Сотрудник может быть против Путина, но точно не за эту толпу Бывшие полицейские обсуждают с «Медузой» Алексея Навального, разгон акций, коррупцию, власть и белорусский сценарий
После массовых задержаний и арестов участников акций в поддержку Алексея Навального у многих возникли вопросы, как на самом деле относятся к этому силовики, занятые разгоном митингов и борьбой с оппозицией. Действующие сотрудники ОМОНа и Центра «Э» отказались общаться даже на условиях анонимности, поэтому спецкор «Медузы» Максим Солопов поговорил с теми, кто еще недавно служил в «антиэкстремистских» подразделениях МВД, — об Алексее Навальном и акциях в его поддержку, а также об отношении к действующей власти, о коррупции, честных выборах и перспективах протестного движения в России.
«Как в Белоруссии у нас не будет, я уверен»
Михаил (имя изменено), бывший оперативный сотрудник МВД, участвовавший в работе на массовых мероприятиях в 2010-х годах.
[Разгон акций] это всегда комплекс мероприятий. Сначала потенциально опасных лидеров задерживают еще по домам. Потом на выходе из метро и на подходе к месту проведения проводят шмон — выборочный досмотр. Отсеивают агрессивно настроенных, находят у них газовые баллончики, пиротехнику, ножи, атрибутику. Площади, на которых может скопиться толпа, «берут в режим», оцепляют. Если где-то толпа все равно скопилась, ее надо рассеивать. В этой толпе всегда полно оперов, которые вычисляют зачинщиков.
Опасность заключается в провокаторах, которые заинтересованы нахлобучить немного омоновцев, чтобы те начали в ответ дубинками махать. Если им кому-то прилетает откуда-то, забрало падает и они идут всех дубасить. Для них начинается война, и уже никто терпеливо себя вести не будет. Так же с этой бабулей в Питере получилось. Я уверен, что этот боец не зверь никакой, прыснули ему газом в лицо или просто увидел в последний момент силуэт какой-то — ну он и оттолкнул. Ему уже не до этого, он озверевший.
Непосредственно в момент проведения мероприятий мы с ОМОНом обычно не взаимодействуем. У ОМОНа свой старший в штабе, у оперативников — свои руководители. Они между собой уже взаимодействуют. Естественно, омоновцы предупреждены, что в толпе работают оперативники, но кто именно — не знают. Могут быть кодовые слова, можно удостоверение показать в автозаке.
На больших мероприятиях оперативники все из разных подразделений, разделены по группам: одни будут вести наблюдение и сообщать по телефону о каких-то движениях, другие — фиксировать на камеры. Опушники могут работать со своей спецаппаратурой, БСТМ будут «слушать» кучу народа, которая может что-то координировать. Все это стекается в штаб.
У ОМОНа никогда нет задачи задерживать всех — надо выкосить первую полосу и активных зачинщиков. Есть группа оцепления, есть группа рассечения, есть группы задержания. Я считаю, омоновцы, безусловно, имеют право применять спецсредства и физическую силу. Закон это позволяет. Там нет ограничений по возрасту, полу и так далее, пределы применения — это уже личное дело каждого. Омоновцам говорят терпеть до последнего, действовать предельно корректно, выборочно. Ошибки Батьки [Александра Лукашенко] в Белоруссии тоже учитывают, но если толпа не реагирует, если кидаются снежками…
Как в Белоруссии у нас не будет, я уверен. Батька просто диктатор, он немножко ******* [офигел] и решил, что он всех ******* [побьет], но это вызвало еще больший резонанс. У нас так не будет. У нас будет очень сдержанно. Да, кому-то прилетит. Кому-то прилетит и не по делу, но надо понимать, что в толпе ты один из соучастников. Не надо думать, что если рядом человек бьет омоновца, а ты просто стоишь, и значит, тебе не прилетит. Здесь уже никто разбираться не будет.
Разумеется, среди сотрудников есть разные люди. Это я за Путина, а есть нелюбители Путина. Но это все на уровне кухни — посидеть, побубнить, что у них зарплата маленькая, еще что-то им не нравится. А если им скажут — они будут делать все что нужно. Это их работа, они всю жизнь погоны носят. Тем более когда они видят эту молодежь, которая хочет им ****** [ударить], кричит «Мусора — позор России!» — они быстро становятся за Путина. Сотрудник может быть сам против Путина, но точно не за эту толпу.
Активное ядро, зачинщики — это всегда какие-нибудь фанаты или радикалы, которым все равно, где драться с ментами: на футболе или на митинге за Навального. Я считаю, их надо задерживать утром на выходе из подъезда за мелкое хулиганство, за то, что матом ругался в общественном месте, и развозить по отделам. Но те, кто честно выходят просто сказать, что Путин им не нравится, я считаю, ради бога — пусть выходят, лишь бы не перекрывали дороги, соблюдали законодательство.
Кому они нужны? Их два процента активных. Сколько они наберут в Москве двадцатимиллионной — 10, 20, 30 тысяч? В оценки 100 тысяч я не верю. Я сам видел митинги на Сахарова. Там не поместится столько людей. Но для провокаторов нужны жертвы. Сначала ментов спровоцировать, потом чтобы кого-то побили в ответ.
Как наши себя ведут на внешнеполитическом поле? Посылают всех на хер: Крым, Сирия. Мне такая политика нравится. Естественно, нам начинают в ответ здесь раскачивать ситуацию. Показывать картинку, что Путин — враг и люди против него. Посмотрим, как это пройдет. Главное, чтобы без жертв. Чтоб не началось как в 1993 году: кто-то на грузовике врезался в ОМОН, когда погиб омоновец, потом начали все звереть. Естественно, в ответ на агрессию должны применяться спецсредства, но, конечно, ограниченно и по целям. Не по всем подряд, как в Белоруссии, ездить и всех ******* [бить].
Если Путин останется еще на один срок, я буду только рад. Ты помнишь 1999 год, когда страна разваливалась на части? Все забыли, какая была страна, какая была тогда коррупция. Да, Путину повезло с нефтью, но везет тому, кто везет. Поэтому, конечно, я за Путина. Если он будет в таком же режиме, то пусть будет пожизненно. Мне не нужна демократия ради демократии.
Чем гордятся украинцы? «Мы свободные, а вы рабы». В чем они свободные? Если это свобода, то я **** [имел] в рот такую свободу. Причем наверняка большинство людей на Майдане выходили, искренне возмущенные действиями Януковича. Что со страной? Все хуже и хуже. Если у них демократия, то я хочу жить при монархии, чтобы все было четко и спокойно.
Я знаю, например, как сидит Сугробов. Нормально сидит, как все. В Мордовии с Квачковым вот семейничал. Они там большинство власть не любят, естественно. Сидят за взятки, за наркотики, а виноват Путин. Квачков — герой? Герой чего? Что он Чубайса хотел взорвать? Ну можно к Чубайсу по-разному относиться, я не его поклонник, но убивать людей — это неправильно. Ни у кого нет индульгенции на преступления.
Что Навального хотели отравить боевым веществом — я в эту чушь не верю. Вон он бодрый вполне.
Если Путин плохой, давайте не изберем его на выборах. Я за выборы, за камеры на участках, а не за то, чтобы превратить все в разруху. Если нет у нас сейчас других людей, кто может с ним тягаться. [Любовь] Соболь, что ли? Навальный уже судим. Прогибаться перед ним тоже не надо. Лично я к нему всегда относился как к пустому месту. Что он хочет поменять в моей стране? Что он сделает лучше Путина? Просто агент влияния, который дестабилизирует ситуацию в России. Пусть попробует.
«Сегодня они просто пройдут, завтра выйдут с коктейлями Молотова, а послезавтра вся Москва сгорит»
Алексей Трифонов, экс-начальник нижегородского Центра по противодействию экстремизму и бывший руководитель подразделения в Главном управлении по противодействию экстремизму Центрального аппарата МВД России
Слово «враги» [по отношению к оппозиции] абсолютно неправильное. Сотрудники просто выполняют свою работу. Они не считают этих людей врагами — для них это просто контингент, по которому ведется методичная работа. Оппозиция в любом случае нужна, но здравая, правильная, конструктивная. Она может быть системная — в Думе или несистемная — типа штабов Навального, например.
Вопрос не стоит так, что на них тратят столько уж много сил, — все пропорционально. Как они сами себя позиционируют, так репрессивный аппарат, который защищает государство, и реагирует.
Насчет перекрытого [из-за протестов] центра города проблема в том, что не всегда удается спрогнозировать массовость акции. Но перекрывают же для безопасности граждан — и самих митингующих, и тех, кто в этом районе живет, — с целью недопущения беспорядков. Если они пойдут по дорогам, случится какое-нибудь ДТП, потом опять же сотрудники останутся виноватыми, что не приняли мер. Лучше перекрыть заранее возможные маршруты, так всем будет спокойнее. И задерживать, и рассеивать протестующих спокойнее там, где нет транспортного потока.
Конечно, лучше принять даже лишние меры, чем недосмотреть. Это же не первые протестные акции. Полиция тоже обучается, например, глядя на летние протесты позапрошлого года. В том числе обновляются и планы по перекрытию движения во время массовых мероприятий там, где [протестующие] реально могут спровоцировать беспорядки.
Нельзя говорить, что все соответствующие службы МВД, ФСБ и Росгвардии занимаются борьбой с оппозицией. Это методичная работа по противодействию экстремистской деятельности, а оппозиция здесь на самых последних ролях. Просто есть верхушка айсберга: массовые акции — это всегда хайп, ажиотаж. На самом деле все эти подразделения созданы для борьбы с ультраправыми, радикальными левыми, субкультурами, сектами.
Сейчас вот АУЕ запретили. Буквально на днях несколько человек в исправительных колониях задержали за пропаганду АУЕ. Этот запрет создан, чтобы экстремистскими составами [преступлений в Уголовном кодексе] пресекать развитие преступной субкультуры, вовлечение в ее ряды новых членов. Опять же существует борьба с терроризмом, с вербовщиками различных террористических группировок. Это большой массив работы. Все думают, что оперативники только сидят и мониторят лайки и репосты. На самом деле все далеко не так. Работа гораздо глубже и шире.
На протестах работа тоже необходима. Все же видели, сколько уголовных дел возбуждено за реальные нападения на сотрудников. Все видели, сколько людей шли на эти акции, чтобы подраться с полицией. Работа направлена на выявление подобного контингента: без разницы, ультраправых, ультралевых, которые с радикальным настроем шли на эти акции, — людей, которые готовы ради своих идей идти на отчаянные шаги, вплоть до террористических актов. И такие примеры мы знаем.
Если мы не будем пресекать несанкционированные акции, это откроет дорогу другим нарушениям закона. [Леонид] Волков же намеренно отказался от согласования и проведения митинга в соответствии с законом. Что теперь, правоохранительные органы должны поднять лапки кверху: «Ходите, мы никого трогать не будем»?
Сегодня они просто пройдут, завтра выйдут с коктейлями Молотова, а послезавтра вся Москва сгорит. У нас есть пример наших соседей, к чему все это привело. Ничего хорошего там не произошло. Поэтому работа выстроена превентивная.
Могу сказать, что на всех совещаниях всегда есть указания на максимально корректную работу, максимально мягкие задержания. Иногда людей на руках заносят, чтобы никто не травмировался. Если начинаются шествия, перекрытия, провокации, тогда да, уже действуют жестче. В тактику специальных подразделений [по поводу использования дубинок и электрошокеров] я не хочу углубляться, это не совсем моя тема. У них свои методы: рассечь толпу, рассеять, блокировать отдельные группы и задержать.
Оперативники во время акции находятся в толпе, чтобы просто наблюдать, кто ведет себя агрессивно, и дают «маячки» для сотрудников ОМОН, кого задерживать. Обычно толпа только на две трети состоит из протестующих, а остальная треть — это журналисты, блогеры и опера. Как говорят, 14/88 — это не только националистический лозунг, но и типичный состав ультраправой группировки: один «эшник», четыре агента и восемь восьмиклассников.
Все, кто пытался бросать фаеры [на последних акциях], наносить удары силовикам и так далее, — все они установлены и задержаны. Тем более в таком мегаполисе, как Москва: камеры отслеживают человека от места участия в акции вплоть до дома. Сотруднику надо только нажать на кнопку — камеры его в метро заведут, выведут из метро и в подъезд заведут.
Это как футбольный матч: кто-то пришел посмотреть, а кто-то — пошизить. Но стадный инстинкт никто не отменял. Толпу очень легко завести. Ты можешь выйти только посмотреть, а в итоге невольно стать участником массового мероприятия. Один дурак кинул снежок, второй, третий, и понеслось. Потом кто-то бутылку кинул, потом машину ФСБ начали громить. Кому она мешала? Едет машина с мигалкой куда-то, ну и пусть едет. Значит, людям надо куда-то ехать. Нет, начали на ней прыгать. Это же не от большого ума.
Волков специально шел на обострение. Ему же говорили, тот же Пивоваров ему задавал вопрос: «Почему вы не подаете заявку? Подайте на Сахарова, выйдут гораздо больше людей вас поддержать». Ему не надо больше — ему надо радикальнее. Вопрос не к ОМОНу — вопрос к Волкову.
Сотрудники, конечно, тоже люди. У них есть разные мнения. Кто-то даже видеообращения записывает в поддержку Навального. Мнений среди сотрудников насчет Навального очень много разных. Не все, наверное, стоит озвучивать.
Большинство скорее его воспринимают как агента влияния Запада. Почему его тогда не арестовали за госизмену? Это процесс доказывания. Плюс есть такая вещь, как «расторговка»: гипотетически могут собрать материал для возбуждения дела и прийти к нему с предложением — или обвинение в госизмене, или давай найдем общий язык.
Но большинство сотрудников правильно ориентированы. [Среди работающих на массовых акциях] есть и те, кто разделяет точку зрения оппозиции, но таких очень мало, и от них стараются избавляться. Не нравится твоя работа — увольняйся, переводись в другое подразделение. Никто никого не держит.
Конечно, в стране есть проблемы с коррупцией. Сотрудники тоже это видят, но коррупционеров-то сажает не Навальный. Их сажают сотрудники ФСБ, БЭПа. И сажают пачками. Навальный только кино снимает. Его ролики как раз ни к чему не привели. Возможно, это даже неплохой иммунитет. Думаю, многие факты, которые упоминаются в его расследованиях, проверяются, но далеко не факт, что находят подтверждение. Скажем, его фильм о том, как Дмитрий Анатольевич Медведев покупает кроссовки, — это же чушь полная. Для человека его уровня закроют любой магазин и организуют в нем спецобслуживание. Ему и домой привезут весь модельный ряд. Уж точно он не будет заказывать на AliExpress непонятного качества товар. Даже я не заказываю это говно. Это можно втирать только малолетним хипстерам, которые сами заказывают эту ерунду, потому что денег больше ни на что нет.
Если всех [коррумпированных чиновников] сразу пересажать, то и работать будет некому. И потом не все же воруют. Это такое расхожее представление. На самом деле многие нормально работают. А другие понимают, что могут попасть в разработку или уже в разработке.
Мы видим и другие негативные моменты в стране, но надо не забывать о позитивных. Сколько построено мостов, дорог, объектов? Один только материнский капитал чего стоит. Сейчас он уже при рождении первого ребенка дается. У меня, кстати, даже квартиры до сих пор нет, хотя я 25 лет в органах отработал. Теперь сам на нее зарабатываю.
Опять же я прекрасно помню 1990-е, начало нулевых. Зарплата у нас была крошечная, люди жили с пустыми холодильниками, перебивались кое-как. Хорошо, что был бесплатный проезд — можно было хоть на работу и с работы приезжать. О личных машинах тогда даже и не думали. Это сейчас хорошей машиной никого не удивишь.
То, что люди хотят большего, — это нормально. Каждый может себе поставить цель и идти к ней, но почему надо обязательно идти на площадь и чего-то требовать? Что, Путин во всем виноват? Кстати, не всегда у тех, кто выходит на улицы, есть какие-то серьезные проблемы в жизни. У меня есть знакомые, молодые ребята, которые со светлой головой сами реализуют свои проекты, не просят помощи у Путина или правительства. Они берут и делают.
Я лично не против, чтобы сторонники Навального участвовали в выборах, но вопрос регистрации партий — это уже не моя компетенция. По мне, пусть регистрируют. Какие у них при этом возникают проблемы, я, честно говоря, не знаю. Навальному же давали принимать участие в выборах мэра Москвы. Вот, пожалуйста, человек попробовал себя в честной борьбе, набрал свой процент голосов. Я лично не против этого, но за этот блок я не отвечаю. Пусть выдвигают какую-то позитивную программу. На одной борьбе с коррупцией далеко не уедешь. Борьба с коррупцией — это прерогатива правоохранительных органов. Не надо перехватывать повестку у силовиков.
У нас все-таки не Беларусь, у нас другой путь. Могу сказать, что в целом большинство задержаний на акциях протеста проходили максимально аккуратно. Да, были моменты разгонов, были моменты пресечения правонарушений, но в рамках закона о полиции опять же. Были отдельные не очень приятные моменты, но такого треша, как в Белоруссии, у нас не было. И я надеюсь, что не будет.
Хотя ситуацию и пытаются раскачать. И если будут неадекватные действия со стороны протестующих, сотрудники не будут стоять просто так. Волков это прекрасно понимает и старается радикализировать протест. Хотя за День святого Навального 14 февраля ему можно премию выписать от всех силовых структур. Правоохранительные органы свечение фонариками никак абсолютно не беспокоит, лишь бы протестующие не устраивали несанкционированных митингов и шествий.
«Если человек украл деньги и построил завод — ну и хорошо. На какие еще деньги можно построить завод, кроме как на украденные?»
Сергей (имя изменено), бывший сотрудник антиэкстремистского подразделения МВД, участвовавший в оперативных мероприятиях в отношении оппозиционных активистов в 2010-х годах
Безопасность на массовых мероприятиях не имеет никакого отношения к борьбе с оппозицией. Расчет сил и средств — это функции [подразделений] охраны общественного порядка. Например, 23 января, сил у полиции было явно недостаточно. И жесть была вызвана этим. Росгвардия и полиция бегала туда-сюда, а эти [протестующие] резвились, понимая, что им за это ничего не будет. Поэтому ко второй акции решили перестараться.
Если у обывателя ощущение, что ОМОН и подразделения по борьбе с экстремизмом борются только с оппозицией, это проблема пресс-службы МВД, пресс-службы ГУВД, проблема всей этой пропагандистской машины. Почему они не рассказывают людям о том, чем занимаются спецполки, например? Это же занимает мизерную часть их работы. Тот же ОМОН постоянно проходит боевую подготовку. На Северном Кавказе без них не обходится.
Про оппозиционные взгляды отдельных сотрудников могу сказать, что здесь действует закон больших чисел и в большом коллективе непременно найдется какой-нибудь сумасшедший, который начнет сочувствовать хоть Навальному, хоть Чикатило. Результаты «реализаций» УСБ и ФСБ показывают, что народу нездорового в органах вполне достаточно. Милиционеры совершают все преступления, состав которых описан в Уголовном кодексе. Поэтому почему бы им не посочувствовать Навальному? Я не к тому, что это преступление, а к тому, что человек может потерять голову, будучи даже летчиком или подводником.
Навальный и «в стране все воруют» — это разные темы. Навальный говорит: «Они воруют». Ему в ответ говорят: «Мы не воруем». Воровали-то здесь всегда. У нас и президент об этом говорит. У всех есть сейчас телеграмы, фейсбуки, все знают, что все воруют. И сажают у нас и министров, и заместителей министров, и губернаторов, и мэров, и сотрудников ФСБ. Все все видят. Навальный зачем для этого? Все и без него это знают.
Насчет того, что Навальный шпион. ФСБ этого никогда не заявляла — это пропагандистский штамп. Кто его придумал, тот пусть и объясняет, почему нет дела о госизмене. Это тоже изъян пропаганды. Я лично Навального давно не видел, но в моем представлении он обычный карьерист, беспринципный.
Другое дело, что всякому человеку свойственно развиваться. Про его пребывание в Кирове много рассказал Карнаухов, хоть он и сам слегка поехал головой на почве этой борьбы, но в целом так оно и было. Он не расследователь, не писатель, просто лицо, которое хорошо продавалось. Блогер, который оседлал тему борьбы с коррупцией.
Его настоящая доверенная аудитория небольшая, она просто крикливая. Зачем ему подыгрывает госпропаганда, я не знаю. Это все равно как если бы вся страна боролась бы с каким-нибудь Тесаком. Проблема с Навальным в том, что никто с ним ничего толком не делал на самом деле. Ему всячески подмахивали долгое время. Его освободили для участия в мэрских выборах, мундепы-единороссы ставили за него свои подписи. Ему подыгрывали как могли. Единственный человек, который имел два условных срока и просидел в тюрьме ровно ночь.
В какой-то момент его переход от блогерства к зазывальству стал действительно опасен. Проблема в том, что у нас действительно не Париж и мы не можем вывести жандармов с автоматами, которые скажут: «Ну и ладно. Желтые жилеты, и что? Сейчас два раза пульнем — и все разбегутся». У нас нет практики стрельбы по людям на массовых мероприятиях, слава богу, с 1993 года. И очень хорошо. Поэтому обеспечение порядка на массовых мероприятиях у нас всегда упирается в то, что мы не можем стрелять в людей даже резиновыми пулями. Такая уж у нас политическая и правоохранительная культура.
То, что Навальный начал выводить людей, — это главная причина изменения к нему отношения. Если бы он и дальше просто публиковал свои расследования — ну, герои этих расследований поскрипывали бы зубами, но ничего серьезного с ним бы не случилось.
У меня давно складывается ощущение, что никто с ним толком и не борется на самом деле. Не вижу никакой системной борьбы. Не знаю, что там пишет проект «Проект» или телеканал «Дождь» про совещания с управлением внутренней политики, могу сказать, что даже если практика каких-то совещаний и имеет место, то никакого влияния на то, что называется оперативно-служебной деятельностью, это не оказывает. Это протокольные вещи. Совещания идут отдельно, а жизнь идет отдельно.
Я не верю в существования каких-то штабов по борьбе с кем бы то ни было. Это либеральная конспирология в стиле газеты «Завтра». Только если у [Александра] Проханова где-то сидят носатые масоны и сочиняют заговор против русских людей, то в исполнении «Дождя» это выглядит приблизительно так же, только какой-то другой масти люди сидят в кремлевском бункере и сочиняют непрерывные козни против светоча русского либерализма. Все это просто выдумки. Все сводится к одному: митинг будет — давайте что-то делать.
Все это лоялистское телевидение и прочие инструменты — там просто проедают деньги, выдавая на гора абсолютно неэффективную, вопиющую чушь. Я знаю огромное количество людей, которые смотрели его ролики, но их никак это не цепляло: «Ах, а мы думали, они там все живут в одной коммуналке в Бирюлево и ездят на одной „Ладе-Калине“ хором до метро».
Повторюсь, в коррупции ничего нового нет. Мне кажется, он скорее очень остро поставил вопрос вот этого демонстративного сверхпотребления, публичного и наглого. Вопрос действительно важный. Разумеется, он его не решил — но поставил. Вопиющее бесстыдство — вот что всех смущает, а не то, что воруют. В Америке тоже воруют, тоже не в меру, в Англии воруют не в меру, но вот эти инстаграмы, забитые какими-то телками с дорогущими часами и «майбахами», — это просто неприлично. Если человек украл деньги и построил завод — ну и хорошо. На какие еще деньги можно построить завод, кроме как на украденные? Мы прекрасно знаем, откуда берутся все капиталы.
Я считаю, что на его аресте все закончится. Только надо было сделать это раньше. И все было бы тихо. Евгения Марковна Альбац на «Эхе Москвы», конечно, возмущалась бы, но в целом было бы тихо. Кейс «Кировлеса», дело «Ив Роше» — это все было слеплено не из навоза. Отсидел бы он за это и вышел бы уже новым, переродившимся человеком, нашим, советским, оступившимся и вернувшимся к труду. Играть во всю эту гапоновщину, азефовщину и зубатовщину — это все очень опасная игра, как ее ни называй, политтехнологии или еще как-нибудь.
Навальный просто переоценил возможность превращения всех этих лайков в живых людей на улицах. Оказалось, что за ним стоит, может, и достаточно многочисленная, но секта. Совсем не до такой степени многочисленная, чтобы вся страна встала и пошла его освобождать. Если не будут делать очередных глупостей, то на этом эффект Навального закончится и все остальные тоже тихо перейдут к какому-нибудь производительному труду.
Я не вижу каких-то моментов, которые могли бы существенно повлиять на ход выборов [в 2021 году]. Есть определенная протестная активность, но остальных компонентов [для глубокого политического кризиса] я не вижу. [У протеста] нет идеологии, нет политического истеблишмента, готового принять на себя удар и возглавить это все, нет большой улицы, нет массовых организаций.
Если перестанут плодить вот эти все кейсы Миняйло, Самариддина Раджабова, когда наловили каких-то рандомных людей, сделали из них узников совести, а организаторы всего этого типа Соболь, Волкова, Ляскина-Коляскина остались вообще не обилеченные. Это создает очень странную ситуацию, когда случайных людей хватают, делают из них героев, а те, кто все организовал, уходят от ответственности. Теперь вот появилось дело в отношении них — и сразу протесты пошли вниз.
Я бы сказал, что Путин — это главное препятствие на пути возможных больших репрессий в России. Проблема в том, что вырастают поколения — что у власти, что у левых, что у либералов, — которые считают эти репрессии допустимыми. У них эта прививка закончилась. Люди 50-х, 60-х, 70-х годов рождения имеют хорошую прививку от синдрома 37-го года. Они прекрасно понимают, что поговорить об этом можно, но повторять — ни в коем случае. У людей помоложе такой прививки нет.
Все разговоры про какие-то там люстрации — это разговоры про репрессии-лайт. Про это же говорят не Путин, не Чемезов, не Мишустин. И вот эти кампании общественного осуждения — их тоже устраивает не Песков. Не вижу я никакого бесовского штаба, который бы измысливал репрессии в отношении розовых пони. Я бы видел, если бы он был. Должны были бы приходить эти вурдалаки и требовать крови активистов, русского или нерусского народа. Этого никогда не было, нет и сейчас.
Все-таки любые попытки отрегулировать что-то в правовом поле, количество статей административного и уголовного кодекса — это лучше, чем репрессии. Реально широко не применяется даже тот инструментарий, что существовал и без всех этих законов. Это же такая советская, российская вера в вывески: сейчас мы напишем на табличке «Министерство по искоренению пороков и насаждению добродетели» — и тут же у нас искоренятся все пороки и всюду насадится добродетель. Примем закон — и жизнь изменится. Бесконечное изобретение этих законов не самая здоровая реакция. Вот приняли закон про реабилитацию нацизма, фальсификацию истории и прочее — это же проще, чем организовать преподавание истории в школе, написать нормальные учебники, программы.
Реальные репрессии наступят только тогда, когда значительная часть общества этого захочет. Представить себе ситуацию, что прилетит какая-то банда из Питера и начнет творить здесь массовые репрессии, я не могу. Пока их не сменят новые люди и все общество не скажет: «Давай». Пока главное препятствие — действующая власть. Кто бы что про их дворцы ни говорил, но они на самом деле удерживают глубинный народ и всю эту хтонь от реализации их влажных мечт.
Про честные выборы могу сказать, что они вполне себе нормально работают в пределах разумного. Если бы сейчас проводили их по методичкам «Умного голосования», то думаю, что Леня Волков и сам бы не обрадовался. Страна просто разделилась бы на две части. Одну часть заняли бы какие-нибудь разные упыри, которые вообще никогда и нигде не должны избираться, а вторую — «Единая Россия». И пусть у них не будет иллюзий, что они что-то там выиграют.
Но, строго говоря, ситуацию никак нельзя сводить к дихотомии «Навальный — режим». Мир пришел в движение, и мы вместе с ним. Меняется Америка, меняется Европа. Мы не можем стоять в стороне, накопленные проблемы будут требовать разрешения. Как это будет решаться, никто не знает. Неизвестно, есть ли у нас достаточно компетентных людей. Вот и увидим. Конечно, есть ощущение кадрового голода — но на уровне исполнителей. Все-таки на самом верху люди, в подавляющем большинстве получившие еще советское системное образование, а что касается тех, кто помоложе, то тут — извините.
Мы не можем быть здоровее, чем мы есть. Иначе надо приспустить флаг над Кремлем, сказать, что нет никакой нации, нет никакой страны и здесь будет социал-дарвинизм и дикое поле. Если нация есть, если народ есть, то мы все должны нести какую-то солидарную ответственность. Это обязанность всех и каждого. Ну а то, что милицию никто не любит, это не секрет. Милицию не надо любить. Это не девушка и не стиральный порошок.
Когда-нибудь мы будем оценивать историческую роль Путина. Он же не вечный, хотя еще, возможно, простудится на наших похоронах, дай ему бог здоровья. Но мое мнение заключается в том, что он сделал максимум возможного в тех условиях, которые у него были. Можно предъявлять ему много претензий о том, чего у нас нет, но это будут наши хотелки, а не то, что он действительно мог и не сделал.
Кто-то из патриархов советской поры — то ли Пимен, то ли Алексей Первый — после письма Солженицына вождям, в котором он помянул иерархов церкви, сказал: «Посидел бы он хотя бы сутки в моих ботинках». Вот так можно и всем критикам Путина сказать. Любой бы на его месте убежал с криком «Переизберите меня, пожалуйста!» Всегда обслуга будет распускать слухи, что правитель так же низок, как мы, тут надо помнить пушкинское «Врете!». И врут. Именно потому они обслуга, а он — президент.
Смотри, уволят тебя из «Медузы» за такие публикации, и после революции поедем в одном вагоне в телогрейках с надписью «путинист».
Беседовал Максим Солопов