Войны неизбежны? Или есть все же способ их навсегда прекратить? Максим Трудолюбов — о том, почему провалились прежние попытки установить всеобщий мир
Жестокая и преступная война России против Украины разворачивается на континенте, для которого мир — выстраданная ценность. Европейцы, столетиями воевавшие друг с другом, не только придумывали теории мира, но и пытались воплощать их в жизнь. Последняя по времени попытка установления «вечного мира» была предпринята во второй половине 1940-х и увенчалась относительным успехом. Межгосударственные конфликты не прекратились, но на протяжении 70 послевоенных лет их было меньше, чем в предшествующие столь же долгие периоды, а прямых столкновений между крупными державами не случалось. Это произошло отчасти благодаря взаимному ядерному сдерживанию, отчасти благодаря международным институтам. На наших глазах Кремль крушит этот мир. Что все мы сделали не так, спрашивает себя редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов. Оказались ли неверны те идеи, на основе которых человечество пыталось построить мир? Виновато их неполное воплощение? Или дело в чем-то другом?
К концу Второй мировой войны стремление международного сообщества установить долгий и прочный мир возобладало над политическими и экономическими противоречиями. Многим тогда казалось, что осознание непреходящей ценности мира окончательно взяло верх над территориальными разногласиями, религиозной, колониальной и идеологической враждой. Все готовы были заняться работой над ошибками, сделанными во время предыдущей попытки — когда мир пытались установить в 1919 году, после окончания Первой мировой.
В 1945-м новыми учредителями мира стали представители капиталистических и коммунистических стран, западных и незападных культур, еврейских организаций и христианских церквей. Вместе они создали Организацию Объединенных Наций. Новые войны они надеялись предотвратить, полагаясь на принципы абсолютной ценности человеческого достоинства, верховенство международного права и экономическую взаимозависимость.
Международное право как основа мира
И эти принципы, и сама идея учреждения мира были сформулированы философами Просвещения, прежде всего Иммануилом Кантом в трактате «К вечному миру», написанном в конце XVIII века. В первых же строках он вспоминает трактирную вывеску, на которой было написано «вечный мир» (с немецкого на русский словосочетание можно перевести и как «вечный покой») и нарисовано кладбище. Из-за этого ироничного замечания некоторые исследователи считали трактат политической сатирой. Впрочем, скорее, так читателю давали понять, что автор осознает утопичность предлагаемого им проекта. Кант откладывает вопрос осуществимости задачи в сторону и говорит о том, какие действия, по его мнению, разумно было бы предпринять для учреждения мира: вот вам принципы, а выбор делайте сами — строить мир или жить под постоянной угрозой войны.
По мнению Канта, состояние войны естественно для человечества, а в предшествующие периоды истории было даже необходимым. Политические философы, историки и социологи ХХ века, в особенности Чарльз Тилли, показали, что войны сыграли огромную роль в формировании современных государств. Однако государства по мере своего усиления делали войны все более гибельными и разрушительными. Понимая эту логику задолго до наступления века тотальных войн, Кант писал, что до определенного момента войны помогали человечеству развиваться и расселяться по планете, но теперь, когда люди и страны заняли всю Землю, войны только препятствуют развитию.
Да, войны естественны, но не все естественное неизбежно. Человеческие сообщества должны найти в себе силы отказаться от естественных агрессивных импульсов по отношению друг к другу. Мир не наступит сам собой, он должен быть установлен, настаивает Кант.
Споры о том, что естественно для человечества — мир или вражда, — идут столько, сколько существуют мифология и философия. Многие (но не все) сказители и философы древности склонны были считать, что человечество не развивается, а деградирует. Мир, созданный когда-то сразу в законченном, совершенном виде, становился со временем все хуже. Человек от эпохи к эпохе терял изначальную невинность и причастность к божественному образу жизни.
Английский философ Томас Гоббс в XVII веке сформулировал противоположное представление: изначально человечеству свойственно состояние «войны всех против всех», справиться с которым можно, лишь учредив гражданское общество (в значении «государство»).
Идею прогресса — или, если угодно, модернизации — придумали философы Просвещения (хотя не все были с ней согласны; в частности, Жан-Жак Руссо). Именно во второй половине XVIII века в европейской мысли утверждается представление о линейном, а не циклическом времени, а также о том, что благодаря «последовательным успехам человеческого разума» (название трактата Тюрго) нравы смягчаются, нации сближаются, а торговля и политика объединяют человечество.
Если раньше единственным способом добиваться своих прав для государств была война, то в новом, изменившемся мире таким способом должно стать право. Кант пишет: «Итак, можно сказать: природа неодолимо хочет, чтобы право получило в конце концов верховную власть». Признание верховенства права в международных отношениях означает и изменение внутреннего устройства государств, поскольку предполагает ограничение власти правителей.
Правители не должны больше иметь возможность «жертвовать находящимися в их распоряжении тысячами людей для дела, которое никого из этих людей не касается». Поэтому общественное устройство всех государств — участников проекта по созданию международного мира должно быть республиканским: не демократическим (в XVIII веке «демократия» — плохое слово), но обязательно предполагающим участие общества в делах государства. Те, кого правитель хочет отправить на войну, должны иметь возможность высказаться по этому поводу.
Главная проблема здесь, очевидно: как заставить правителей пойти на это? Кант в своей работе этот вопрос обходит, полагаясь (вполне утопически) на моральное самоограничение правителей.
«Предварительные» статьи договора, который Кант предлагал заключить нациям, чтобы немедленно остановить войны, таковы:
- государства нельзя наследовать, покупать и дарить (речь об упразднении монархии);
- постоянные армии следует упразднить;
- государственный долг не должен использоваться как средство давления одной страны на другую;
- государства не должны вмешиваться в конституционное устройство друг друга;
- они не должны предпринимать действия, которые подорвут доверие к последующему миру, например посылать тайных убийц, отравителей или подстрекать граждан другой страны к измене.
Есть еще три «окончательные» статьи, необходимые для устойчивого мира:
- Все участники договора должны иметь республиканское устройство;
- «Право народов будет основано на федерации свободных государств»;
- Права людей как граждан мира ограничиваются «условиями всеобщего гостеприимства» (речь о том, что человек, который прибыл в чужую страну, имеет право на то, чтобы к нему не относились как к врагу).
Можно считать, что в ХХ веке роль высшей военно-политической силы выполняло ядерное равновесие между великими державами. Они не решались ударить друг по другу, осознавая самоубийственность этого шага. Но в XXI веке сам факт наличия ядерного оружия (отчасти в силу его растущей распространенности, отчасти в силу временной удаленности от единственного его военного применения американцами в Хиросиме и Нагасаки) утрачивает прежнюю значимость.
Сила вообще не лучшее основание мира. Если к миру нужно принуждать силой или угрозой ее применения, добытый мир не будет добровольным — а значит, устойчивым. Чтобы мир был прочным, участники любого воображаемого «союза наций» должны прийти к идее мира по собственной доброй воле. К миру должна вести не внешняя сила, а взаимный интерес.
Теоретически роль высшей инстанции могло бы выполнять воображаемое «правительство земного шара». Но учредить такое правительство, обладающее необходимыми полномочиями, человечество не в состоянии до сих пор.
Международная торговля как стимул к миру
«Дух торговли, который рано или поздно овладевает каждым народом, — вот что несовместимо с войной. Дело в том, что из всех сил (средств), подчиненных государственной власти, сила денег, пожалуй, самая надежная, и потому государства вынуждены (конечно, не по моральным побуждениям) содействовать благородному миру», — пишет Кант.
На то, что рациональный расчет и стремление к благополучию способны подавить агрессию государств, надеялись многие. Об этом говорит и английский философ Иеремия Бентам в своем «Плане всеобщего и вечного мира» (конец XVIII века). Бентам считал войну чистым убытком. С другими странами есть смысл торговать, но нет смысла их захватывать, поскольку жители страны-завоевательницы будут беднеть из-за выросших налогов и в экономическом смысле в итоге завоевательница окажется в проигрыше.
Логика экономической бессмысленности войны со времен Просвещения распространялась и развивалась. В 1910 году, суммируя дискуссии предшествующего времени, английский антивоенный активист Норман Энджелл опубликовал книгу «Великое заблуждение» («The Great Illusion»). Энджелл писал, что большие вооруженные конфликты потеряли смысл, поскольку даже победитель в войне не сможет для себя ее окупить. Державе-победительнице придется тратиться не только на военные действия, но и на оккупацию — притом что у граждан оккупированных территорий не будет стимулов работать на новых хозяев. Разрушив экономику соседа, государство потеряет и рынок, и поставщиков.
Более ста лет назад Энджелл писал, что в современном, глобализированном мире страны больше не богатеют благодаря завоеваниям, их благосостояние не повышается оттого, что у них становится больше земли или вооружений — посмотрите на Швейцарию или Норвегию (заметим, в то время еще не открывшую у себя месторождения нефти и газа). Несмотря на то, что Энджелл переоценил рациональность своих современников и после начала Первой мировой многие стали считать его наивным пацифистом, его идеи продолжали обсуждаться. В 1934 году ему присудили Нобелевскую премию мира.
Энджелл дожил до окончания Второй мировой войны и был свидетелем первых шагов по созданию не только европейского Общего рынка, но и системы коллективной безопасности, известной нам как НАТО, создание которой пацифист Энджелл публично поддержал. Идея экономической взаимозависимости как способа предотвращения военных конфликтов стала одной из основ политического мышления европейцев. Ту же логику немецкие политики в 1970-е годы распространили и на отношения с Советским Союзом, когда начали создавать «энергетический мост» между Европой и СССР — тот самый, который прямо сейчас на наших глазах демонтируется. Немцы надеялись, что торговля будет не только сдерживать конфронтацию между капиталистическим и коммунистическим мирами, но и положительно влиять на Советский Союз.
Политики Германии верили в идею «изменений через сближение» (Wandel durch Annäherung) — основу «Новой восточной политики» (Ostpolitik), связанной с именем канцлера ФРГ Вилли Брандта. Немцы, прежде всего социал-демократы, рассуждали похожим образом и после распада советской системы — вплоть до самого недавнего времени. Нынешний федеральный президент Франк-Вальтер Штайнмайер в конце нулевых, когда он был министром иностранных дел ФРГ, поддерживал германо-российскую программу «Партнерство во имя модернизации». За долгие годы обустройства взаимозависимости с Россией лидеры Германии теперь оправдываются. В сделках с СССР и Россией они, конечно, искали выгоды, но действительно стремились к установлению взаимного доверия. Однако теперь Германии придется заплатить высокую цену за не оправдавшие себя надежды на мирное развитие России.
Существует немало работ, показывающих, что участие общества в принятии решений и взаимовыгодные отношения между странами снижают риск войны. По данным исследований Патрика Макдоналда, чем более развита демократия в двух странах, тем менее вероятен военный конфликт между ними. Статистически риск войны снижается на 30% после того, как уровень развития демократии в стране повышается от минимального до полного (по шкале Polity IV).
Вклад торговли в дело мира больше, чем вклад общественного устройства. Если уровень свободы торговли между двумя странами увеличивается от минимального до самого высокого, риск войны снижается на 70%. Верно и обратное: если движение товаров через границы прекращается, правителям становится нечего терять и вероятность пересечения границ танками начинает расти.
Торговля или отношения, предполагающие взаимообмен ценностями, — действенный механизм установления мира не только для человека как биологического вида, но и для высших приматов в целом.
Франс де Вааль в исследованиях психологии приматов показал действенность гипотезы «ценных отношений» (the valuable relationship hypothesis) для разъяснения процессов разрешения конфликтов среди шимпанзе и бонобо. «Если вы нужны друг другу, если есть ценность в этих отношениях — значит, вы договоритесь», — говорит де Вааль.
Мы эволюционно запрограммированы бояться группы «других» — другой группы шимпанзе, живущих за рекой. У человека как у биологического вида есть склонность к насилию, но человек и высоко социальный вид, склонный к сотрудничеству. «Человек как вид больше склонен к систематической жестокости, чем шимпанзе, но человек обладает и большей эмпатией — ее у homo больше, чем у бонобо. Человек, таким образом, самый „биполярный“ примат среди ближайших родственников, — пишет де Вааль. — Наши общества не вполне мирные, но и не полностью конкурентные, они всегда несовершенны с моральной точки зрения, но и не руководствуются только эгоизмом».
При этом вклад двух главных империалистических держав второй половины ХХ века — США и Советского Союза — в региональные конфликты огромен. Именно это обстоятельство, то есть само наличие таких сверхдержав, заставляет с осторожностью смотреть на перспективы всеобщего мира.
Отказ от экономики как путь к войне
Сегодня многие ставят экономическую взаимозависимость как основу мира под вопрос. Один из наиболее влиятельных экономических мыслителей левого толка, Пол Кругман, в апреле 2022 года писал (используя заглавие книги Энджелла как мем) о «великом заблуждении», связанном с представлением о спасительности торговли как фактора мира. Торговлю можно, как это сделало российское руководство, превратить в оружие.
Многие говорят о провале кантианского подхода — в отношениях западных стран с незападным миром, в который теперь прочно вошла и Россия. Влиятельные британские авторы Джон Микелтуэйт и Адриан Вулридж провозглашают конец второй эпохи глобализации, напоминая, что первая закончилась Первой мировой — хотя все теоретические обоснования бессмысленности войны к тому времени уже были широко известны.
Как связаны война и отказ защищать право частной собственности? Война и уничтожение любых независимых структур? Война и введение контроля над выборами?
Эти процессы ведут к централизации руководства, подавляют независимые голоса в обществе и облегчают мобилизацию любых активов и ценностей, национализацию частных компаний. Действуя таким образом, Путин и его коллеги делали страну более способной к войне, чем к развитию. Пропагандистское взвинчивание военной опасности оказалось самосбывающимся пророчеством.
Политические руководители России с легкостью рвут экономические связи с Европой, которые были стране не только выгодны, но и давали ей политический аванс — надежду на постепенное вхождение в сферу большей человеческой и государственной безопасности. Невозможно сказать, к чему именно стремятся российские лидеры, однако с мировым сообществом они говорят на языке исторических обид и гарантий безопасности. Они отказываются понимать, что не постоянная озабоченность безопасностью приводит к миру, а учреждаемый общими усилиями мир — к безопасности.
Что еще об этом почитать
Ховард М. Изобретение мира. М.: Московская школа политических исследований, 2002
Большой очерк Майкла Ховарда (1922–2019), профессора истории Оксфордского университета, профессора военной истории Йельского университета, представляет собой краткую историю идеи мира между народами. Ховард говорит, что на протяжении истории состояние войны было для человечества настолько естественным, настолько прочно было связано с самим устройством домодернового общества, что идею мира нужно было изобрести.
Энджелл Н. Великое заблуждение. Очерк о мнимых выгодах военной мощи наций. М.: Социум, 2009
Опубликованная накануне Первой мировой войны знаменитая книга оказавшегося плохим провидцем британского антивоенного мыслителя Нормана Энджелла. В тени главного тезиса Энджелла об экономической бессмысленности войны остается его наблюдение, связанное с тем, насколько взрывоопасной может быть уязвленная «национальная честь» — туманная категория, которую каждый может толковать в свою пользу. Случайное событие, задевающее «честь нации», у кого-то может вызвать улыбку, а для кого-то может превратиться в повод для войны. «Наше чувство пропорции в этих вопросах такое же, как у школьников. Неосторожная ремарка журналиста, шутка политика или неумная карикатура могут разбудить „псов войны“».
Пинкер С. Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше. М.: Альпина нон-фикшн, 2021
Стивен Пинкер, профессор психологии Гарвардского университета, в этой книге стремится показать на фактах, что насилия в мире становится меньше, а не больше — несмотря на то, что в ХХ веке мировые войны были самыми массовыми в истории. Один из ключевых процессов в мире, идущий около пяти тысяч лет, считает Пинкер, — это «процесс усмирения», то есть переход от образа жизни в группах охотников и собирателей к земледельческим цивилизациям с городами и правительствами. По данным, собранным в книге, количество насильственных смертей за весь этот долгий период снизилось в пять раз.
О том, чем руководствуются современные политики, начиная войны, вы можете прочесть в выпуске имейл-рассылки Kit. Не забудьте подписаться на нее и на другую рассылку «Медузы» — «Сигнал». В ней мы рассказывали, например, о войне на истощение — и о том, чем она заканчивается.
Максим Трудолюбов