Россия, Украина и Турция подписали соглашение об экспорте зерна. Теперь миру не грозят голод и продовольственный кризис? А что будет с ценами?
Россия, Украина и Турция подписали соглашение о вывозе зерна из черноморских портов. Согласно тексту документа, Киев сможет вывозить его через три порта — Одессу, Черноморск и Южный. Однако разминировать их не будут: для прохождения судов создадут безопасные фарватеры. А на обратном пути суда будут осматривать при участии российской стороны (чтобы исключить поставки оружия). При этом уже 23 июля — на следующий день после подписания соглашения — российская армия нанесла удар по порту в Одессе. О том, что изменит это соглашение, «Медуза» поговорила с экспертом по агропромышленности, исполнительным директором аналитического центра «СовЭкон» Андреем Сизовым.
— Насколько соглашение между Москвой, Киевом и Анкарой вообще повлияло на мировой рынок зерна? Это был важный шаг в преодолении кризиса?
— Принципиально после подписания соглашения между тремя странами ничего не поменялось. Да, было много оптимистичных комментариев, но это лишь небольшой шаг в сторону нормализации украинского экспорта. Сейчас Украина экспортирует около полутора миллионов тонн зерна в месяц — это в разы меньше, чем в мирное время. Тогда экспорт доходил почти до семи миллионов тонн.
То, что началась война и порты закрыли, было ключевым, но не единственным фактором роста мировых цен на зерно в феврале и марте этого года. Но после этого цены активно начали снижаться, а ведь ни о какой сделке тогда речи не шло. Когда сделку подписали, рынки [в тот же день] отреагировали заметным падением цен, 5-6%.
Удар по Одессе показал, что эта реакция быстро отыгрывается, цены опять пошли вверх. Все потому, что война продолжается. И с мирным экспортом зерна из украинских портов она никак не вяжется. Как можно говорить о нормализации [поставок], если в нескольких сотнях километров и даже меньше продолжаются активные боевые действия? Естественно, будут летать ракеты — и они будут прилетать в зерновые терминалы. Поэтому мы считаем, что вопрос об активном экспорте стоит пока весьма отдаленно.
— Насколько порты Черного моря важны для экспорта?
— Это почти весь украинский экспорт зерна. На Одесскую и Николаевскую области приходилось 90–95% всего экспорта. Если бы в каком-то идеальном сценарии сделка сработала, то можно было бы говорить о прорыве. В таком случае Киев мог бы нарастить экспорт до 4–4,5 миллиона тонн. Конечно, до максимальной цифры семь миллионов ежемесячно все еще далеко, но это лучше, чем ничего — особенно учитывая тот факт, что прошлый год стал рекордным для Украины и сейчас в стране остается до 20 миллионов тонн зерна, которое невозможно вывести.
Сейчас начался новый зерновой год, в июле пошел новый урожай. Если экспорт не разблокируют, то украинский рынок ждет коллапс. Количество зерна, предложение будет в три раза превышать внутреннее потребление, что скажется и на ценах, и на всей отрасли. А сельское хозяйство в экономике Украины играет большую роль — это 10% ВВП страны.
— Понятно, что Украине эта сделка выгодна. Зачем она нужна Москве?
— Были разговоры о том, что Россия открывает Черное море для украинских судов, а взамен с нее снимают ограничения на экспорт российского зерна. Но такая версия не до конца объясняет ситуацию. Все-таки и до сделки российский экспорт зерна и удобрений шел в обычном режиме. Российские порты ненадолго остановились в феврале, но уже в марте и в апреле из страны вывозили обычные объемы зерна. То же касается и удобрений. Хоть персональные санкции против бенефициаров и топ-менеджмента ряда российских производителей и были, экспорт все же шел.
Да, в ожидании рекордного урожая и, соответственно, рекордного экспорта нужно было как-то успокоить трейдеров, владельцев судов, банки и других партнеров. Они, естественно, опасались попасть под какие-то вторичные санкции, хотя никаких ограничений нет — и на это несколько раз указывали и в США, и в ЕС.
Однако даже после этого выгода Киева от сделки, на наш [«СовЭкона»] взгляд, гораздо выше, чем выгода для Москвы. Поэтому, кажется, соглашение долго не проживет, так как непонятно, зачем Кремлю так сильно помогать Украине. Как я уже говорил, открытие Черного моря — очень важная для Киева история.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
— Если соглашение пока так мало значит и долго не продержится, насколько сильно это усугубит мировой продовольственный кризис? Из-за него станет больше голодающих?
— Количество голодающих [в мире] растет уже несколько лет подряд, эта история началась еще до войны. Тренд [роста цен на продовольствие] стартовал во второй половине 2020 года, в начале этого года мы думали, что пик роста цен на продовольствие пройден, но началась война. Она и дала толчок новому росту цен.
По оценкам ФАО и World Food Programme, в этом году количество голодающих вырастет на 20–50 миллионов человек. В прошлом году их было 193 миллиона.
Но если мы посмотрим на динамику цен за последние месяцы — цены на продовольствие [на оптовых рынках] падают, и, вероятно, падение продолжится и по итогам июля. Рынок живет будущим, поэтому после февраля в цену закладывали и ожидание будущей сделки [между Россией и Украиной].
Но это не было важнейшим критерием. Гораздо более важным было то, что российский экспорт продолжит идти в нормальном режиме, а год, как я уже говорил, рекордный. На этом фоне открытие Черного моря не так ощутимо влияет на цены.
— Можно ли в таком случае говорить, что Москва развязала зерновую войну?
— Начало войны и правда привело к росту цен на продовольствие. Экспорт Украины встал, предложение резко снизилось — и цены взлетели в полтора раза. Сейчас они уже вернулись к довоенному уровню.
Но у Кремля, помимо военной кампании, есть более серьезное, тяжелое оружие. Это собственный экспорт. Россия — лидер по экспорту зерна, и сейчас, с уходом Украины с рынка пшеницы, влияние России беспрецедентное. Поэтому вначале был очень тревожный нарратив, когда экспорт пшеницы из России связывали с санкциями: мол, снимайте санкции, а мы будем продавать. Путин на ПМЭФе этот вопрос объяснил, сказав, что экспорт Москва сокращать не будет.
Если бы ситуация была иной, то рост цен 24 февраля показался бы легкой разминкой. От рекордных уровней, которые были в начале кампании, можно было ожидать рост еще в полтора раза как минимум. Это была бы катастрофа.
Так что пока нельзя говорить о глобальной зерновой войне. Тем более что такое решение Москвы было бы, по сути, выстрелом в ногу. Такой ход был бы катастрофическим не только для мира, но и для российского сельского хозяйства.
📄 Дорогие читатели! Теперь вы можете скачать PDF-версию любой статьи «Медузы». Файл можно отправить в мессенджере или по электронной почте своим близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN или у кого явно нет нашего приложения. А можно распечатать и показать тем, кто вообще не пользуется интернетом. Подробнее об этом тут.
— А насколько российское сельское хозяйство вообще оказалось готово к войне и ее последствиям? Скажутся ли на нем санкции, ограничения?
— Пока рано прогнозировать ситуацию на будущий год. Скорее всего, урожай будет меньше, чем в этом году: все-таки этот год рекордный. Но нужно понимать, что Россия очень тесно работает со всем остальным миром, в том числе в сельском хозяйстве. И аграрные успехи России во многом на этом основаны. Мы вывозим пшеницу, кукурузу, ячмень, экспортируем мясо. Но при этом активно потребляем мировые аграрные технологии.
Этот рынок контролирует чуть больше 10 глобальных корпораций, которые вкладываются в R&D, выводят новые семена, разрабатывают средства защиты растений, производят технику. Они работают на все восемь миллиардов, на всю планету. Заменить эти технологии попросту нереально, так как инвестиции в разработку исчисляются сотнями миллионов долларов. Делать то же самое на российском рынке, гораздо меньшем, чем глобальный, никто не будет.
Из-за войны часть этих компаний из России ушла, то есть в будущем году есть вероятность потерять доступ к современным сельскохозяйственным технологиям. Например, американские John Deere и AGCO, самые крупные производители техники для сельского хозяйства в мире, ушли почти сразу. Да, они дорогие, и их доля на российском рынке невелика. Но даже «Ростсельмаш» — это глобальная компания. И как будут обстоять дела с запчастями и расходниками, пока неясно. По сути, то, что происходит на авторынке, можно, пусть не так трагически, проецировать на рынок сельхозтехники.
Поставщики средств защиты растений и семян выполнили свои обязательства на 2022 год, но что будет в следующем году — пока непонятно. Все это может привести к снижению урожая. Насколько серьезному — вопрос открытый. Это зависит и от конкретных культур: например, пшеница с точки зрения семян по большому счету от импорта не зависит. Другие культуры — кукуруза, подсолнечник, сахарная свекла, картофель — намного больше зависят от технологий.
Не факт, что изменится размер посевных площадей. Тут фермеры могут иначе снижать издержки: где-то внесут поменьше удобрений, поменьше средств защиты растений. Техника будет попроще. Обычно фермеры стараются сбалансировать непогоду технологиями. Если они не поскупились на удобрения и средства защиты, то при плохой погоде урожайность упадет на 5%. А если всего этого нет, да еще и погода подвела — то можно и 20% недосчитаться. Это примерный подсчет, но логика такая.
— В России из-за всего этого могут вырасти цены на хлеб и другие продукты?
— Цены в рознице очень слабо связаны с оптовыми ценами на зерно. Это одна из большого количества переменных, но далеко не самая важная. Намного важнее логистика, стоимость топлива, заработные платы, налоги.
Беседовал Александр Болотов