«Он воспринимает происходящее по-мужски. Но все же надеется на справедливость» Катерина Гордеева поговорила с адвокатом Юрия Дмитриева, которому опять продлили срок содержания в СИЗО
В апреле 2018 года Петрозаводский городской суд оправдал историка Юрия Дмитриева по двум статьям: о развратных действиях по отношению к несовершеннолетнему лицу и изготовлении детской порнографии. Однако в июне 2018-го Верховный суд Карелии отменил этот приговор, и 64-летний Дмитриев снова оказался в СИЗО — ему продлили меру пресечения до конца июня. И адвокат Дмитриева Виктор Ануфриев, и активисты, которые запустили петицию с требованием перевести историка под домашний арест, опасаются за здоровье Юрия Дмитриева в связи с пандемией коронавируса. Журналист Катерина Гордеева поговорила с Виктором Ануфриевым о новом повороте в деле Дмитриева и действиях защиты.
— Прошло два года с того момента, как суд оправдал историка Юрия Дмитриева по двум самым тяжелым статьям, назначив по статье «Незаконное хранение огнестрельного оружия» два с половиной года условно. Но Дмитриев все равно в СИЗО. Что произошло?
— После оправдательного приговора прокуратура, пользуясь своими процессуальными правами, внесла представление в Верховный суд Карелии о том, что приговор этот необходимо отменить. Я тоже подавал апелляционную жалобу, чтобы отменили обвинительную часть приговора, которая касалась оружия.
В итоге 14 июня 2018 года Верховный суд Республики Карелия отменил приговор в полном объеме: удовлетворил и жалобу представлений прокуратуры, и мою жалобу. Дело было направлено на новое рассмотрение.
— В ходе этого, нового, рассмотрения в деле появились новые обвинения, так?
— Да. 9 сентября 2018 года эти два дела [новое и старое] были объединены в одно производство.
— Что нового появилось в деле?
— Был предъявлен еще один состав преступления, более тяжкий. В общей сложности Юрию Алексеевичу теперь может грозить до 20 лет лишения свободы, он обвиняется по пяти статьям Уголовного кодекса.
Это часть третья 135-й статьи УК РФ [«Развратные действия в отношении несовершеннолетнего»], часть вторая статьи 242.2 [«Использование несовершеннолетнего в целях изготовления порнографических материалов или предметов»], 222-я статья [«Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия»] и четвертая часть 132-й статьи УК [«Насильственные действия сексуального характера в отношении несовершеннолетнего»], статья о незаконном хранении оружия — нерабочего, но на которое, кстати, у Дмитриева было разрешение, — никуда не делась.
— Основное из нового — это насильственные действия сексуального характера, такого обвинения не было в 2016 году, когда началось дело.
— Не было.
— Откуда эти обвинения взялись?
— Когда сторона обвинения не согласилась с оправдательным приговором, они подали апелляцию. А за это время они, как утверждают, добыли новые показания и доказательства, которые были приобщены к делу. Так появилась новая, самая тяжелая статья [о насильственных действиях сексуального характера], она сейчас находится на проверке у суда. Эта статья утяжеляет процесс, из-за нее Юрию Алексеевичу была изменена мера пресечения — он снова в СИЗО.
Замечу, Дмитриев находится в СИЗО в общей сложности уже несколько лет, а с лета 2018-го — непрерывно. Он несколько раз болел простудными заболеваниями, у него проблемы с дыхательными органами. Юрию Алексеевичу 64 года, это пожилой и не очень здоровый человек, который находится в СИЗО, в общей камере, без возможности гулять и дышать свежим воздухом, что становится крайне опасно в условиях пандемии в стране.
На днях в интернете появилась петиция гражданских активистов, которые требуют перевести Дмитриева под домашний арест, на сегодняшний день петицию подписали около восьми тысяч человек. Это справедливое требование, я его поддерживаю. Юрий Алексеевич не собирается скрываться от следствия, он больше, чем кто бы то ни был, заинтересован в справедливом расследовании этого дела, ему важно доказать свою невиновность и вернуться к работе.
— Летом 2018 года у Дмитриева была подписка о невыезде, и он ее нарушил: был задержан за пределами Петрозаводска. Появились даже слухи, что Дмитриев собирается уехать за границу. Как это согласуется с тем, что вы говорите: он не собирается скрываться?
— Информация о том, что Юрий Алексеевич собирался скрыться, ложная, она не была подтверждена. Те, кто ее распространял, делали это не от большого ума. У Дмитриева даже заграничного паспорта нет. И никогда не было: он подавал заявление на его получение, потому что его много раз приглашали на международные конференции, но ему в паспорте было отказано. На некоторых конференциях его представлял я.
О том, что произошло летом 2018-го, все известно: Дмитриев выехал из дома не один, а с соседкой. Они заехали на кладбище, чтобы отдать дань памяти близкому человеку, который скончался, пока Юрий Алексеевич был под стражей. Потом, как человек верующий, Дмитриев хотел заехать помолиться в Свирский монастырь, где служит его духовник. Этот монастырь находится за пределами города Петрозаводска, Юрий Алексеевич — и он об этом знал — был под наблюдением. На границе Петрозаводской и Ленинградской областей его задержали. Замечу, это было в противоположной от границы стороне. Все произошло 27 июня 2018 года. С тех пор Юрий Алексеевич находится в СИЗО.
— Что сейчас происходит в деле? Не отменены ли заседания из-за эпидемии коронавируса?
— Последнее заседание суда было 23 марта этого года. Все прошло максимально коротко, был рассмотрен только один вопрос: о продлении в отношении Юрия Алексеевича меры пресечения — это содержание под стражей. Продлили на три месяца, до 24 июня. У меня по закону было три дня на обжалование. 26 марта я отправил по почте жалобу в Верховный суд. Пока ответа нет.
Помимо этой апелляции у нас назначено очередное судебное заседание на 14 апреля. Правда, я не знаю, что с ним будет в связи с эпидемией. Решение об отмене всех судебных заседаний по стране принимает Пленум Верховного суда. Пока заседания отменены до 10 апреля, что будет дальше — неизвестно. Именно поэтому мне сейчас кажется первостепенным перевести Юрия Алексеевича под домашний арест из СИЗО. Мы не знаем, насколько затянется эпидемия, что со всеми нами будет, а держать столько времени пожилого человека за решеткой уже не только неэтично и негуманно, сколько неприлично. Это угроза его жизни, не подкрепленная никакой доказанной его опасностью для общества. Это понятно не только юристам, но и всем здравомыслящим людям.
Он прошел все судебно-психиатрические экспертизы, не одну, а несколько. Нет ни одного даже намека на то, что у него есть какие-то из тех наклонностей, в которых его обвиняют. Да, он прямой, да, резкий, да, может быть грубым. Но он честный и очень верующий человек, никаких намеков на извращенные наклонности у него нет. Это не просто я так говорю, это доказано.
— Вы верите в то, что в конечном итоге в деле Дмитриева возможен оправдательный приговор?
— Я совершенно не разделяю пессимистическую позицию о том, что в сегодняшней России невозможно оправдание. В конце концов, в апреле 2018-го Юрий Алексеевич был оправдан. Тогда тоже никто не верил, но так было.
— Президенту Путину неоднократно — публично и непублично — говорили о деле Дмитриева и просили вмешаться самые разные и очень уважаемые в России люди. Известно ли вам что-то о его отношении к делу?
— Нет, ничего не известно. Об обращениях я знаю то, что видел в СМИ. О реакции ничего не знаю. Мое дело — добывать доказательства невиновности Юрия Алексеевича, чем я и занимаюсь.
— Сколько сейчас просит прокуратура для Дмитриева?
— Пока неизвестно. В новом витке процесса мы еще даже не дошли до прений сторон. Все развивается медленно.
— Правда ли, что новое обвинение строится на показаниях приемной дочери Дмитриева Наташи?
— Мы не имеем права это обсуждать, потому что речь идет о несовершеннолетней. На чем строится обвинение — закрытая информация. Вы, наверное, знаете, что судебное разбирательство в отношении Юрия Алексеевича закрытое. Так что на ваш вопрос я не имею права отвечать.
— Но во время первого судебного разбирательства много говорилось о том, что у Дмитриева хорошие отношения с приемной дочерью, и даже было опубликовано ее письмо к нему в СИЗО, где она говорила, что любит своего приемного отца и надеется на встречу с ним. Сейчас отец и дочь поддерживают отношения?
— Дмитриев с полутора лет рос в приемной семье, его взяла из детского дома семья военного. Юрий Алексеевич всегда считал своим долгом тоже воспитать приемного ребенка, поэтому, когда кровные дети его подросли, появились внуки, он взял Наташу. У них действительно были теплые отношения, сложные — потому что у девочки за спиной внушительный детдомовский опыт, но Юрий Алексеевич растил ее очень по-родительски ответственно, он — хороший отец. И действительно, письма, о которых вы говорите, имели место. Наташа писала ему, поддерживала.
Но еще в декабре 2016-го девочка была вывезена далеко за пределы Петрозаводска. С этого времени Юрий Алексеевич с ней не контактировал. И даже когда он был на свободе — с 27 января по 27 июня 2018-го, — он не предпринимал никаких мер, чтобы с ней связаться, поговорить по телефону и так далее. Это было запрещено, и он не пытался. Он не имеет права с ней разговаривать или поддерживать контакты.
— Кто и куда вывез Наташу?
— Она была вывезена следственными органами и теперь живет с бабушкой.
— Речь о той бабушке, которая отказывалась ее забирать, когда мама Наташи была лишена родительских прав и девочка попала в детский дом?
— То, о чем вы говорите, правда. Но комментировать это не в моей компетенции. Следственными органами была поставлена задача убрать девочку из Петрозаводска и исключить контакты с Юрием Алексеевичем. Эта задача была выполнена.
— Вы последовательно говорите о том, что дело Дмитриева не политическое. Почему?
— Моя задача как защитника защищать Юрия Алексеевича по конкретным уголовным статьям, которые ему предъявлены. Но, разумеется, я не исключаю, что ситуация, которая сложилась у нас в стране, повлияла на самую возможность возбуждения этого дела. Но говорить о том, что это политическое дело, не считаю правильным.
— Насколько неожиданным для вас был оправдательный приговор, а потом ужесточение обвинений на новом этапе дела?
— Мы рассчитывали на оправдательный приговор, поскольку я уверен в том, что Юрий Алексеевич невиновен. Но — так процессуально устроено — пока приговор не пройдет вторую кассационную инстанцию, он не считается вступившим в законную силу. Поэтому я ориентировал Юрия Алексеевича на то, что это не окончательная победа. Когда он меня спросил, можно ли считать это концом, можно ли расслабиться и полагать, что дело завершено, я ему четко ответил: «Нет. Пока мы не пройдем Верховный суд и апелляцию, считать, что дело закрыто, нельзя». Так и получилось.
Мы же понимаем, что прокуратура просила девять лет лишения свободы, и для них было бы нелогичным спокойно и легко отступить от этих требований.
— В разговоре с вами Дмитриев каким-то образом упоминал о возможных заказчиках своего дела?
— Нет. Он никогда не говорил о том, кого он считает заказчиком дела. Он говорит о другом — что это дело организовано — и приводит веские аргументы.
— Какие?
— В конце ноября 2016-го квартира Юрия Алексеевича была вскрыта, кто-то залез и вскрыл его компьютер, достал оттуда и распечатал в формате А4 фотографию приемной дочери Наташи. А через несколько дней эта фотография уже была приложена к анонимному заявлению, которое и легло в основу уголовного дела, — аноним просил принять меры по отношению к Юрию Алексеевичу.
Исходя из этого, Дмитриев считает, что организацией дела занимался кто-то, кто был заинтересован в том, чтобы его не было на свободе и чтобы он дальше не мог заниматься восстановлением памяти репрессированных.
— Что сейчас, во время почти четырехлетнего отсутствия Дмитриева, происходит в Сандармохе и Красном Бору?
— Нельзя сказать, что дело Дмитриева встало. Все-таки мемориальный комплекс [Сандармох] имеет федеральный статус, поддержан местной властью.
Возможно, кто-то, кто организовывал дело против Юрия Алексеевича, рассчитывал на обратный эффект, но после ареста Дмитриева в Сандармох и Красный Бор людей приезжает даже больше, чем раньше. «Дело Дмитриева» приобрело международный резонанс, Юрий Алексеевич получил ряд престижных международных премий, и теперь к этой истории прикован взгляд всего мира от Финляндии до Японии.
Осенью 2019 года в Сандармох приезжала делегация из 22 европейских послов, которые отдали дань уважения его труду, почтили память. Не забывайте, именно Дмитриев установил, что в этом месте в годы Большого террора энкавэдэшниками были расстреляны около восьми тысяч человек 58 национальностей. Этот факт уже невозможно стереть из истории и предать забвению.
Да и не поступало никогда такой команды — предать Сандармох забвению. Знаете, мне кажется, что все случилось в большей степени из-за ложно понятых интересов государственного значения.
— Вы о чем?
— Понимаете, Карелия — приграничная зона. Есть такая информация, что некоторым лицам хотелось бы, чтобы в Сандармох приезжало меньше делегаций из других стран. Но в итоге все вышло наоборот.
— Вы связываете с уголовным делом против Дмитриева деятельность Российского военно-исторического общества (РВИО), которое пытается найти в Сандармохе тела погибших советских военнопленных, якобы расстрелянных финнами, и доказать, что это не жертвы Большого террора, а другие люди?
— Мне трудно судить, детально этим вопросом не занимался. Насколько мне известно, представители военно-исторического общества действительно приезжали в Сандармох и проводили довольно стремительные раскопки, пытаясь найти что-то, что бы соответствовало их версии. Но это случилось уже в тот момент, когда Дмитриев сидел в СИЗО.
У самого Юрия Алексеевича позиция такая: он говорит о том, что, вполне возможно, есть и расстрелянные военнопленные, но даже если их останки будут найдены — а пока не найдены! — это не является отрицанием того, что во время сталинского террора там же были расстреляны эти восемь тысяч человек, личности которых Дмитриев уже установил.
Если историкам и поисковикам из РВИО удастся доказать состоятельность своей теории — ради бога, давайте поставим памятники, давайте установим личности и так далее. Но пока таких доказательств нет.
— То есть прямого конфликта между Дмитриевым и РВИО не было и нет?
— Нет. Они даже никогда не пересекались.
— Насколько тяжелым стало для Дмитриева продолжение дела? В каком он сейчас психологическом состоянии?
— Ну, радости он не испытывает, это я уж точно вам скажу. Это первое. Второе. Юрий Алексеевич около 30 лет занимался раскопками останков расстрелянных, восстановлением их личностей. Он держал в руках и видел своими глазами результаты Большого террора. Он многое повидал и человек стойкий. Кроме того, он вырос в семье военного и был воспитан человеком с очень твердым характером.
Вот эта стойкость и хорошее знание истории — в том числе архивов КГБ и ФСБ, всех этих дел, которые он долгие годы изучал, — позволяют ему не испытывать никаких иллюзий на тему того, в какой стране он живет. Он воспринимает происходящее по-мужски. Но все же надеется на справедливость.