Перейти к материалам
истории

«Это часть моего характера — быть в состоянии, где грустно и темно» Интервью стендап-комика Руслана Белого: о цензуре на телевидении, депрессии — и о том, почему власти отменяют его концерты

Источник: Meduza
истории

«Это часть моего характера — быть в состоянии, где грустно и темно» Интервью стендап-комика Руслана Белого: о цензуре на телевидении, депрессии — и о том, почему власти отменяют его концерты

Источник: Meduza

Руслан Белый — один из главных стендап-комиков в России. Он же — один из первых стендап-комиков в России. Еще в 2013 году Белый создал шоу «Stand Up» на ТНТ, в котором выступал как ведущий и креативный продюсер. В 2021-м он ушел с телеканала, а в ноябре рассказал, что его концерты систематически отменяют по требованию властей. «Медуза» поговорила с Белым о давлении на комиков, телевизионной цензуре, будущем комедии в России и депрессии.

— Как-то ты говорил, что не любишь давать интервью, потому что если захочешь о чем-то рассказать — расскажешь со сцены. Почему ты согласился на это интервью? 

— Тут такая борьба: я вроде это и не люблю, но, с другой стороны, понимаю, что надо присутствовать в медийном поле. Поэтому, скажем так, если это издание, которому я раньше не давал интервью… Ну и «Медузе» я вроде респектую. 

— Начнем с начала. Когда ты понял, что хочешь быть комиком? 

— Не могу сказать, что я до сих пор понял, что хочу быть комиком. Просто в какой-то момент понял, что этим можно зарабатывать на жизнь. Сделать своей профессией. 

— Но в плане заработка комедия не лучший выбор.

— Все [начиналось] банально: я чуть-чуть поиграл в КВН, потом перенес уверенность, которую там приобрел, в ведение свадеб. Это первые деньги, которые я стал получать.

Потом начал развиваться Comedy Club. Были отделения по всей стране, я стал там участвовать — тоже, по сути, не от хорошей жизни. Не было такого, что [комедия] — это мое призвание. Мне до сих пор не нравится эмоция, которую я получаю, выходя на сцену. Это нервы.

Просто в какой-то момент подумал: вроде как у меня получается этим зарабатывать, давай попробуем сделать ставку на это. Ну и потом завертелось. Хорошо, что удалось сделать «Stand Up» на ТНТ.

— Чем крут стендап?

— Доступностью. Визуально это как будто легко: ты один выходишь на сцену, рассказываешь свои шутки, очень круто. Если ты не выступаешь в рамках каких-то проектов, где есть продюсеры и редактура, ты принадлежишь сам себе. Только ты решаешь, что рассказываешь и как — этим [стендап] крут. Очень высокой степенью независимости. 

— Когда ты только начал заниматься стендапом, в России его еще, по сути, не было. Как тогда выглядела стендап-сцена? 

— В Москве [в 2010–2012 годах] стали делать какие-то вечеринки, но нельзя сказать, что это даже был стендап. Это был какой-то такой революционный переход от монологов из «Comedy Club» — [появлялись] монологи вроде «десять фраз после секса».

Тогда мы увидели переведенного Эдди Мерфи, но ни у кого не получалось так делать. Мы все еще писали какие-то репризы, но пытались между ними говорить [о чем-то со сцены], рассуждать, делали нелепые переходы… Так продолжалось, наверное, года два, пока у кого-то не начала примерно получаться стендап-комедия. 

— У кого, например

— Конкретно по именам не скажу. Давай я буду высокомерным и скажу, что первые успехи телевизионного стендапа — это «Stand Up» на ТНТ. 

— Тебе запрещали шутить о чем-то? Организаторы концерта, силовики или сотрудники телеканала.

— Да нет, такого не было. Конечно, в «Stand Up» на ТНТ есть какая-то редактура. Я это воспринимаю нормально, потому что это правила игры, которые я должен либо принимать и выступать, либо не принимать и не выступать. Знаешь, я тоже, наверное, не позволю приходить ко мне в гости и ходить в обуви по квартире. Даже если гости будут говорить, что у себя дома ходят в обуви. Тогда идите к себе домой и ходите [там] в обуви. Когда говорят «телевизионная цензура» и так далее — в этом плане я немного лоялен. Есть правила игры, что тут такого? Люди [телеканал] платят деньги, они вправе требовать от тебя соблюдения определенных правил. А в рамках сольной карьеры — нет, такого не было. 

— О чем запрещали шутить на каналах?

— Какой-то [заранее обговоренной] повестки, какого-то списка нет. Я бы не называл это запретом. У каждого канала есть редакторы, которые, в зависимости от тех или иных установок и взглядов канала, выбирают, что могут пустить в эфир, а что не могут. 

Архив Руслана Белого

— До недавнего времени ты был, пожалуй, главным лицом телевизионной стендап-комедии. Сейчас ты, скорее, независимый комик и работаешь сам на себя. Это был сознательный выбор? 

— Нет, это все эволюционно произошло. Я стал лицом стендапа — несмотря на то что мы делали его с Юлей [Ахмедовой], — потому что Россия и сегодня не самая прогрессивная в этом плане страна, а десять лет назад людям тем более было тяжело воспринимать, что девочка наряду с мужчиной имеет такую же главенствующую роль. Видимо, маскулинность общества меня чуть больше выделила, хотя стендап как телепроект обязан больше Юльке. 

Круто, что сейчас по-другому. Сейчас подослабли эти позиции мужественности, мужланства вот этого. 

— Еще года два назад телевизионный стендап казался вершиной карьеры. Сейчас люди с этой вершины уходят в независимое поле. Будет ли играть телевидение большую роль для нового поколения комиков? 

— Тяжело сказать. Телевидение было таким флагманом, потому что не было других ресурсов. Интернет еще только-только развивался. В нем по пальцам можно было пересчитать какие-то успешные проекты. Поэтому телевидение смотрелось более выгодно. Оно до большего количества людей доносило информацию. 

Сейчас, с появлением YouTube, все изменилось и [появились] успешные проекты: начиная с Юрия Дудя, который, наверное, первый показал, что можно самому все продюсировать и иметь бешеную популярность. 

Конечно, в этом ключе [выстраивания карьеры с помощью YouTube] сейчас полегче. Тут есть и технический момент. Сильно развились всякие технологии. Раньше снимать было очень дорого, и это могло себе позволить только телевидение. А сейчас ты на два-три штатива ставишь камеры, пишешь звук — это уже не стоит огромных денег. Продюсировать себя стало гораздо доступнее, легче и дешевле. И, если ты хорош как комик, при определенных вложениях в себя YouTube — отличное подспорье для самостоятельной раскрутки. [Вот] почему сейчас стало так много независимых комиков — это стало доступнее. 

— Между телевизионным стендапом и стендапом в интернете есть идеологический конфликт? 

— Поначалу, может быть, так казалось. Мне кажется, в стендапе [на телевидении] редактура объективна, потому что она происходит после твоего выступления на живую публику (имеются в виду предварительные выступления, на которых авторы проверяют материал, — прим. «Медузы»).

Тебе [после такого выступления] говорят: «Нет, это недостаточно смешно». Конечно, легче всего это объяснить тем, что твои шутки не поняли, недостаточно оценили. И в связи с этим, наверное, проявлялась какая-то защитная реакция: «У вас там все редактура, все цензура». Наверное, и такой взгляд имеет место. Мне кажется, что есть ряд комиков, которые думали, что к ним проявляют слишком сильную редактуру и их материал заслуживает большего, — но у них не получилось и в интернете. Можно об этом говорить, если ты выберешь такой карьерный путь [не через телевидение] и победишь, как, например, Данила Поперечный… У него получилось, и он вправе делать такие заявления. 

Сейчас, мне кажется, этот градус напряжения спал. Комики стали доверять мнению редакторов и продюсеров. Мне радостно, что в проекте «Stand Up» появляются комики, которые еще два-три года назад были очень суровы по отношению к телевидению. Думаю, от этого выигрывают и проект, и комики.

— Приведешь пару примеров таких комиков? 

— Это Саша Малой, Вася Медведев, Тимур Джанкезов, Самвел Гиновян. Всех сложно вспомнить. Надо открывать Википедию, смотреть список. 

Главные комики России

20 главных комиков России по версии «Медузы» Российские власти (внезапно) объявили войну стендаперам. Значит, самое время познакомиться с их творчеством

Главные комики России

20 главных комиков России по версии «Медузы» Российские власти (внезапно) объявили войну стендаперам. Значит, самое время познакомиться с их творчеством

— Ты говорил, что ушел с телевидения, потому что вы не сошлись по деньгам. Если бы тебе сейчас предложили хорошие условия, ты бы вернулся? 

— Да, без проблем. Я рад, что за годы работы я стал финансово независим. Я вложил куда-то деньги, пробую какие-то бизнесы…

Скажем так, когда я просил увеличить себе гонорары, я понимал, что мне откажут, но я смогу продолжать жить [с прежним уровнем дохода]. Поэтому уход с телевидения не стал для меня фатальным. Я рассчитываю на сольную карьеру, пишу сейчас сольный концерт «Свой голос».

У меня нет аллергии к телевидению. Почему-то так сложилось, что ряд комиков, блогеров, ютьюберов заявляют, что телевидение — это отстой. У меня такого ощущения нет. Я абсолютно лоялен, на телевидении работают мои друзья, большие профессионалы, [они] делают отличные продукты. И если в какой-то момент я заслужу своим статусом и творчеством повышение гонораров, я с удовольствием вернусь в эту обойму. 

— Можешь сказать, в какие бизнесы ты вложился? 

— Нет. Я за годы своих интервью и реакции общества понял, что не надо никому говорить, сколько ты зарабатываешь, где живешь и в какой квартире. Это не какие-то многомиллионные бизнесы. Маленькие сферы, где, надеюсь, я что-то понимаю. 

— Когда «Comedy Club» только появился, его комики казались прогрессивными молодыми люди, которых предыдущее поколение ругало за грубость и некультурность. Сегодня почти все из них ругают новое поколение за резкость и бездуховность. Но с тобой произошла обратная история, ты как будто с годами, наоборот, стал более прогрессивным. В какой момент это произошло? 

— Наверное, в этом заслуга самого жанра [стендапа]. Когда появился «Comedy Club», там все-таки придумывали номера. Они были на социальные темы, на острые темы, актуальные, бытовые, но все-таки это были выдуманные номера. Стендап-комедия подразумевает собственную рефлексию. Ты можешь шутить на общие темы, но ты либо заходишь в нее через собственный опыт, либо в конце выходишь на что-то личное. И, наверное, эта внутренняя рефлексия позволяет стендап-комикам не зачерстветь. Чтобы мне оставаться актуальным и смешным, в первую очередь я должен быть в курсе происходящих событий — вплоть до сленга, которым разговаривают 12–14-летние. Наверное, из-за этого у тебя не появляется этого скептического и «скрепного» взгляда на молодежь. Ты начинаешь смотреть на них, потом думаешь, как сам вел себя в их возрасте, и приходишь к выводу, что точно так же.  

— Но среди стендап-комиков тоже есть примеры, когда комик с возрастом становился более консервативным. Так было с Бобом Хоупом, например, или с Павлом Волей, если смотреть на российскую сцену. Воля был тем, кто смеялся над успехом и богатством, а сейчас сам стал их олицетворением. Некоторые полностью погружаются в комфорт, а у тебя произошел обратный процесс. 

— Наверно, словом «комфорт» ты отвечаешь на этот вопрос. Я же странный тип — не знаю, понятно ли это на дистанции. Я не снимаюсь в рекламах, не делаю рекламных интеграций. В какой-то момент, лет пять назад, я принял для себя решение, что если буду это делать, то очень быстро привыкну к этому комфорту — и из-за этого придется идти на сделки со своей совестью, и творчеством в том числе. Я не смогу быть объективным.

Мне нравится зарабатывать деньги — но мне нравится их зарабатывать. А снимаясь в рекламе и получая ни за что огромную сумму единовременно, наверное, ты станешь заложником подобных удач. Начнешь выстраивать свою жизнь лояльно, чтобы и дальше продолжать сниматься в рекламах, появляться в каких-то проектах. Поэтому я для себя решил, что не буду гнаться за легкими деньгами: лучше я продолжу их зарабатывать. А чтобы их зарабатывать, мне нужно оставаться актуальным. 

Ну и, наверное, возрастное еще. Я к сорока годам не женат, у меня нет детей. В этом плане мне тоже не надо идти на сделки. Мне надо думать только о себе, а не о жене и детях. Куда они пойдут учиться, куда мы поедем отдыхать, какие ботинки она купят… Частично, наверное, это [желание не быть удобным] и заслуга окружения. Оно тоже влияет на твое мировоззрение. 

— Твой концерт «Индикатор» сильно отличается от твоих монологов. В нем ты рассказываешь много личного.

— Это правда. «Индикатор» писался очень долго. Я тогда еще выступал в Stand Up и был в том ритме, когда надо было постоянно сдавать какой-то материал. Пока катался по концертам, импровизировал на сцене, у меня появлялись какие-то блоки. Но я не мог их рассказать в проекте. Например, конечный блок про Есенина в «Индикаторе» я не смог бы рассказать. А вот концерт дает тебе эту дистанцию, где ты можешь посмаковать. Потому «плотные» монологи я относил в стендап, а остальное оставлял для концерта. 

Архив Руслана Белого

— В блоке про Есенина ты говоришь про свою депрессию, хотя до этого годами выстраивал брутальный образ на сцене. Почему решил рассказать об этом аудитории? 

— Люди пытаются там [в концерте] найти что-то, чего я в нем не делал. В «Индикаторе» у меня не совсем получилось поговорить про депрессию. У меня получилось коснуться ее. Но как тему я ее не разобрал — и задачи такой не было. Я там говорил о том, что она у меня есть, и о том, что она существует. Думаю, есть комики, которые гораздо больше разобрали этот материал. Но сложилось как сложилось. Это мой первый концерт, и я его так собрал. Не могу сказать, что я как-то драматургически над ним корпел. «Есенина» я поставил в конец, потому что надо заканчивать сильным блоком. А он самый сильный и самый стройный. 

— Ты справился с депрессией? 

— Уточню, чтобы это было уважительно по отношению к тем людям, у которых диагностирована депрессия. Я свою депрессию не диагностировал. У меня есть депрессивные настроения, и они скачут в зависимости от погодных условий, от времени года, от процессов, которые происходят в моей жизни. Прямо сейчас у меня все более-менее хорошо. Так что говорить, что у меня депрессия как болезнь, было бы несправедливо: есть люди, у которых диагностирована депрессия, и им прямо совсем плохо. В этом ключе я могу только проявить к ним эмпатию. В рамках моего выступления это было легкое утрирование для творческого контекста. 

Я не проходил терапию. Не могу сказать, что я справился. В целом я понял, что, наверно, это просто часть моего характера — быть в таком состоянии, где грустно и темно. Но лет пять назад я понял, что мне это не очень нравится. Поэтому черные вещи в своем гардеробе я все чаще пытаюсь менять на цветные — чтобы было повеселее. Мне не нравится нуарное состояние, в котором я нахожусь, — хотя нуар мне нравится. 

— Гарик Мартиросян в одном из интервью говорил, что он не может рассказывать людям о том, что он богат, со сцены, потому что это не смешно. Ты начинаешь «Индикатор» со слов «Я богат», и люди смеются. Это был твой ответ Мартиросяну? 

— Я помогал ему с его концертом (речь идет о концерте «Новый Мартиросян» 2019 года, — прим. «Медузы»), и да, мы обсуждали, что от стендап-комика ждут чего-то личного. И странно будет, если Гарик Мартиросян будет шутить, что дурацкого [он видел] в метро. Наоборот, прикольно послушать про жизнь Гарика Мартиросяна, когда все знают, что он богат. Откуда-то оттуда ноги и выросли. Я сам стал писать этот блок, потому что подумал, что я [в отличие от Мартиросяна] не супербогат — и в этом будет моя комедия. 

В этом абсурдность заявления. В моем случае это получилось больше как провокация. Если бы об этом говорил Гарик Мартиросян — это было бы другое, было бы больше личного. В моем случае это провокация. Я не беден, я обеспеченный человек, но я не так богат, как там заявляю.

— Успешное выступление для тебя — это какое? Ты оцениваешь его только по тому, как ты отработал концерт, или обращаешь внимание на то, что потом пишут зрители? Допустим, ты заставил их о чем-то задуматься или что-то переосмыслить.

— Тут совокупность факторов. Я могу выступить, и люди будут супердовольны, но я могу понимать, что рассмешил их очень простыми, банальными приемами. И как артист я для себя ничего не вынес. 

Или могу думать, что я классно выступил, но, если зритель вообще не смеялся, я тоже пойму, что это просто мастурбация на самого себя и никуда не годится. Это должен быть симбиоз: люди должны смеяться и тебе должно понравиться. 

Ответы на главные вопросы о стендапе

Все вокруг смотрят и обсуждают стендап. Но как научиться в нем разбираться — и каких комиков нужно знать? Вот интервью, в котором есть ответы на все вопросы. Рассказывает продюсер Томас Гайсанов

Ответы на главные вопросы о стендапе

Все вокруг смотрят и обсуждают стендап. Но как научиться в нем разбираться — и каких комиков нужно знать? Вот интервью, в котором есть ответы на все вопросы. Рассказывает продюсер Томас Гайсанов

— Для многих комиков существует разделение в шутках. Есть шутки просто смешные, а есть те, в которых ты доносишь какую-то мысль. Понятно, что это не взаимоисключающие вещи, но какая составляющая для тебя важнее? 

— Я не могу сказать, что как-то осознанно пишу. Я пишу то, что пишется, что рождается в моменте написания. Получилось написать простую, но смешную шутку — я не буду от нее отказываться. Для людей со стороны это может казаться простым, но, если ты действующий комик, ты понимаешь, что написать шутку — это удача. Тем более быстро. 

— Как ты считаешь, комики могут влиять на взгляды людей? 

— Классные комики — да. В России еще нет понимания, что комик — это социальное зеркало общества. На Западе оно есть, и комикам посвящают огромные критические статьи уважаемые издания. Дэйв Шаппелл в последние лет пять триггерит американское общество. Тот же [Джордж] Карлин, который делал то же самое на высочайшем уровне. Да, хороший комик, безусловно, может влиять на общество — как и хороший режиссер, актер, певец, драматург.

— Ты говоришь, что в России еще нет понимания, что комик — это социальное зеркало общества. С твоей точки зрения, возможно, что у властей уже есть такое понимание и потому они начали давить на комиков?

— Немного провокационный вопрос, потому что, исходя из его постановки, мне сейчас нужно высказать какую-то противоположную позицию к власти. Я бы этого не хотел. Я не знаю, что власти понимают, а что нет. Если бы я был на месте власти, я бы не стал отрицать влияние интернета на общество. 

Каково жить комику в России

— В подкасте у комика Владимира Бухарова ты говорил, что твои концерты отменяют из-за того, что ты попал в некий список «нежелательных» комиков. Знаешь других людей из этого списка? 

— Получилось так, что в подкасте я об этом порассуждал и это так сдетонировало, что я не знаю, что с этим делать. Это не было какой-то специально придуманной пиар-кампанией. Мы затронули эту тему, и я посчитал, что если просто буду говорить фактами, то что тут такого? Теперь это вылилось во что-то социально-политическое. 

Я там везде оговаривался, что есть какая-то официальная информация, а есть разговоры. Я по большей части руководствовался только разговорами. Естественно, я особо ничего не знаю — это то, что я слышал на уровне курилочных, кафешных, барных разговоров. 

— Хорошо, говоря о фактах: твои концерты отменяют.

— Это факт. 

— Какой выход из ситуации ты видишь?

— Не знаю. Все отменяется негласно, никто не делает никаких официальных заявлений. Площадка ставит перед фактом: «Мы не можем провести концерт». Когда организаторы спрашивают почему — начинаются какие-то юления. Риторика вроде: «Вы же все понимаете». Официально мы ни от одного организатора не получали [ответа], что «отменяется по вот этой причине и отменяют вот эти люди». Все это очень кулуарно, на каких-то уважительно-товарищеских отношениях. Поэтому я не могу делать заявления, чтобы не подставлять людей. 

Только в Санкт-Петербурге комитет по культуре официально отменил наш концерт — в связи с отсутствием у нас QR-кода для проведения концерта, что неправда. Справедливости ради, прочитав их комментарий [тогда], я подумал, что они правы. Но, проговорив с организатором и юристами, я могу сказать, что все необходимые нормы, которые требует комитет по культуре города Санкт-Петербург для проведения массовых мероприятий, были соблюдены. Комитет по культуре опирается на то, у нас не было QR-кода за месяц до концерта, но за месяц до концерта он и не нужен — по их же предписаниям, он нужен за пять дней. Мы получили QR-код заблаговременно, до того срока, когда мы должны были его предоставить. 

Тут выходит такая двойная игра, звучит как будто справедливо: сослались на то, что у нас не было QR-кода, и в массовом сознании получается, что мы не смогли обеспечить соблюдение всех антиковидных норм. Это неправда. Я могу официально сказать, что комитет по культуре лукавит. В других городах мы проводили концерты, все всегда обеспечивается.

— После подкаста были еще отмены? 

— У нас должен быть концерт в Москве 14 декабря. Площадка — Театр Бабкиной (имеется в виду Московский государственный академический театр «Русская песня» под руководством Надежды Бабкиной, — прим. «Медузы») — прислала нам письмо, что они не могут провести наш концерт по техническим причинам. Это было за 20 дней до концерта. То есть за 20 дней до концерта они предполагают, что у них будут какие-то технические причины, по которым они не могут провести нам концерт.

Но пока я не могу сказать, что нам его точно отменили. Мы сейчас будем пытаться действовать в рамках правового поля. У нас все договоры, документы есть, будем выяснять у площадки, какие именно причины [они имеют в виду], почему их нельзя за столь долгий срок устранить. Мы даже сами готовы помочь устранить эти причины. 

Архив Руслана Белого

— Нынешняя ситуация с комиками в России напоминает 1960-е годы в США. Там были списки запрещенных комиков, строгий запрет на мат, нецензурное поведение, комиков постоянно арестовывали. Но тогда же появились легендарные Ленни Брюс и Джордж Карлин, которые сформировали современный стендап. Что-то подобное может произойти в России? 

— Наверное, да. Река же всегда куда-то течет. Реку невозможно остановить. Да, строят препятствия, дамбы, но она не может не течь. Здесь, наверное, будет то же самое.

Я на самом деле не знаю, насколько у нас сейчас взялись за комиков. Есть ряд каких-то прецедентов, но не знаю, насколько это серьезно. Наверное, если возьмутся за комиков, то в целом — возьмутся за все творчество [а не только за стендап]. Я не думаю, что кому-то что-то будет можно, а только комикам нельзя. Поэтому если есть какие-то планы, какой-то вектор ужесточения контроля и цензурирования творческой составляющей — пострадают все. 

— Есть ощущение, что к творчеству сейчас повышенное внимание со стороны власти. 

— Да. И комедия, и музыканты, и фильмы, и театр… Наверное, можно сказать, что для нас, как для творческих людей, происходит отрицательное событие. Для тех людей, которые эти события инициируют, — наверное, для них положительное. Не знаю. Прогнозировать здесь что-то тяжело.

— Брюса и Карлина постоянно арестовывали за мат, а после они выходили на сцену и продолжали делать то, что делали. Как ты думаешь, в России это возможно? Ты бы смог? 

— Да нет. Если бы мне было лет 30, может быть, я был бы более романтично настроен. Сейчас я, конечно, по-прежнему хочу шутить свое творчество, но быть каким-то знаменем, какой-то Жанной дʼАрк, чтоб прям бороться… Наверное, нет. 

Наверное, если сформируются правила игры, я буду вынужден их принять. Я точно не хочу садиться из-за шуток на десять суток, иметь административные аресты.

Моя позиция такая: мне бы, наоборот, было легче, если бы эти правила игры [уже] были сформулированы. Я не считаю себя дураком: я подстрою свое творчество под эти правила игры. А когда они не сформулированы — ты как будто в сапера играешь. Ты на что-то наступаешь, и тебе говорят: «Ты с ума сошел, этого нельзя делать!» Я понимаю, что незнание закона не освобождает от ответственности, но такого закона [в котором было бы описано, что можно, а что нельзя] еще не существует. Я против цензуры, но если она неизбежна, то пусть она хотя бы будет официальной. Чтобы мы понимали, что нельзя, и что это вы нам запрещаете.

— Если ты готов подстроиться под правила игры, о чем тогда будет твой стендап? Есть темы, которые всегда будут и безопасны, и актуальны? 

— Тяжело сказать. В последнее время все так развивается… Общественный запрос, общественное порицание… Непонятно, на что могут обидеться люди. На мой взгляд, иногда люди обижаются на какие-то вещи, просто чтобы обидеться. К сожалению, прямо сейчас ни комики, ни общество не научились еще взаимодействовать с социальными сетями, с миром интернета… И поэтому и те и другие ходят по минному полю.

На мой взгляд, есть ряд вещей, на которые люди, может, и имели бы право обидеться, а есть ряд вещей на которые люди обиделись просто потому, что это сейчас модно — обижаться, требовать извинений, заявлять о себе, проявлять тем самым какую-то позицию. Зарабатывать так подписчиков, славу в интернете. Все движется так, что скоро уже, возможно, нельзя будет банально шутить про тещу. Почему бы не создать какое-то сообщество тещ и не обижаться на шутки про тещ? Так что тут непонятно, куда пойдет вектор. 

— Сейчас многие комики удаляют видео и консультируются с юристами перед выступлениями. Как думаешь, это поможет? Нельзя же угадать, за что посадят следующего комика или на что оскорбится следующий зритель. 

— Не знаю, кто и на что может оскорбиться. Я же говорю, идем по минному полю. Видимо, в рамках творчества именно мы будем теми людьми, которые будут натыкаться на эти минные поля, на нашем примере какие-то люди будут смотреть и корректировать. К сожалению, будет так. 

— У комиков в России есть способ бороться против давления? 

— Я думаю, ни у одних комиков в мире нет способа бороться с силовым или административным давлением. Если только ты не сын какого-нибудь очень высокопоставленного чиновника, который вдруг решил заняться комедией и через отца узнал чуть больше, чем обычные комики. Нет таких ресурсов. Это как во дворе: тебе пять лет, ты вышел и там пятнадцать пятнадцатилетних пацанов. Что ты им сделаешь? Ты можешь быть тысячу раз прав, но ты ничего им не докажешь. Они скажут: «Давай телефон». Ты им скажешь: «Это мой телефон, почему я должен отдавать?» А они ответят: «Потому что мы можем у тебя его забрать». 

— Во всех последних случаях с комиками есть общая черта. Их шутки интерпретируются в самом «плохом» варианте, даже когда они сами говорят, что смысл шутки в обратном. Если можно понять шутку неправильно — так ее и поймут. Нужно ли комикам искать новые способы говорить о том, о чем они хотят?

— На этот счет у меня своя позиция. Я готов согласиться с тем, что ряд комиков местами перегибают палку, а потом пытаются это скрыть за достаточно удобным механизмом «меня не так поняли». Но я не готов признавать, что их надо жестко за это наказывать. За шутки сажать на десять суток? Считаю, что это очень странно. Это несправедливо. Дойдет до того, что актер, который сыграл нациста в художественном фильме, тоже нацист? 

Думаю, пока комик не пришел к конкретному человеку домой и там не стал оскорблять этого человека, с комика не может быть такого спроса. Комик не выступает где-то на площади, куда люди просто пришли — и он тут со своими шутками. Комик выступает на определенной площадке, куда люди приходят послушать его. Если там случайно оказался человек, который думает, что комедия должна выглядеть по-другому, он может внутри оскорбиться, может этому комику лично что-то сказать, написать, быть несогласным. Но, наверное, этот человек в следующий раз просто не должен на этого комика приходить — вот и все. 

— Что думаешь про историю с Хованским

— Поскольку он блогер, я, к сожалению, не интересовался этой историей. Чтобы делать какое-то заявление насчет Хованского, надо четко понимать, что там произошло. Я бегло почитал в каких-то репортажах [о чем речь] — мне кажется, это [наказание] слишком сурово. Как будто он уже отсидел за это. Но надо быть в контексте, я не знаю, как бы я на это реагировал, если бы я был членом семьи, в которой была жертва «Норд-Оста». Тяжело сказать.

— Что будешь делать, если твои концерты будут продолжать отменять или на тебя начнут давить иначе? Уедешь из России? 

— Почему я должен уезжать? Я настаиваю на том, что я не дурак, и мне очень важен мой комфорт. В связи с этим года два-три назад все выступления, которые я куда-то выкладываю, мы начали прогонять через юристов — чтобы они соответствовали законам Российской Федерации. Я начал это делать после того, как приняли закон об оскорблении власти. Понял, что могу нарушить этот закон, и стал прогонять свои выступления через юристов. Возможно, у меня плохие юристы, но, согласно их заверениям, мы никакие законы не нарушаем.

То есть я занимаюсь стендапом в рамках закона Российской Федерации. Потому я не понимаю, почему вставляются палки в мою профессиональную деятельность. Сформулируйте правила игры, выпустите какой-нибудь новый закон, согласно которому нельзя вот это и это, и я продолжу свою профессиональную деятельность исходя из этого закона. 

Я никуда не собираюсь уезжать. Я ничего противоправного не делаю, мне очень нравится город Москва как город для проживания и Россия как страна, к которой я имею непосредственное отношение. Мой менталитет сформирован здесь, я вообще не мыслю себя в каком-либо другом месте. Я не думаю, что я что-то сделал, за что меня посадят даже на десять суток. Максимальные мои опасения — что по каким-то причинам будут продолжать отменять мои концерты. Вы как-то вызовите меня куда-то, позвоните, встретьтесь со мной. Расскажите, что я делаю не так. Жить в неведении я не умею.

Больше интервью о стендапе богу интервью о стендапе

«Я не воин. Ну правда» О чем опасно шутить в 2021 году? Как заниматься стендапом и не попасть под статью? И что делать, когда шутки не придумываются? Рассказывает Вера Котельникова

Больше интервью о стендапе богу интервью о стендапе

«Я не воин. Ну правда» О чем опасно шутить в 2021 году? Как заниматься стендапом и не попасть под статью? И что делать, когда шутки не придумываются? Рассказывает Вера Котельникова

Беседовал Ашот Данелян