В XX веке Россия экспериментировала с коммунизмом. А в XXI веке осваивает фашизм Максим Трудолюбов — о том, как с помощью законов против «иноагентов» и ЛГБТ-людей Кремль пытается сбежать от ответственности
Под конец 2022 года в России вступили в силу сразу два новых и откровенно репрессивных закона — о «контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием» (так теперь именуют всех «иноагентов») и о запрете пропаганды «нетрадиционных сексуальных отношений». Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов считает, что на этом Кремль не остановится. В России выстроена такая система управления, которая требует создавать все новых «виноватых» и «опасных других». Ускоренная радикализация страны вызвана не определенной идеологией, а нежеланием держащихся за власть людей нести ответственность за свои ошибки и преступления. Впрочем, и идеология в процессе борьбы за безнаказанность тоже формируется.
Теракты, в которых гибнет невообразимое количество мирных граждан. Наводнения и пожары, перед которыми государство разводит руками; эпидемия, принесшая рекордную избыточную смертность. Проваленные реформы, включая военную. Развязанная война, которая ведет к военным преступлениям на территории Украины и обнажает деградацию институтов государства и общества в самой России.
Все это этапы пути российского государства на протяжении минувших 20 лет. Все перечисленное давно бы привело любую партию и любого политика к потере власти. Но федеральное руководство России на протяжении двух десятилетий работало над тем, чтобы с него нельзя было спросить за провалы в его основном деле — в государственном управлении.
Грамотные управленцы из правительства и Центрального банка все эти годы помогали удерживать макроэкономическую ситуацию на приличном уровне, стабилизируя национальную валюту, предотвращая банковскую панику и не позволяя стране скатиться к кризисам масштаба венесуэльских. Не имея голоса по ключевым политическим вопросам, технократы, по сути, в постоянном режиме занимались антикризисным управлением. Путин на протяжении своего президентства создавал кризисы один за одним, а экономическая команда послушно занималась их ликвидацией.
Сподвижники Путина, не принадлежащие к силовым элитам, согласились с ролью административных солдат, делегировавших суждения о том, что хорошо и что плохо, своему боссу. Да, решения начальника не всегда были разумными, но он в итоге — благодаря их же усилиям — выигрывал, а они привыкли быть на стороне победителя.
Незадолго до вторжения в Украину технократы предупреждали Путина о последствиях эскалации (не зная заранее, какую форму она примет). Они были в ужасе от развязанной войны — но не уволились, а засучив рукава взялись ликвидировать последствия очередного кризиса, созданного боссом. Вводя жесткие антикризисные меры, в частности контроль над движением капитала, они собственноручно уничтожали то, что строили до войны.
«Его экономическая команда спасла его. Поэтому он держит их при себе. Если бы экономикой занимались силовики, ВВП упал бы на 10–15%. Путин не сумасшедший, поэтому они все еще на своих местах», — говорит бывший высокопоставленный чиновник в интервью FT.
Работа по уходу от ответственности ведется с помощью отмены части выборов, ограничения права быть избранными и перенесения ответственности за повседневные решения на региональный и муниципальный уровни. Важнейшая задача российской пропаганды не распространение каких-либо лозунгов, а восхваление удач президента и перенос ответственности за неудачи на других. Группа, находящаяся у власти в России, сделала ставку на уничтожение политических альтернатив себе, на максимально возможную изоляцию себя от общества, на неподотчетность гражданам и демобилизацию граждан в общественных делах.
Устранение граждан от дел было секретом «успеха» российской модели управления.
Но эта модель зашла в тупик, поскольку война, начатая самим Путиным, показала, что граждане ему все-таки нужны — в качестве солдат, работников и добровольных помощников в оснащении разграбленной коррупционерами армии. Проблема в том, что демобилизованному обществу крайне трудно объяснить, почему оно вдруг должно мобилизоваться. Постоянно меняющиеся причины войны — хорошая иллюстрация. В качестве оправдания вторжения в Украину людям предъявляется то план «денацификации», то борьба с сатанизмом, то противодействие «нетрадиционным» отношениям, то необходимость территориальных приобретений. Ни одно из этих оправданий войны не мобилизует общество надолго, именно поэтому системе постоянно нужны новые. А воображаемые «чужие» и «другие» еще нужнее.
Процесс создания «других» внутри страны ускорился в силу неудач на фронте. В военных провалах, как прежде в неудачах внутренней политики, должен быть кто-то виноват. Манипулируя обществом и раздавая ярлыки «чужих», власть пытается доказать, что она обществу «своя». Называя некоторые виды человеческого поведения «нетрадиционными», власть пытается выступать в роли защитницы традиций.
Законы о людях, «находящихся под влиянием», и «нетрадиционных» людях вступили в силу. Первый из них — наследник революционной идеи «врагов народа», второй изображает приверженность государства некоторой «традиции», а фактически следует характерной для европейских империй прошлого идее криминализации негетеросексуальных отношений. Российское государство, возможно, того не желая, стало и революционным, и традиционным одновременно.
Фальсификация традиции
Если и существует какое-то подлинно «традиционное» отношение гражданской власти к негетеросексуальности, то его можно охарактеризовать как равнодушное. Например, историк индийской мифологии Девдутт Патанаик описывает это так: «Хотя [в Индии] это не было частью мейнстрима, существование этой сферы жизни признавалось, пусть и не поощрялось».
Единое наказание за «противоестественные» сексуальные отношения было введено британскими колонизаторами только в 1861 году и отменено уже новыми властями независимой Индии в 2018-м. Похожим образом криминализация негетеросексуальных отношений проходила в XIX и в начале XX века в большинстве европейских колоний Азии и Африки.
Президент Зимбабве Роберт Мугабе в свое время говорил о гомосексуальности как об изобретении Запада, которое «разрывает моральную ткань африканского общества». А президент Либерии Эллен Джонсон-Сирлиф называла законы, направленные против ЛГБТ-сообщества, отражением «традиционных ценностей». Эти и другие политики, делающие подобные заявления, умалчивали, что до вестернизации права в их странах — как и в России — криминализации гомосексуальности в гражданском законодательстве не существовало.
Что, впрочем, не означает и того, что «изобретением Запада» было преследование ЛГБТ-людей. Например, введение имперского законодательства на некоторых, преимущественно мусульманских территориях вело к смягчению реально практиковавшихся наказаний за гомосексуальность, связанных с религиозной традицией. Например, замену побивания камнями пожизненным заключением. Именно религиозные нормы были особенно суровы к гомосексуальности. Но далеко не всегда и не везде гражданская власть брала их в расчет.
В России однополые отношения считались «грехом», но были предметом исключительно церковного ведения. То есть если и наказывались, то временным отлучением от причастия, покаянием и постом. Частью гражданского права религиозное неприятие гомосексуальности стало только при Петре I, причем только в воинских уставах, заимствованных в Саксонии и переведенных с немецкого. На всех гражданских нормы, наказывающие за однополые отношения (тоже по германскому образцу), распространили только при Николае I. При этом в России не было связанных с гомосексуальностью судебных процессов, сравнимых с делом Оскара Уайльда.
После революции 1917 года дискриминационные законы были отменены вместе со всеми прочими. Но в 1930-е советская власть вновь криминализировала гомосексуальность. Британский историк Дэн Хили связывает это с предубеждением советских лидеров (и недавних подпольщиков) против удовольствия как самоцели — и с их стремлением контролировать семейную жизнь во имя планового воспроизводства граждан «нового общества»
Историк Ирина Ролдугина обращает внимание, что кампанию против абортов в СССР вели максимально публично, а статью «за мужеложество» встроили в Уголовный кодекс, не привлекая к этому внимания. В отличие от нацистов, задачи полного уничтожения гомосексуалов советские лидеры не ставили, а использовали уголовную статью прежде всего для шантажа или выдворения из страны работавших в СССР иностранцев. При этом важным долгосрочным последствием того, что государство восстановило преследование за гомосексуальность, стал перенос в право тюремно-лагерных культурных норм и иерархий.
Сегодня в огромном количестве стран мира — где-то медленнее, где-то быстрее — идет процесс декриминализации гомосексуальности. В бывших метрополиях он практически завершен, а в бывших колониях продолжается.
Интересно, к слову, что в постколониальном франкофонном мире он происходит значительно быстрее, чем в бывших колониях Великобритании, поскольку Франция отказалась от криминализации гомосексуальности после Французской революции в 1791 году, а Великобритания — только в 1967-м. Почти в 70% стран, прошлое которых связано с британским колониализмом, в той или иной форме сохраняется криминализация гомосексуальных отношений. Среди бывших французских колоний таких 33%.
Так или иначе, юридическое отношение к ЛГБТ-сообществу в целом в мире по меньшей мере не ухудшается. В числе исключений — то есть стран, где политикам удалось заразить часть общества призывами к восстановлению «традиционных ценностей», — Уганда, Чад и Россия.
Фальсификация мессианства
Известное с римских времен выражение «враг общества (народа)» ввели в широкий общественный обиход французские революционеры. Это выражение с тех пор прочно связалось с идеей социальной революции. Революция была народная, а ее противники, таким образом, с точки зрения революционеров, шли против народа.
Подхватили эту логику и русские революционеры. Выйдя из подполья и став правящей партией, коммунисты сохранили революционный подход к политике. Имея политический опыт только в подполье, они стремились победить не в соревновании идей, ареной для которого служат свободные выборы, а блюсти чистоту учения и чистоту рядов, то есть постоянно бороться с еретиками и отступниками. В сражениях с различными «уклонами», врагами, шпионами и предателями и состояла история русской социал-демократии (позже — советского коммунизма), как до революции, так и после.
Поскольку партия считалась заведомо и по сути своей непогрешимой, то ее вожди не допускали, что могут совершать ошибки. Бедствия, голод, техногенные катастрофы — во всем этом по необходимости должны были быть виноваты «враги» — носители чуждых классовых ценностей и агенты иностранных держав. Задача была превратить оппонентов в «других», чтобы противостояние с ними выглядело не как соревнование или соперничество, а как война. С врагами не соревнуются.
Стоявшая в центре политической системы претензия на окончательное научное знание о целях развития всего человечества неминуемо вела к мессианству. Советское руководство видело себя предводителем всех сторонников коммунизма в мире. От коммунизма как идеологии власти нынешней России отказались, но претензию на глобальную миссию сохранили. Возможно, сама структура власти, отказывающейся от конкуренции и ответственности, ведет к возникновению потребности в мессианстве. Остается только наполнить эту потребность содержанием.
Нынешние российские правители стремятся обозначить в качестве своей миссии сохранение и распространение традиции. Сделать это в стране, где подлинные традиции десятилетиями уничтожались, крайне трудно. По уровню урбанизации и индивидуализации Россия мало отличается от западных обществ. Православными себя называют 81% опрошенных, но регулярно в церковь ходят только 6% населения (и 8% среди считающих себя православными). В России самое высокое количество абортов на душу населения в мире и один из самых высоких в мире показателей разводов. Возможно, в силу этих обстоятельств, ядром традиции российские власти выбрали именно гетеросексуальные отношения.
Революция плюс традиция
Революционный подход к политике — то есть стремление представить оппозиционеров врагами — был широко распространен в мире в ХХ веке. Некоторые из таких режимов — коммунистические — действовали по формуле «революция минус традиция», ломая устои реального и воображаемого темного прошлого. А некоторые — фашистские — строили свою политику по формуле «революция плюс традиция» и занимались реконструкцией реального и воображаемого великого прошлого («Великий Рим», «Великая Германия» и т. д.).
Россия в ХХ веке попробовала первое. В нынешнем пробует второе.
Смесь революционной нетерпимости с традиционализмом — в основе фашистских движений. Российские власти утверждают, что борются с революцией, но унаследовали революционные подходы к политике. Говорят, что стоят на страже традиций, но в России если какие-то традиции и укоренены, то позднесоветские, то есть совсем недавние. Они фальсифицируют все вокруг.
Из всего репертуара традиционализма (религия, семья, подчиненное положение женщины, социальный консерватизм, включая борьбу с абортами и разводами, патриотическое искусство, архитектура) путинский режим выбрал борьбу с гомосексуальностью вероятнее всего потому, что полагает, что этой темой легко манипулировать в обществе, где распространена тюремная субкультура. Впрочем, чем больше будет у нынешних властей времени, тем увереннее они будут подвешивать к своему каркасу весь остальной набор.
Автор классических работ по истории фашизма Джордж Мосс писал: «В отличие от коммунизма, фашизм строился на базе общественного согласия и вырастал из глубоко укорененных ценностей и традиций» (см. в конце текста описание книги The Fascist Revolution. Toward a General Theory of Fascism).
И все-таки главный мотив официальной политики в России не изначально выбранная идеология, а стремление к свободе от ответственности. Насаждение представления о непогрешимости власти было первичным (тогда как страсть к истории и традициям больше похожа просто на украшение, которое, впрочем, становится все более навязчивым).
Это стремление уйти от подотчетности обществу внутри России и от необходимости отвечать перед любыми международными структурами вне РФ стало за два минувших десятилетий важнейшей сферой приложения сил Путина и его окружения. Постепенно это стремление поглотило все остальное. Оно уже привело к войне, поскольку война оказалась очередным средством удержать власть и тем самым избежать ответственности за прошлые преступления. Теперь это стремление мешает закончить войну, ведь над вождями России нависает ответственность не только за коррупцию и убийства оппонентов, но и за чудовищные преступления в соседней стране.
Свои военные неудачи и экономические провалы вожди России в итоге спишут на «иностранных агентов» и «нетрадиционных» людей. Но на этих двух группах они не остановятся и до последнего будут придумывать врагов и виноватых, чтобы объяснять свои проблемы и поражения. Поиск могущественного врага — их насущная потребность. Они будут продолжать действовать по формуле: «Враги слабы и становятся все слабее, но они сильны и становятся все сильнее».
Что об этом почитать
Mosse G. L. The Fascist Revolution. Toward a General Theory of Fascism. New York: Howard Fertig, 1999
Последняя книга историка Джорджа (Герхарда) Мосса, который родился в семье крупного берлинского издателя, покинувшего Германию после прихода к власти нацистов. Мосс учился в Великобритании, а в послевоенные годы преподавал европейскую историю в США и Израиле, став одним из самых глубоких исследователей нацизма и фашизма. Мосс показал, что противостоявшие друг другу движения — коммунизм и фашизм — не были бы возможны, если бы не массовая политика, возникшая в ходе Французской революции. Именно тогда родилось представление об «общей воле», что движет массами, готовыми к совместным действиям ради непреходящей национальной цели. Мосс показал противоречивую природу фашизма, сочетавшего в себе как будто несовместимые свойства — революционность и традиционализм, популизм и элитизм, произвол и бюрократизм.
Архипова А., Кирзюк А. Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР. М.: Новое литературное обозрение, 2021
В этой работе фольклористы и антропологи Александра Архипова и Анна Кирзюк исследуют городские легенды советского времени. Они, помимо прочего, разбирают склонность советских начальников всюду искать могущественного и скрытого врага. Исследователи показывают, как состояние повышенной тревожности и утраты контроля заставляет чекистов, а вслед за ними и обычных граждан «видеть» образ врага и связанные с ним знаки — на обычных предметах, в газетах, книгах и на зданиях.
Asal, Victor; Sommer, Udi (2016). Legal Path Dependence and the Long Arm of the Religious State: Sodomy Provisions and Gay Rights across Nations and over Time. New York: SUNY Press, 2017.
Виктор Азаль и Уди Зоммер в этой работе поставили своей задачей объяснить различия в отношении к гомосексуальности в разных правовых системах мира. В частности, они демонстрируют, как религиозные законы влияют на гражданское право и почему влияние имперского законодательства оказалось таким устойчивым в бывших колониях европейских стран.
Максим Трудолюбов