Расисты, слушайте меня! Михаил Ефремов выступил в суде с пространным заявлением — он усомнился, что сидел за рулем, обвинил окружающих в предвзятости и отказался от адвоката

21 августа в Пресненском суде состоялось очередное заседание по делу Михаила Ефремова. Он обвиняется в том, что в пьяном виде стал виновником аварии на Садовом кольце, в результате которой погиб 57-летний курьер Сергей Захаров. На этот раз актер отказался от своих защитников. Адвокаты потерпевшей стороны считают, что это попытка оттянуть допрос Ефремова, прения и приговор. Актер вновь заявил, что ничего не помнит, но склоняется к тому, что не сидел за рулем в тот день. За судебным заседанием наблюдала спецкор «Медузы» Анастасия Якорева.

«Уважаемый суд, вы дестабилизируете ситуацию в стране»

Новое заседание по делу Ефремова в Пресненском суде было назначено на 10 утра. Приставы действительно привозят актера к зданию суда ровно к десяти часам. Он, как и вчера, одет в темный пиджак, под ним футболка с крестом и надписью «Православие или смерть». Судебное заседание начинается с задержкой на 20 минут — как и всегда, из-за опоздания Эльмана Пашаева, защитника Ефремова.

На предыдущем заседании выступал свидетель защиты Ефремова — Александр Кобец. Он рассказал суду, что был первым, кто подбежал к столкнувшимся машинам и увидел за рулем джипа Ефремова некоего водителя, который нецензурно обругал его и угрожал проблемами. Кобец был на месте ДТП не один, а с другом — Андреем Гаевым. Именно его суд сегодня и должен был допросить. Вчера Пашаев заявил, что Гаев в Анапе, но готов явиться в любой анапский суд для дачи показаний по видеосвязи.

Судья Елена Абрамова говорит, что Анапский городской суд сегодня подтвердил возможность допроса свидетеля Гаева и спрашивает — готова ли защита Ефремова в ближайшее время организовать допрос Гаева, как обещала накануне.

Пашаев вскакивает и начинает бурно возражать: 

— Ваша честь, свидетель в 370 километрах от Анапы, ему нужно время, чтобы туда добраться. Вчера не было сказано, что будет допрос. Суд меня не предупредил, помощник [судьи] позвонил мне в 9.30 утра! Я вчера говорил, что, когда надо, мы обеспечим явку, но вы не говорили, что сегодня надо! Я должен его обеспечивать транспортом, доставить, все должен делать я! Так как свидетель [Кобец] вышел отсюда, мы всю ночь не спали — боролись за свидетеля, чтобы его не увезли (вчера Пашаев заявил, что за Кобцом в гостиницу последовали четыре сотрудника правоохранительных органов в штатском — прим. «Медузы»). Нам один день надо. Прошу, дайте нам возможность обеспечивать явку. Мы пришли искать правду, ваша честь, Ефремов не боится тюрьмы.

— Вы вчера сказали, что свидетель находится в городе Анапа и готов приехать в суд. В Анапе всего два суда. Скажите, в какое время он готов явиться для дачи показаний? — настаивает судья.

— Вчера суд не говорил — завтра готовьте свидетеля, я же помню, с памятью проблемы нет, а я с вами сейчас сижу. Как я буду обеспечивать? Мне нужно организовать транспорт, — опять начинает возражать Пашаев. 

— Вы сами в Анапу поедете, чтобы организовывать? — спрашивает судья. — Я не настаиваю [на том, чтобы доставить свидетеля] к 10 часам, обеспечьте в течение дня, я дам вам 10 минут на необходимые звонки.

— Вы не понимаете, он боится вас, люди боятся идти в правоохранительные органы, вчера по всем телеканалам видели, что творилось со свидетелем [Кобцом]. Нужно [найти] человека, которого свидетель знает, который уже его возил-привозил… — опять возражает Пашаев.

— Почему свидетель сам не может явиться? — поднимает брови судья.

— А что за заинтересованность суда? Что за пристрастность? Я не понимаю! — переходит в атаку Пашаев. 

После этого Пашаев и второй адвокат Ефремова Елизавета Шаргородская начинают просить отвода судьи Абрамовой из-за ее явной заинтересованности в исходе дела. Судья Абрамова назначает заседания в неудобное для защиты Ефремова время, суд выматывает участников процесса, судья не реагирует на ходатайства, дает потерпевшей стороне задавать вопросы оценочного характера, перечисляют свои аргументы защитники актера.

— Мне Ефремов говорит — дословно: «Эльман, зачем мы в суд ходим, это заказ чистой воды. Я не боюсь тюрьмы, но зачем мы в суд ходим?» Цитирую его слова: «Я плачу большие налоги, вы получаете из этих налогов зарплату». Мой подзащитный правильно говорит — вам платят зарплату не для того, чтобы вы меня гасили, а для того, чтобы вы исследовали доказательства. Он в шоке сидит, человек заслуженный артист России. Дайте человеку, чтобы он поехал восстановился, к педофилам, убийцам, коррупционерам так не относятся, нас загоняют в угол, мы по ночам не спим… — продолжает Пашаев. И неожиданно заканчивает:

— Этим, уважаемый суд, вы дестабилизируете ситуацию в стране. Любой промах — оппозиции, нашим врагам, на руку, чтобы расшатать ситуацию в стране.

После выступления Пашаева слова неожиданно просит Ефремов.

— Приношу извинения, что не сдержался во время судебного заседания, — говорит он. — Дважды не сдержался, когда свидетели были слабыми людьми, как Кобец или Фиалко (эксперт Юрий Фиалко на предыдущем судебном заседании говорил, что на ДТП могла повлиять энергетическая дыра или аномалия — прим. «Медузы»). Когда свидетели были сильными людьми — как Никита Высоцкий или жена моя — я не слышал со стороны защиты [потерпевших] попыток доведения до нервного срыва. А когда пришли люди слабые и чудаковатые, как Кобец или Фиалко, защита потерпевших на них нападала. Я не сдержался.

— Как вы относитесь к действиям своей защиты? — уточняет судья

— Они же мои защитники, значит, хорошие, — говорит Ефремов. 

Защита потерпевших и обвинение ходатайство Пашаева об отводе судьи не поддерживают.

— Я считаю, что это агония, по-другому не могу назвать, — говорит адвокат семьи Захарова Анна Бутырина.

Судья удаляется в совещательную комнату, после чего отказывает Пашаеву в ходатайстве об отводе.

После этого Пашаев просит провести дополнительную психиатрическую экспертизу, чтобы выяснить, может ли Ефремов после выпитых 300 грамм понимать, что он говорит и что делает. 

— Это на случай, если будут ссылаться на второй допрос, где Ефремов признает свою вину, — объясняет Пашаев. — Он не осознавал, не понимал ничего после выпитого. Он в день преступления был допрошен, но находился в глубоком алкогольном опьянении, а на восстановление ему требуется 2-3 дня. Надо выяснить, насколько его зависимость от алкоголя повлияла на его восприятие произошедшего и в день происшествия, и на следующий день. 

Защита пострадавшей стороны против этого возражает: адвокат Александр Добровинский напоминает, что признательные показания Ефремов давал в присутствии адвокатов и возражений в тот момент у защитников они не вызвали — защитники поставили на протоколах допроса свои подписи. 

— Оснований для новой экспертизы нет, кроме затягивания процесса, — говорит Добровинский. 

Пашаев просит у суда перерыв, он и Шаргородская собираются выйти покурить. 

— Успеем? — спрашивает вслух его Шаргородская. 

— Не успеете, — говорит Ефремов. Он во время перерывов остается в зале, выйти на улицу он не может.

— Да успеем-успеем, — весело говорит ему Шаргородская.

— Не успеете, — опять грустно говорит Ефремов

Но Шаргородская и Пашаев все равно уходят, оставив Ефремова одного. Он сидит на своем месте, читает ту же книгу размером с ладонь, которую носил с собой на несколько последних заседаний, и крестится.

После перерыва Ефремов уже сам просит судью назначить ему осмотр в Институте судебной психиатрии имени Сербского, который он знает по телепередаче «Жди меня» — там героям якобы восстанавливали память.

— 11 июня всей стране было объяснено, кто преступник и кто убийца. Я хотел сказать — бог вам всем судья, — заключает Ефремов. 

Суд отказывает в ходатайстве, говоря, что заключение психиатрической экспертизы в деле уже есть, и необходимости проводить новую суд не усматривает. 

После этого Шаргородская, как и вчера, начинает зачитывать ходатайства защиты. Все эти ходатайства уже звучали вчера — на их чтение защита потратила оставшиеся полтора часа заседания. Пашаев шепчет ей что-то на ухо, и она начинает читать медленней. В руках у нее еще листов пять. Она вновь просит исключить из числа доказательств видео с телефона свидетеля Владислава Женжебира, потому что не исследован первоисточник и неизвестно, подвергалось ли видео монтажу. Кроме этого адвокаты опять просят выяснить, могла ли скорая помощь оказать Захарову помощь до извлечения его из автомобиля, с какой скоростью ехал Захаров и могли ли его действия тоже стать причиной ДТП.

— Я прошу вас понять, что Захаров умер, его семья безусловно переживает, но чего хотят потерпевшие? Найти виновных или у них есть цель посадить Михаила Олеговича? — обращается Шаргородская к защите. — Вы хотите найти истину, справедливость или вы хотите порку?

— И рекламу, — добавляет Ефремов.

— Установлена смерть человека, но не установлено, по какой причине он скончался, — говорит Пашаев. — Левая рука [Захарова] была в свободном доступе, но скорая помощь ждала МЧС и не оказывала ему помощь.

— Мы так и будем одно и то же читать? — спрашивает адвокатов Ефремова адвокат потерпевших Бутырина.

— Защищать потерпевшего — не надо особого ума иметь, — огрызается на нее Шаргородская. Перепалки между Бутыриной и Шаргородской возникают по нескольку раз каждое заседание. 

— Защита, вы как себя ведете? — обращается судья к Пашаеву и Шаргородской. 

После этого защитники потерпевших высказываются по поводу озвученных ходатайств. Все сдержанно просят судью отклонить ходатайство, только Сергей Аверцев, адвокат Виталия Захарова — старшего сына погибшего — говорит: «Я не могу не высказать негодования по поводу глубины цинизма защитников [Ефремова]». 

Пашаев с готовностью начинает ему отвечать:

— Больше шоу и больше цинизма, чем в этом процессе, я не видел никогда! Представители потерпевшего, которые смеются, хлопают, радуются — я такого не видел. Им нужен Ефремов, им все равно, кто что совершил. Им нужен Ефремов в виде хайпа, в виде рекламы. Если бы за рулем был простой гражданин, про него забыли бы тут же. 

Судья отклоняет ходатайства защиты Ефремова, но Пашаев тут же начинает читать новое. На этот раз он честно предупреждает, что это то же ходатайство, которое он читал вчера. 

— Я обычно подчеркиваю то, что я добавляю в ходатайство, и читаю только это, чтобы не отнимать время у суда. Но вчера так устал, что не подчеркнул, поэтому прочитаю все снова целиком, — театрально оправдывается он.

— Я надеюсь, в это время свидетель едет в Анапский городской суд? Я просто напоминаю, что предложение суда в силе, — говорит судья Абрамова. 

После того, как Пашаев зачитывает вчерашнее ходатайство, судья Абрамова с явным облегчением отпускает всех на обед.

«Монтаж салатом»

После перерыва защитники Ефремова просят назначить новую — биологическую — экспертизу: исследовать подушку безопасности со стороны пассажирского сидения на предмет биоматериалов Ефремова. 

— У него на лице были следы крови, об этом говорили и жена, и [поэт Андрей] Орлов. У него платок был в крови. Почему тогда следователь не исследовал подушку безопасности пассажира? Мы просим установить истину. Ведь почему-то срезы подушки со стороны водителя сделали, а со стороны пассажира не сделали, — говорит Пашаев.

— Почему на стадии предварительного следствия не заявили [об этом]? — спрашивает судья.

— Все это стало известно только на стадии допроса [свидетелей в суде]. Соня [жена Ефремова Софья Кругликова] не давала показаний, в каком состоянии Ефремов приехал домой. [Татьяна] Беркович и Никита Высоцкий видели окровавленную руку — эти факты стали известны только несколько дней назад в ходе судебного заседания, — говорит Пашаев.

Судья интересуется у Ефремова, что он думает о ходатайстве защиты. 

— Есть понятие в кинематографе — Добровинский знает — монтаж салатом, то есть, я какие-то блики [помню], — неопределенно говорит Ефремов. 

— Расскажите, откуда у вас ремень безопасности взялся слева? — спрашивает его Пашаев.

После этого Ефремов рассказывает путаную версию того, как он был пристегнут — ремень, который шел сзади по спинке пассажирского кресла, он перекинул через шею, чтобы не было претензий ГИБДД.

— Такой момент — я не стремился сесть за руль. То, что показывают, как я вышел из паба и сел за руль — это или не я или это другой день, — невпопад отвечает Ефремов. — Я тогда пошел за карточкой «Райффайзенбанка», а она лежала с пассажирской стороны. 

Обвинение просит отказать защите в новой экспертизе, потому что следователи изъяли все фрагменты подушки безопасности, на которых были хоть какие-то следы.

— Во-первых, след на шее Михаила Олеговича находился слева. Где он мог находиться в машине, чтобы след был слева, кроме водительского сидения? — спрашивает Добровинский. Другие адвокаты потерпевших также высказываются либо против, либо просят оставить этот вопрос на усмотрение суда.

— Вам что, жалко одну экспертизу? — негодует Ефремов. — Хоть что-то позвольте нам. 

Адвокат Пашаев рисует на листе круг и начинает показывать его стороне защиты. 

— Вы понимаете, что новые показания свидетелей все меняют на 360 процентов? — восклицает он. 

— Это не проценты, это градусы, вы путаете, — возражает ему адвокат Ирина Хайруллина. 

— В градусах я дока, я ему подскажу, — говорит Ефремов. В зале раздается смех. 

Адвокат Хайруллина спрашивает Ефремова: 

— А вы вообще помните, как вы пристегивались? Именно 8 числа?

Ефремов вдруг решает ответить на ее вопрос, хотя раньше этого не делал. 

— У меня там салат, — снова говорит Ефремов. — Я склоняюсь к тому, что сидел на пассажирском сидении, склоняюсь к тому, что меня туда затащили. Я поэтому и прошу, чтобы мне помогли вспомнить.

— Если [биологическая] экспертиза ничего не установит, мы будем признавать вину, просто другого выбора не будет, — обещает Пашаев. 

Тем не менее, судья Абрамова решает отказать защите Ефремова в новой экспертизе. Пашаев берет со стола новое ходатайство, потом кладет его, вертит в руках бутылку воды, а потом произносит:

— Я дар речи потерял, ваша честь, можно перерыв?

В перерыве он совещается с Шаргородской и Ефремовым в коридоре, а после перерыва берет в руки новую стопку листов, к которым сверху прикреплены кассовые чеки. Пашаев говорит, что по поручению Ефремова его помощник сегодня перечислил всем четверым потерпевшим родственникам Ефремова по 200 тысяч рублей. Эту сумму получили брат, двое сыновей и жена Захарова — как компенсацию морального вреда по уголовному делу.

После этого Ефремов просит у судьи разрешения сделать заявление. 

— Что я вижу здесь? — начинает он говорить. — Я вижу, что когда опрашивают свидетелей со стороны обвинения, и они говорят со слов кого-то все свои показания. Но эти показания принимаются, и более того — нами не обхихикиваются. А когда приходили свидетели с нашей стороны, они обхихикивались и даже более того — это больные и слабые люди. Это меня поразило. Когда мы смотрели видео для обвинения, я помню здоровый экран, в полстены он был. А когда человеку, свидетелю, который минус 3 видит — ему показывают маленький [экран]. Ну вы бы еще на телефоне показали, было бы совсем хорошо. Я вижу здесь какую-то несправедливость. Потом то, что позволил себе Александр Андреевич Добровинский по поводу Пашаева, по поводу его акцента — те улыбки, которые по поводу Пашаева я вижу и в зале тоже, кстати — расисты, слушайте меня! — говорит он, обернувшись в зал. — Это недопустимо на мой взгляд, в Америке здесь все бы были под судом. Поэтому я думаю, что у противоположной стороны к моим адвокатам какое-то предвзятое отношение. Поэтому я хочу, чтобы эти адвокаты у меня остались в качестве консультантов, а я найду кого-нибудь посильнее. [Генри] Резника или [Генриха] Падву. Так что я хочу поменять адвоката.

— Правильно я понимаю, что вы отказываетесь от услуг [нынешней защиты]? — уточняют судья.

— Они будут консультантами, — повторяет Ефремов.

— Мне Ефремов в коридоре говорил: «Эльман, у меня такое ощущение, что судья вас и Шаргородскую просто ненавидит, поэтому я вынужден [отказаться]. Все, что ни говорите, все отбивается, все, что другая сторона говорит, все удовлетворяется. У меня такое впечатление, что мои адвокаты дразнят судью», — подключается к обсуждению Пашаев. — Он вынужден искать тех адвокатов, которые понравятся судье. Это его право.

— Мы бы поверили в то, что Ефремов действительно хочет сменить защитников, если бы Пашаев и Шаргородская не перемигивались сейчас, — говорит адвокат пострадавших Татьяна Головкина.

— Защита не возражает, но думаем, что уважаемые господа [Пашаев и Шаргородская] вернутся к нам, потому что Ефремов просто больше никого не найдет, и мы будем иметь удовольствие через два дня снова видеть Шаргородскую и Пашаева здесь. Я не верю, но принимаю, — говорит Добровинский.

— Господин Добровинский, у меня дедушка учился у Станиславского, это он говорил «не верю», — отвечает ему Ефремов.

Судья уточняет у Ефремова, нужна ли ему помощь в поиске защитника. Тот говорит, что у него есть знакомые адвокаты — Генрих Падва, Дмитрий Ямпольский. 

— Ну что ж, суд удовлетворяет ходатайство, — говорит Абрамова и завершает заседание.

Позже Добровинский объясняет журналистам, что Ефремов отказался от адвокатов, по-видимому, чтобы избежать допроса. 

— Судебное производство затягивалось, читались одни и те же ходатайства, но было очевидно, что к вечеру все закончится, и будет допрос Михаила Олеговича, и мы выйдем на прения в понедельник. А ситуация тупиковая, потому что приговор впереди, и мне более или менее понятно, что он будет обвинительным и [защите Ефремова] надо что-то сделать. Пришлось прибегнуть к тому, что произошло — отставка господина Пашаева. Думаю, что господин Пашаев вернется скоро, — говорит Добровинский.

Пашаев тем временем говорит столпившимся вокруг него журналистам с камерами, что 200 тысяч рублей для членов семьи погибшего Захарова и так «крайне много». 

— Если бы в семье были маленькие дети, или инвалиды, или тяжело больные — тогда Ефремову хватило бы мудрости дать больше, — говорит он. — А они ведь даже не скорбят, у них хорошее настроение, чтобы на ТВ бегать. Страданий не было.