглядываете — можно вспомнить «Хроники Нарнии» или «Доктора Стрэнджа». Что заставляет вас принять то или иное предложение роли?

— Очень просто: люди. Только те, с кем мне предстоит работать. Это важнее гонорара или самой роли. Дебютант? Знаменитость? Неважно. Каждый коммерческий фильм оказывался в моей фильмографии по тому же принципу.

Между прочим, каждый из них хоть в чем-то был экспериментальным! Эндрю Адамсон, снимавший «Хроники Нарнии», был до того аниматором, его фильм был новаторским в его попытках свести спецэффекты к минимуму — и наши беседы были такими увлекательными, что я не сомневалась ни секунды [сниматься или нет]. Обожаю этот фильм! А «Доктор Стрэндж»? Кевин Файги, глава Marvel, великий экспериментатор. Вот кто верховный колдун. И он умеет слушать других. Вообще, меня всегда восхищало студийное кино именно потому, что я выросла из андеграунда. Потрясающий экзотический опыт — стать частичкой этой невероятной машины. Пусть и ненадолго.