Ровно две недели назад «Медуза» запустила новую рассылку «Сигнал». Каждый день мы изучаем новости, чтобы обнаружить в них понятия, которые вот-вот станут общим местом; слова, которые уже превратились в журналистский штамп; явления, о которых все говорят так, будто они знакомы нам с самого детства. Наша задача — выяснить, что они на самом деле означают.

Сегодняшнее письмо мы публикуем для всех читателей «Медузы». Если вам понравилось — можете подписаться на «Сигнал» здесь.

Девятнадцатого апреля президент Молдовы Майя Санду, комментируя запрет в стране символов Z и V, а также георгиевской ленты, провозгласила: «„Можем повторить“ — нет. „Никогда больше“ — да».

Эти два лозунга часто противопоставляют: так делали, например, писатель Дмитрий Глуховский в интервью «Медузе», продюсер Александр Роднянский в интервью «Настоящему времени», сенатор Николай Федоров в блоге на сайте Совета Федерации (оказывается, и такой существует), не говоря о великом множестве колонок и постов в соцсетях.

«Никогда больше» — это лозунг-клятва о недопущении нового холокоста, а расширительно — о недопущении новых геноцидов и войн. Не так уж мало людей считают этот лозунг нереалистичным (вот интервью одного из них «Медузе»). Но то, что он произносится с человеколюбивой надеждой, сомнений не вызывает.

Про «Можем повторить» все далеко не так очевидно. 

Откуда взялся этот лозунг?

Его вероятный первоисточник — граффито, оставленное неизвестным советским солдатом на стене Рейхстага в 1945 году:

«За налеты на Москву. За обстрел Ленинграда. За Тихвин и Сталинград. Помните и не забывайте. А то можем и подовторить».

«Подовторить» — не описка. Такая форма характерна для северо-западных говоров русского языка (зафиксирована, например, в Псковском областном словаре). По-видимому, человек, сделавший эту надпись, сам был из Тихвина (Ленинградская область) или окрестностей. В 1941 году там шли тяжелые бои (оборонительная, а потом наступательная операции Красной армии), Тихвин месяц был в оккупации.

Многие граффити, оставленные советскими солдатами на стенах Рейхстага, имели похожий посыл. Например: «Гансы и фрицы! Вы это никогда не забудете! А нужно будет, мы придем еще». Или: «Мы пришли с мечем в Берлин, чтобы навсегда отучить немцев от меча» (орфография сохранена). 

В 1955 году поэт-фронтовик Михаил Дудин сочинил для фильма «Максим Перепелица» солдатскую песню, в которой есть куплет:

Пусть враги запомнят это:

Не грозим, а говорим.

Мы прошли с тобой полсвета.

Если надо — повторим.

Люди, которые прошли Великую Отечественную войну, очень хорошо понимали разницу между «грозить» и «говорить». Воевать снова они, вероятно, хотели меньше всего.

В итоге мотив «можем повторить» вообще исчез из «канона» советской памяти о войне, который сложился уже в 1960-е. В нем возобладала другая идея: «лишь бы не было войны». Вероятный первоисточник этой фразы, советского варианта «никогда больше», — пьеса Александра Володина «Пять вечеров» 1959 года. 

Почему фраза «Можем повторить» вернулась?

Вообще говоря, большой вопрос: вернулась или была «изобретена» снова? В любом случае ее смысл точно изменился.

Наклейки на машинах с надписью «Можем повторить» появились в преддверии 9 мая 2012 года. Их придумал некий московский дизайнер, который предпочитает сохранять анонимность. По его словам, в первоначальной версии надписи «Можем повторить» не было — только человечек с серпом и молотом вместо головы, насилующий человечка со свастикой вместо головы.

Сам автор уверяет, что рисунок ему категорически не нравится: «пошлость», «быдлятина», «чем тут гордиться?» Тем не менее каким-то образом картинка попала в подборку для обмена с другими производителями наклеек. Потом кто-то выложил ее на сайт Fishki.net. Взрыв популярности наклейки — уже с той самой надписью — случился весной 2014 года, на фоне аннексии Крыма и войны в Донбассе. 

Кто и когда добавил надпись — неизвестно. Как неизвестно и то, подразумевалось ли в этом случае граффито из Рейхстага — прямо скажем, не самое знаменитое (куда менее известное, чем, например, «Развалинами Берлина удовлетворен», которое цитирует Маэстро в фильме «В бой идут одни „старики“»). На том, что эта надпись восходит к автографу солдата Победы, в 2018 году настаивал журналист Петр Акопов. Правда, доказательств, что это так, Акопов не приводит. При этом он указал на новый смысл этой фразы в умах тех, кто ее использует: наклеивание таких стикеров на машины — «защитная реакция на то внешнее давление, с которым сталкивается Россия».

В этом значении «Можем повторить» стала важной частью «переизобретенного» в нулевые и десятые Дня Победы. Прежде это был в первую очередь день ветеранов — и до сих пор многие вспоминают об этом формате как «правильном» (например, актер и телеведущий Дмитрий Нагиев). Но ветеранов, увы, с каждым годом становится меньше (хотя власти постоянно увеличивают число тех, кто имеет право на статус ветерана). При Путине 9 мая стали постепенно переориентировать на тех, кто помоложе. 

Россия не первая пошла таким путем. В Великобритании в свое время, столкнувшись с уходом живых свидетелей Первой мировой, годовщину ее окончания (11 ноября) превратили в национальный День поминовения. Самый известный его символ — красные маки, которые британцы надевают в знак уважения к ушедшим ветеранам. В России на 60-летие Победы в 2005 году появилась георгиевская ленточка. Через пять лет, на очередной юбилей, возник лозунг «Спасибо деду за Победу», а стены городских домов начали украшать изображениями Вечного огня, гвоздик, той же георгиевской ленточки.

Как и в Великобритании, праздник стал инклюзивным: теперь не обязательно быть участником и свидетелем боев, чтобы чувствовать его своим. Дальше начинаются отличия: британцы в ноябре объединяются в скорби, россияне в мае — в триумфе. Коллективный главный герой 9 мая в России — народ-победитель, то есть некое «коллективное тело», к которому принадлежат и ветераны, и их наследники. Надел георгиевскую ленточку — заявил о своей принадлежности к народу-победителю — и вот уже ты сопричастен Сталинграду и Курской дуге. Автограф на стене Рейхстага — как будто твой автограф, и разгром нацизма — как будто и твоя личная заслуга. 

Солдат, который только что прошел через ад и своими руками взял Берлин, мог написать на закопченной стене Рейхстага «Можем подовторить» с чувством собственного достоинства. Его потомок, который клеит на машину наклейку «Можем повторить», обретает достоинство, растворяясь в «коллективном теле» народа-победителя. 

Директор «Левада-центра» Лев Гудков еще в 2018 году говорил, что чувство принадлежности к великой державе для современного россиянина — это «символическое восполнение повседневного чувства постоянного унижения маленького человека». 

Такое чувство униженности и «политической обиды» принято называть ресентиментом. Об этом понятии мы обязательно отправим вам отдельный «Сигнал», тем более что многие читатели нас об этом просили. Поэтому пока вкратце. 

Немецкий философ Макс Шелер описывал ресентимент как комплекс эмоций, которые человек не может не испытывать, но которые подавляются как «низкие» (злоба, зависть, мстительность и им подобные). Это может быть, например, зависть бедного человека к машине, на которой ездит богатый, — чувство очень понятное, но «неприличное». Таким эмоциям, писал Шелер, можно давать выход посредством свободной прессы, парламентаризма и других политических инструментов. Но если их просто запрещать — есть опасность, что где-то в недрах общества сложится альтернативная система ценностей, построенная на отрицании лицемерных «высоких» эмоций в пользу «истинно народных» «низких».

В России она, очевидно, сложилась. И злобное «Можем повторить» — ее концентрированное выражение. 

«Можем повторить» — это лозунг, при помощи которого государство готовило россиян к войне?

Кажется, власти и сами до последнего не понимали, как относиться к этой фразе — и уж точно не торопились использовать ее в качестве лозунга. 

В 2020 году в рамках проекта ТАСС «20 вопросов Владимиру Путину» интервьюер Андрей Ванденко расспросил президента о его отношении к лозунгам «Спасибо деду за Победу!», «На Берлин!» и «Можем повторить». Тот одобрил только первый, а насчет последнего высказался осторожно: «Если кто-то посмеет сделать что-то подобное [нападению нацистской Германии на СССР в 1941 году] — мы повторим». То есть фактически сказал то, что говорили после Великой Отечественной. Причем Путин сам произнес только «Спасибо деду за Победу», а вместо «Можем повторить» — «лозунг, о котором вы сказали» (от создателя «фигуранта, о котором вы говорите»).

По словам Льва Гудкова из «Левады», хотя россияне и ценят великодержавие, в откровенную воинственность (хотя бы словесную) это переходит редко. Это свойственно немногочисленной группе «агрессивно настроенных людей, люмпенизированных, как правило, мужчин». «Такие установки [„Если надо, можем повторить“ или что-нибудь про „наши Искандеры“] ярче всего проявляются в тех группах, которые сильнее ощущают свою зависимость и униженность», — пояснял социолог. Поддержку этого лозунга «на пике» Гудков оценивал в 12 — 14%. 

Но и прямо против этого лозунга (например, как призыва к агрессивной войне, который запрещен российским Уголовным кодексом) российские власти никогда не высказывались. И свою роль в общей милитаризации сознания он, вероятно, сыграл.

В частности, как выяснилось в феврале 2022 года, «люмпенизированное агрессивное меньшинство» (по формулировке Гудкова), поддерживающее лозунг «Можем повторить», пользуется в России непропорциональным влиянием. Ведь даже на историческом заседании Совета безопасности страны за пару дней до вторжения в Украину некоторые его участники осторожно высказались за продолжение переговоров.

Россияне, которые поддерживают войну в Украине, аргументируют свою позицию тем, что «русских жмут», «притесняют», «ненавидят». Путин публично дистанцируется от лозунга «Можем повторить», однако его обращения 21 февраля и 24 февраля были пропитаны ресентиментом — мстительной обидой на Украину и на весь мир за «неблагодарность», «непонимание» и «ущемление» России, игнорирование ее интересов и непризнание ее величия. 

Что именно это меньшинство жаждет «повторить», явствует из той самой наклейки. На ней ведь изображено даже не поднятие красного флага над Рейхстагом, а изнасилование — акт безусловного превосходства и обладания. 

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока писали это письмо

Большинство надписей, оставленных советскими солдатами на здании Рейхстага, сохранилось доныне. Некоторые законсервированы и скрыты штукатуркой, другие оставлены для обозрения и снабжены переводами. Изредка некоторые немецкие политики заговаривают о том, чтобы избавиться от них. Одно такое предложение в самом начале нулевых дошло до обсуждения в бундестаге (он заседает в этом самом здании) — и депутаты его отвергли. 

Тем не менее в ходе реконструкции Рейхстага в 1990-е немцы все-таки удалили некоторые граффити — матерные и похабные. Причем согласовали не только сам факт, но и точный список удаляемых надписей с посольством России.