«Сохранение КГБ стало первым гвоздем в гробу будущей демократии. Кощеево сердце осталось» Первый министр иностранных дел России Андрей Козырев дал интервью Михаилу Зыгарю — о внутренней и внешней политике в 1990-е и нынешнем состоянии МИД РФ
Андрей Козырев занимал пост министра иностранных дел сначала РСФСР, а затем России во время первого президентского срока Бориса Ельцина. Он был свидетелем Августовского путча и участвовал в подготовке Беловежского соглашения. После отставки Козырев, известный своей прозападной позицией, избрался в Госдуму. Позднее он занимался бизнесом и опубликовал несколько книг. В последние годы Козырев живет в США и последовательно критикует нынешнюю политику России. После начала полномасштабной российско-украинской войны он призвал дипломатов РФ увольняться в знак протеста против вторжения российской армии в Украину. Писатель и журналист Михаил Зыгарь взял интервью у первого главы МИД России о внутренней и внешней политике России в 1990-е годы. «Медуза» кратко пересказывает это интервью (не все реплики Козырева — это его дословные цитаты, но их смысл сохранен).
О том, как готовили Беловежское соглашение
Заготовленного текста соглашения не было. Были заготовлены варианты в диапазоне от свободного содружества наций как в Великобритании до конфедерации с центральным правительством как Швейцария — и все они взвешивались как возможные.
В конце концов Содружество независимых государств родилось ночью за несколько часов. Текст соглашения составляли министр экономики РСФСР Егор Гайдар, министр иностранных дел Беларуси Петр Кравченко, член Верховного Совета РСФСР Сергей Шахрай и я. Украинские делегаты не участвовали в непосредственном составлении текста, они ходили вокруг коттеджа, где мы сидели, периодически заглядывали и спрашивали, как у нас дела.
Утром мы передали представителям делегации этот документ. Они его в нашем присутствии прочли. По сути в текст не было добавлено никаких изменений, но они добавили в название содружества одно слово. У нас документ назывался «Декларация о создании Содружества государств», а они добавили слово «независимых».
Саму идею о том, что СССР больше не будет существовать, делегации сформулировали во время дискуссий перед составлением соглашения.
По возвращении из Беларуси было неоднозначное ощущение. С одной стороны, мы знали, что сделали правильное дело. С другой стороны, это правильное дело было тяжелым для нас, потому что СССР, каким бы он ни был, был нашей родиной, а что теперь — было не совсем понятно даже нам. Да, СССР прекращает существовать, Россия теперь независимое государство, но как это будет в жизни — это тяжелый вопрос, уже другая страна будет нашей родиной. И не собьют ли наш самолет вообще, потому что с точки зрения советского офицера — это измена родине.
О том, почему Ельцин не стал уничтожать КГБ
Я его спросил, почему он остановил демонстрантов на Лубянке в августе 1991 года. Он сказал, что это единственная действующая структура по поддержанию безопасности в России теперь осталась, хотя я с вами согласен — они преступники и так далее. Вот примерно такой текст был его. Я не стал спорить и сказал Ельцину, что для них он — преступник, потому что вы разрушили Советский Союз.
Я считаю, что это было кардинальной ошибкой. Это был первый гвоздь, забитый в гроб будущей демократии. Надо было дать народу, сторонникам демократии, штурмовать здание КГБ. Они никого бы не стали линчевать, но все архивы КГБ были бы раскрыты, стали бы достоянием общественности. И кощеево сердце было бы проколото вот этой иглой, а так оно осталось — и символически, и практически.
О том, могла ли Россия в 1990-е вступить в НАТО
Мы были совершено не готовы к этому. Особенно сложный процесс — реструктуризация вооруженных сил, поставить их под демократический контроль и так далее. И это все потребовало бы огромного количества времени — это все понимали. Этот вопрос очень сложный: нужно ли России обязательно вступать в НАТО или не нужно?
Когда Путин говорил: «А вот примите нас в НАТО» — это самый легкий способ извратить этот вопрос и превратить его в разменную монету, чтобы ничего не делать. В 2000-м году, когда Путин говорил, что он за вступление России в НАТО, он блефовал. Он прекрасно знал, что это пустые слова. И когда ему ответили, что Россия сейчас не может вступить в НАТО, поскольку это требует длительной подготовки, это звучало как отказ — и вот это ему и нужно было: «А, видите. Я же говорил, что они наши враги. Вот я хотел бы вступить в НАТО, а они нас не принимают. Ну какое еще нужно доказательство, что это враждебный союз?». Это лучший способ, самый легкий способ продолжать держать НАТО как пугало.
НАТО никогда не собиралось нападать на Россию. И абсурдно даже думать, что натовцы захотят переходить границу России сейчас, завтра или когда. Никогда. Я даже не знаю, чем их можно на это спровоцировать. Можно пойти на Лондон, они отобьют Лондон, но не пойдут в Россию. Я вам клянусь в этом. И это все знают, и российские военные это знают.
О министерстве иностранных дел России и Сергее Лаврове
Сергей, как все мои заместители, был один из тех, кто вел себя и помогал мне как соратник. Поэтому у меня были основания считать, что он вместе со мной с душой делает одно и то же дело. Я его сделал замминистра и других тоже.
Это больно, что они [российские дипломаты] так быстро изменили на 180 градусов свою политическую ориентацию. Но есть и другая теория, моего собственного изобретения, что они не переобувались. Они исполняли со мной акт единодушия, и сейчас исполняют акт единодушия [с действующей российской властью], потому что это приятно, так удобнее, это помогает карьерному росту. Но подходят к этому дипломаты — и советские, и российские — с чисто профессиональной точки зрения.
Послушайте выпуск подкаста «Что случилось» о Сергее Лаврове
Дипломат, если он чувствует себя только как профессионал, а не политик, это все равно что водитель такси. Вы ждете от хорошего водителя, что он едет без рывков, соблюдает правила движения и едет максимально быстро — но туда, куда просит пассажир.
