«Ковид — это ерунда по сравнению с тем, что есть сейчас» Врачи, оставшиеся в городах Украины, — о медицине во время войны
Больше двух лет главной мировой проблемой была пандемия коронавируса. Но 24 февраля 2022 года Владимир Путин напал на Украину. Теперь гражданские врачи из Украины одновременно лечат ковид и спасают раненных в боях. «Медуза» попросила трех врачей рассказать о том, как работает медицина в Украине во время войны.
Сергей Ращенко
руководитель реабилитационного центра Motus, Одесса
У нас объявлено военное положение, и сейчас наш реабилитационный центр не работает. Мы оказываем только поддержку нашим подопечным, они сейчас все сидят по домам, потому что у нас тут обстрелы и бомбежки.
Мы, врачи, стараемся поддерживать нашу армию всем, чем только можем. Раздаем наше оборудование — все, что хотят волонтеры и наша армия.
У нас в Одессе пока было всего несколько обстрелов. Недалеко от нас диверсионные группы напали на военную часть и еще несколько объектов. Пока только от одной бомбардировки было 18 пострадавших, и с этим наши врачи справились. Наша оборона справляется, и обострения у нас нет, но мы все готовы: коктейли Молотова уже намешали и готовы к обороне.
Думаю, что нагрузка в нашем реабилитационном центре начнется уже тогда, когда мы победим, то есть после войны. Наверняка раненым понадобится реабилитация, наша помощь. И тогда мы будем принимать всех наших бойцов, будем их восстанавливать и делать все, что только можем.
Я так понимаю, у русских уже не осталось армии, чтобы еще и на нас напасть. Наверное, они остановятся под Харьковом, Киевом и Херсоном, там самые ожесточенные бои, а у нас пока днем спокойно.
С мобилизацией врачей у нас никогда не было проблем. У нас есть так называемая территориальная оборона — это когда гражданские приходят в военкоматы, когда их не призывали, но они хотят участвовать [в обороне]. Сейчас, чтобы туда попасть, нужно отстоять по пять часов в огромных очередях, чтобы тебе сказали, что ты пока не нужен и будешь в резерве. Врачей отправляют домой, потому что слишком много желающих. Чтобы сдать кровь, нужно стоять в очереди по десять часов!
Товарищ из-под Киева мне вчера писал: «Сижу с автоматом, жду, когда меня вызовут в территориальную оборону». Мы сейчас находимся в очень жестком режиме, мы тут все на войне.
Вы спросили, нет ли обострения ковида? Мы скучаем по ковиду и хотели бы, чтобы он вернулся и это, ***** [черт возьми], было самой большой нашей проблемой, я вам честно скажу! Ковид — это ерунда по сравнению с тем, что у нас есть сейчас.
Олег
один из участников группы врачей-волонтеров в Киеве
У нас сейчас военное время, основной удар взяли на себя военные госпитали, которые лечат солдат. Наша задача — это гражданские, которые не смогли выехать из Киева. Сейчас люди спускаются в бункеры, паркинги, в метро. Там есть банальные проблемы: педиатрия, болезни, ковид, зубная боль, психоэмоциональные проблемы. К сожалению, сегодня все дезорганизовано, потому что паника, бомбардировки и ракетные удары.
Естественно, в такой ситуации люди спасали не только себя, но и окружающих, родных и близких [и вывозили их из Киева]. Сейчас [в город] постепенно начинают возвращаться мужчины и женщины, которые [сначала уехали и] оставили детей в безопасности. Кто-то организует медицинскую помощь, кто-то — подвоз лекарств [врачам, которые потом их распределяют].
В Киеве самая большая опасность — это не столько авиаудары, сколько работа диверсионных групп. Они влетают в больницы и жилые дома, оставляют там бомбы — и это самая большая проблема. Вот мы дали вчера объявление, что мы оказываем помощь в точке Х, — и уже оказались под атакой диверсантов, они нас пытались вычислить, звонили и отправляли нам угрозы [в соцсети]. Мы понимаем, что они пытаются захватить медчасти для того, чтобы «своим» оказывать какую-то помощь.
Помимо этого, захват идет не только правительственных зданий и госучреждений, а еще и аптек. Сегодня нам стало известно, что одну из аптек захватили, оттуда позвонили в больницу, чтобы на место подъехали врачи, потом этих врачей захватили. Сегодня утром в такую аптеку подъехала скорая помощь за якобы лекарствами для воинской части, в итоге это была ловушка. Машину у них забрали, туда забежали диверсанты и уехали. Их, конечно, словили и убили, но где сейчас находится медперсонал, который им поверил, — неизвестно. Нам ежеминутно поступают звонки о координации движения между пациентами и врачами, а мы не знаем, нас вызывает пациент или диверсант, который хочет сесть в машину медчасти и на ней прорваться к своим.
Все это мешает оказанию помощи, сейчас мы ушли в онлайн. Нам звонят люди, которые не знают, куда обратиться. Надеемся, что завтра снимут или хотя бы смягчат ограничения по передвижению и мы сможем приезжать и помогать физически, потому что сейчас все люди находятся в бомбоубежищах, а в городе комендантский час без права выхода на улицу. И у врачей, и у всех остальных аннулировали временные пропуска, чтобы никто не выходил.
Медицина, которая сейчас в метро [которое люди используют как бомбоубежище], — это медицина XVIII века. Если человек ударился и ушиб ногу — надо сделать МРТ, а если болит спина от удара, то надо сделать КТ. На пальцах ты не узнаешь, какую именно травму получил человек и что он повредил. Надо оказывать помощь на современном уровне. Мы же не для этого жили, чтобы вернуться в каменный век.
При этом другие болезни никуда не делись: онкология, кардио и так далее. Это большая катастрофа, потому что есть люди, которые болеют сахарным диабетом, им надо получать инсулин по рецепту, он есть якобы на складах, а провизор исчез — он просто уехал [из страны или города]. Врач, который должен выписать рецепт, тоже уехал. Сейчас люди пишут, что нужны кардиологи. Кардиолог поставит диагноз, а дальше что?
К нам обращаются через соцсети и просят помощи. Например, человек заболел бронхитом, его выписывают [из больницы] на третий день в связи с чрезвычайной ситуацией в стране. Тут приходим мы и координируем дальнейшее лечение. Условия меняются каждый день. Из-за диверсионных групп приходится адаптироваться, наши врачи мобилизовались, а те, кто уезжал, уже вернулись, чтобы оказывать помощь. Самое трудное сейчас — это дезорганизация. Все коммуникации выстраивались годами, никто раньше такого не переживал, поэтому приходится их выстраивать фактически заново.
Хорошо, что есть интернет и мы можем общаться. Юмор очень хорошо помогает держаться. Сейчас нас немного, но при необходимости у нас все на связи и могут подъехать. У нас есть связь, есть отдельная группа. Минобороны дает координаты для помощи военным, и врачей подвозят в нужные точки.
Мы со своей стороны как медики пытаемся помогать, чем можем, и делаем все, что от нас зависит. Наша задача в данной ситуации — поддерживать моральный дух людей: у многих начинаются психологические проблемы.
Ситуация с коронавирусом отошла на второй план, но лучше бы был он, чем война. Больницы не работают на амбулаторном приеме. Все заняты ранеными и войной.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
Сергей Горишак
главный врач больницы в Одессе
Сразу после объявления войны не было глобального распределения маршрутов пациентов, сортировки раненых и всего остального. Поэтому в оперативном режиме министерства обороны и здравоохранения распределили опорные больницы с максимальной технологичной помощью для приема раненых.
Мало того, мы думали, что Женевские конвенции в виде белого флага на крыше с красным крестом хоть каким-то образом будут защищать лечебные учреждения от беспилотных летательных аппаратов и всех этих ракет. Но, как оказалось, это были почему-то точки атаки, поэтому все флаги сняли и все закрасили, потому что это была приманка.
У нас остались больницы, которые работают с ковидом, потому что он все равно есть. Но, как это ни прискорбно, Путин вылечил Украину от острой фазы пандемии, разогнав всех по домам. Именно пациентов с коронавирусом стало намного меньше. Но они есть — и есть профильные больницы, которые занимаются пандемией. Есть и те больницы, которые занимаются непосредственно лечением боевых травм.
Когда был введен локдаун в 2020 году, куда-то исчезли люди с ишемической болезнью сердца и другими хроническими и долгоиграющими заболеваниями — просто из-за страха, что надо идти. Так и сейчас, когда есть доминанта, война, уже на насморк и кашель люди перестают обращать внимание. Или обращаются к своим семейным врачам в дистанционном формате.
В многопрофильные больницы в основном поступают с осколочными ранами, травмами, связанными со взрывом вторичных осколков, которые приводят к различным повреждениям. Когда техника заезжает, она не церемонится и не смотрит, есть ли люди в другом автомобиле или нет. Многие видели военно-транспортное ДТП, когда танк просто наезжает на машину с людьми.
Многие доктора, особенно те, у которых есть маленькие дети, написали заявление, чтобы эвакуироваться. Но я как руководитель одного из крупных медучреждений знаю, что есть четкая маршрутизация пациента. Если врач уходит или уезжает, у него есть дублер, поэтому нет такого, что пациент брошен. Но, возможно, особенно в городах, где идет полномасштабная война, экстренные службы работают со сложностями, потому что идет обстрел красных крестов. Есть ранения и водителей, и фельдшеров.
Есть врачи, которые уехали, но это незначительное количество, и дефицита медперсонала не наблюдается. С медпрепаратами тоже пока проблем нет, количества резервов более чем достаточно. У каждой больницы есть определенный стратегический запас суперважных лекарств. Ковид нас подготовил к войне, сейчас все больницы автономны и обладают всем необходимым.
В Одессе периодически слышны выстрелы ПВО, но по сравнению с другими городами в принципе спокойно, поэтому работа идет в плановом режиме. Однако периодические атаки людей с мобильной психикой немножко парализуют.
Большая часть учреждений работает в плановом режиме с теми сотрудниками, которые есть. У медиков тоже есть фактор страха, несмотря на все рабочие моменты, но дело медицинского менеджера — обеспечить оказание помощи в любой ситуации.
За каждым медучреждением есть определенное количество необходимых бригад, которые будут оказывать помощь при территориальной обороне. Врачи высокой квалификации приписываются к своим медучреждениям, потому что они там будут более эффективны, чем в уличных боях.
Количество врачей зависит от потребностей, но сейчас все переведено в экстренную службу. Как только наблюдается активация поступлений и мы понимаем, что это количество нынешняя смена не может отработать, буквально в течение часа подъезжают резервные группы, которые оказывают помощь.
В нашем районе пока нет активных боевых действий, у нас есть только распределение ролей на их случай. В Киеве и во всех других учреждениях есть люди, которые работают в зоне столкновений. Более того, у нас есть договоренность с нашими зарубежными коллегами — они едут в самые «зашкваренные» места, где будут помогать нашим специалистам в суперсложных ситуациях спасать наших гражданских и военных, и не только наших.
Что [особенно] следует отметить, так это количество крови, которая была сдана за эти четыре дня войны, — оно рекордное. После того как объявили войну, станции по переливанию крови работали круглосуточно, и на данный момент запасов такое количество, что уже говорят о том, что потребность осталась только в самых редких группах — например, четвертая отрицательная. Это показатель социальной ответственности и объединения наших людей.
