Российские чиновники постоянно говорят о переходе к «мобилизационной экономике» — как в годы Великой Отечественной войны. Это правда происходит?
Хотя ни Владимир Путин, ни премьер Михаил Мишустин словосочетание «мобилизационная экономика» ни разу не использовали, российские чиновники то и дело говорят о ней. Одной из первых еще в конце марта была спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко — критикуя деятельность частных железнодорожных операторов:
Это коммерческая деятельность, но сегодня у нас мобилизационная экономика, и считаю, что нужно поставить на место этих частных операторов, чтобы они работали на страну, а не на зарабатывание денег. Так не работают в условиях мобилизационной экономики.
Впрочем, уже в июле Матвиенко, отвечая на вопрос корреспондента «Российской газеты», объясняла, что мобилизационная экономика — это «некий образ», который подразумевает мобилизацию сил и возможностей, а «мобилизационная экономика в полном смысле» в России, по ее мнению, не нужна.
При этом точного определения «мобилизационной экономики» нет ни в экономической литературе, ни в российском законодательстве. Как правило, этот термин используют применительно к описанию экономики военного времени или в период активной подготовки к войне, например экономики СССР во время Великой Отечественной войны.
В англоязычной экономической литературе чаще упоминается «мобилизация экономики», и также применительно к периодам ведения войн. Ее главная особенность — крайне высокая доля расходов на армию в сравнении с национальным ВВП: например, во время Второй мировой военные расходы в СССР доходили до 61% ВВП, 45% ВВП в Великобритании и 70% ВВП в Германии.
Для сравнения: в 2020 году военные расходы в США составили 3,7% ВВП, в России — 4,3% ВВП, в Великобритании — 2,2% ВВП, в Германии — 1,4% ВВП.
Обсуждения того, какой может быть мобилизационная экономика в современной России, активизировались благодаря выступлению ректора РАНХиГС Владимира Мау на заседании комитета Госдумы по бюджету и налогам 17 октября, меньше чем через месяц после того, как Путин объявил мобилизацию военную. Мау тогда появился на официальном публичном мероприятии впервые после того, как его уголовное дело было прекращено.
В своем докладе Мау призвал предусмотреть в макроэкономическом прогнозе сценарий «экономической мобилизации». Он уточнил, что такой сценарий не означает, что вся экономика перейдет под контроль государства с «советскими управленческими практиками». Но в условиях мобилизационной экономики неизбежно возрастает роль государства в целом и госинвестиций в частности, объяснял Мау, ведь частные инвесторы не могут вкладывать из-за неопределенности, так что нужно определиться, за счет каких средств финансировать такие вложения государства.
Присутствовавшие на том заседании думского комитета министр финансов Антон Силуанов и министр экономического развития Максим Решетников идеи Мау публично не прокомментировали. «Медуза» отправила запрос в Министерство финансов и Министерство экономического развития, но не получила ответа.
Ни в проекте бюджета, ни в официальном макроэкономическом прогнозе, который используется при составлении бюджета, сценарий мобилизации экономики не предусмотрен. Нет ни такого сценария, ни каких-либо его параметров, говорит источник «Медузы» в финансово-экономическом блоке: «Мау просто неудачно высказался». Пресс-секретарь Мау на уточняющие вопросы «Медузы» не ответил.
Скорее всего, Мау действительно не имел в виду, что необходимо строить мобилизационную экономику с госпланом, рассуждает Рубен Ениколопов, профессор Университета Помпеу Фабра в Барселоне и научный руководитель Российской экономической школы. Судя по всему, его идея в том, что государство должно активнее содействовать «структурной трансформации экономики», то есть поддерживать наиболее значимые для этой трансформации отрасли и предприятия, например, льготными кредитами, продолжает он. Но денег в бюджете и так мало, да и сделать такую поддержку эффективной в нынешних условиях не получится — это будет ручное управление, когда получатели назначаются, а не отбираются по понятным общим правилам, заключает Ениколопов.
Кому проводить экономическую мобилизацию
Единственный чиновник финансово-экономического блока, который подробно публично высказывался о мобилизации экономики, — первый вице-премьер Андрей Белоусов. О том, что такое «мобилизационная экономика», Белоусов подробно говорил в июньском интервью государственному агентству ТАСС.
На самом деле слово «мобилизационная» относится не к экономике — это скорее определенное состояние общества. И у нас это состояние было за последние, наверное, 300–400 лет дважды или трижды, смотря как считать. Безусловно, мобилизационное состояние было в Петровскую эпоху. И в 30–60-е годы XX века.
У мобилизационного состояния общества, по словам Белоусова, есть три признака:
Во-первых, это группировка общества вокруг определенных целей, узкого набора целей, связанных с развитием. Это, если хотите, культ развития. Это — ключевой момент. Так вот происходит ценностной консенсус. И общество группируется вокруг этих целей.
Второе условие для реализации такого состояния общества — это очень высокая социальная мобильность. Она абсолютно необходима. Потому что люди, которые живут в этой среде, должны соотносить свою личную жизнь с достижением этой общественной цели. А самое главное, должна формироваться элита, которая связывает свое существование с осуществлением этой цели, этой задачи развития.
И третье условие для мобилизационного состояния общества — это абсолютная ценность времени. Понимание того, что, как говорится, потеря темпа равнозначна потере курса.
В экономике же, объяснял Белоусов, формируется «ядро» — группа самых важных отраслей, вокруг которых выстраиваются обеспечивающие их производства и инфраструктура. На вопрос сотрудницы ТАСС, будет ли такой мобилизационный сценарий эффективен для современной России, Белоусов ответил неопределенно:
Сложный вопрос. Что является мерой эффективности? Люди готовы пострадать? Ведь мобилизационная экономика — это страдания миллионов людей. Это всегда страдания миллионов людей. Мы готовы заплатить данную цену за то, чтобы куда-то прорваться? Не бывает по-другому.
Формально Белоусов на государственной службе с 2006 года, но и в 1990-е он так или иначе работал на государство — писал аналитические записки по экономике, был внештатным советником правительства. С 2008 по 2012 год, когда Путин занимал пост премьера, Белоусов возглавлял департамент экономики и финансов в аппарате правительства, где, как говорят двое его знакомых, мог сблизиться с Путиным. С 2013 по 2020 год Белоусов был помощником президента по экономическим вопросам, а с приходом Михаила Мишустина вернулся в правительство, но уже в ранге первого вице-премьера.
За Белоусовым давно закрепилась репутация государственника, отмечают в разговоре с «Медузой» четверо его знакомых и бывших коллег. Его самым громким регуляторным предложением стала история со «списком Белоусова». В августе 2018 года Белоусов, тогда занимавший пост помощника президента по экономике, в письме Путину предложил изъять у 14 частных металлургических, химических и нефтехимических компаний свыше 500 миллиардов рублей. По мнению Белоусова, это были сверхдоходы, которые компании получили благодаря низкой налоговой нагрузке и высоким ценам на мировых рынках. Направить их предполагалось на выполнение майских указов президента, идеологом которых также был Белоусов.
Тогда в правительстве идею изъятий признали нецелесообразной, а сам Белоусов обвинил в публикации его письма самих бизнесменов, которые, по его мнению, отреагировали на эту идею неверно и зря предали ее огласке. Получился, как выразился Белоусов, «эффект гранаты, брошенной в курятник». От идеи изъять у бизнеса «сверхдоходы» он не отказался и уже на посту вице-премьера в 2021 году обвинял металлургические компании в том, что они «нахлобучили» государство на 100 миллиардов рублей, которые теперь необходимо вернуть в бюджет.
Белоусов всегда считал, что при несовершенном и недостаточно развитом рынке государство должно играть более активную координирующую роль, объясняет один из ранее работавших с ним экономистов, поэтому власти должны активно разрабатывать стратегии, долгосрочные программы, национальные проекты, которые направят бизнес в нужное государству русло. При этом к бизнесу он относится с недоверием, добавляют два других собеседника «Медузы». «Есть бизнес — и это жулики, а есть некая высшая справедливость, которую несет государство», — описывает логику Белоусова один из них.
В рамках мобилизационной экономики Белоусов с его системным и стратегическим взглядом мог бы быть в чем-то полезен, рассуждает другой источник «Медузы». «Но даже из официального распределения обязанностей между вице-премьерами видно: ключевые сегменты типа оборонки и промышленности — не под ним, — продолжает он. — Впечатление, что сейчас он в правительстве скорее надзирающий и имеет ограниченные возможности».
«Белоусов в последнее время в эфире не появляется, совещаний не проводит, хотя раньше везде лез, — говорит топ-менеджер одной из крупных российских компаний. — Я думаю, там еще есть какая-то нелюбовь с премьером [Михаилом Мишустиным], это заметно было. По-моему, его даже к Путину не подпускают — может, ему премьер подсказал, что толку от Белоусова никакого нет».
После начала мобилизации Белоусов все-таки проводил совещания с бизнесом — но не о том, как вслед за военнослужащими мобилизовать экономику, а, наоборот, как смягчить последствия мобилизации для предпринимателей. Но Белоусову были поручены только экономические инструменты (например, отсрочки по налоговым платежам), а интересовавшим всех вопросом «брони» для бизнеса помимо IT и банковской сферы занимался другой вице-премьер — курирующий промышленность и с недавних пор оборонку Денис Мантуров.
Спустя ровно месяц после объявления мобилизации Путин своим указом создал новую властную структуру — правительственный координационный совет «по обеспечению потребностей вооруженных сил РФ». Состав совета зафиксирован в президентском указе: много лет работавший с Путиным первый вице-премьер Белоусов в новый совет не попал — в отличие от еще шести вице-премьеров, а также министров экономики и финансов и помощника президента по экономике.
Это не первый координационный совет при правительстве, учрежденный для конкретной цели. В 2020 году такой же орган создавался для борьбы с пандемией, и тоже с премьером Мишустиным во главе — совет должен был заниматься поддержкой экономики и обеспечением системы здравоохранения всем необходимым. В тот совет Белоусов входил и был его зампредом, а когда Мишустин заболел коронавирусом и ушел на карантин, даже исполнял обязанности главы правительства.
С Белоусовым оказалась связана одна из самых скандальных историй господдержки бизнеса во время пандемии. Тогда в списке системообразующих компаний, которые могли претендовать на помощь от государства, оказалась букмекерская компания «Фонбет», а утверждала перечень правительственная комиссия, которой руководил Белоусов. «Фонбет» из этого списка быстро убрали, а чиновники говорили, что букмекерская контора попала в него ошибочно — по формальным признакам (например, объему выручки, уплаченным в бюджет налогам, численности штата).
Среди коллег-экономистов у Белоусова репутация человека, далекого от коррупции и даже аскетичного. Один из собеседников «Медузы» сравнивает его с членом ЦК, которому достаточно государственного пайка, выделенных квартиры, дачи и машины. Это специально созданный имидж, говорит источник «Медузы» в одной из крупных российских компаний, а слухи про него давно ходили разные. Например, Белоусову приписывали личные отношения с Мариной Раковой — бывшим вице-президентом «Сбера» и замминистра образования.
Недавно Ракова была освобождена из СИЗО, где находилась с октября 2021 года: Мосгорсуд смягчил меру пресечения, поменяв ее на запрет определенных действий. Ракова — обвиняемая по делу о хищении бюджетных средств Минпросвещения. Ее и Белоусова связывает проект «Кванториумов», это образовательные технопарки для школьников. Проект запустился при участии Агентства стратегических инициатив (АСИ), покровителем и идеологом которого был Белоусов. Он оказывал поддержку идее Раковой, рассказывал «Медузе» источник в АСИ. Белоусов дело Раковой не комментировал. На запрос «Медузы» в правительстве не ответили.
«Стратегическое одиночество»
Белоусов — представитель династии экономистов. Его отец Рэм Белоусов участвовал в разработке косыгинских реформ, возглавлял кафедру управления социально-экономическими процессами в Академии общественных наук при ЦК КПСС, а после развала СССР основал кафедру менеджмента в одном из институтов при Академии народного хозяйства (сейчас — РАНХиГС).
«Папа был несомненным патриотом, в смысле преданности своей стране: он полагал, что весь образ действий человека должен быть направлен на то, чтобы она становилась сильнее», — так вспоминал отца в беседе с журналом «Огонек» Дмитрий Белоусов, младший брат Андрея Белоусова. Дмитрий Белоусов, как и его брат, вслед за отцом стал экономистом.
С 2000 года Дмитрий Белоусов работает в основанном его братом Центре макроэкономического анализа и прогнозирования (ЦМАКП), сейчас он возглавляет макроэкономическое направление. В российской экономической среде ЦМАКП принято считать влиятельным — во многом потому, что там работает брат Андрея Белоусова, рассказывают два российских экономиста. ЦМАКП ведет собственный мониторинг многих статистических показателей, а также составляет свой экономический прогноз, исходя из различных сценариев.
Дмитрий Белоусов еще в конце марта, выступая на одной из экономических конференций, описал пять сценариев для российской экономики в зависимости от того, как долго продлится война с Украиной. В описании мобилизационного варианта у Белоусова есть подзаголовок — «стратегическое одиночество». Согласно прогнозу экономиста реализоваться такой сценарий может только в случае «затяжного обострения конфликта с Украиной», но такое развитие событий Белоусов счел наименее вероятным.
В августовской аналитической записке Белоусов сократил число сценариев до трех: переход к «почти военной экономике» с автаркией вновь был назван наименее вероятным, но единственно возможным в случае «дальнейшей резкой эскалации конфликта России со странами — геополитическими противниками». Тогда России придется производить как можно больше продукции своими силами, а не импортировать, пишет Дмитрий Белоусов, но технологии будут менее продвинутыми, качество снизится, упадет уровень жизни населения, вероятность такого сценария —10–15%.
Наиболее вероятный сценарий, как пишет Белоусов, — «институциональная инерция». Это примерно та же экономическая политика, что и последние 15 лет, но с сократившимися поступлениями от нефтегазовой ренты. Ее результатом будет затяжная стагнация с постепенно нарастающим отставанием в технологиях, уровне и качестве жизни и национальной безопасности, предупреждает Белоусов. На вопрос «Медузы» о том, как складывается ситуация сейчас, Белоусов не ответил.
📄 Дорогие читатели! Теперь вы можете скачать PDF-версию любой статьи «Медузы». Файл можно отправить в мессенджере или по электронной почте своим близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN или у кого явно нет нашего приложения. А можно распечатать и показать тем, кто вообще не пользуется интернетом. Подробнее об этом тут.
ПЗ «Специальные меры в экономике»
Пока главным законодательным воплощением мобилизации экономики остается принятый в середине июля этого года закон, который наделяет правительство правом вводить «специальные меры в сфере экономики». Согласно закону, если такие «специальные меры» будут введены, то ни одна российская компания не будет вправе отказаться заключить контракт в рамках государственного заказа, который связан с обеспечением армии. В конце сентября в Уголовном кодексе появились новые статьи, которые предусматривают ответственность для компаний, которые откажутся или будут уклоняться от заключения контракта по гособоронзаказу. Максимальное наказание для должностных лиц такой компании — до восьми лет лишения свободы. Ответственность за уклонение от гособоронзаказа была предусмотрена и раньше, но административная: максимум — штраф в миллион рублей.
Кроме того, на период действия все тех же «специальных мер» правительство может установить особое регулирование трудовых отношений «в отдельных организациях» — это может коснуться работы сверхурочно, в ночное время, выходные, праздники и без отпуска. Чтобы перечисленные в законе полномочия могли работать, правительство должно было принять уточняющие нормативные акты — например, составить перечень «отдельных организаций» и описать, как и кого именно можно будет привлекать к сверхурочному труду. 1 августа премьер Мишустин специальным постановлением поручил Минпромторгу и Минобороны составить перечень компаний, которых могут коснуться «специальные меры», а Минтруду — определить, как регулировать рабочее время.
К сентябрю Минтруд подготовил методические рекомендации для руководителей предприятий. По ним, например, о необходимости работать сверхурочно или выйти из отпуска работника следует предупредить не менее чем за три дня, а оплачиваться такой труд должен «не менее чем в двойном размере». Кроме того, работодатели должны предусмотреть «комплекс мероприятий», чтобы работники не переутомлялись, сохраняли работоспособность, сочетали работу «с семейной нагрузкой», а также получали бы бесплатное питание, реабилитацию после смен и дополнительное медицинское обслуживание. Минпромторг в свою очередь перечень организаций так и не опубликовал. «Медуза» попросила Минпромторг прокомментировать ситуацию, но не получила ответа.
На следующий день после объявления мобилизации пресс-секретарь президента Дмитрий Песков в ответ на вопросы журналистов уточнил, что те самые «специальные меры» не вводились и пока «таких решений нет». Впрочем, многие оборонные предприятия и без официальных «специальных мер» работают сверхурочно.
Некоторые предприятия «Ростеха» работают в три-четыре смены, рассказывал глава госкорпорации Сергей Чемезов, «Уралвагонзавод» в сентябре и вовсе работал круглосуточно, на работу в три смены перешли часть производств Завода имени Дзержинского в Перми, сотрудники Уральского компрессорного завода (УКЗ) жаловались, что их заставляют работать по 12 часов. В июне выяснилось, что сотрудникам УКЗ несколько месяцев не платили зарплату, в результате Генпрокуратура возбудила в отношении руководства предприятия уголовное дело, а гендиректор УКЗ Денис Тасаков прославился объяснением:
Я ни перед кем не хочу извиняться, потому что все должны понимать ситуацию. В Великую Отечественную войну никто не спрашивал про зарплату, а у нас гособоронзаказ, и он сейчас под угрозой срыва.
О мобилизации экономики можно было бы судить по тому, как сильно выросла доля военно-промышленного комплекса в общем объеме продукции, которая выпускается в стране. Но в России для этого практически нет данных — и не только из-за секретности. Информация Росстата по объему промышленного производства включает и засекреченные позиции, но вычленить их из общих сведений о выпуске в разных отраслях трудно, объясняет российский экономист, согласившийся говорить на эту тему на условиях анонимности. Ценообразование в ВПК нерыночное, объемы выпуска могут сильно различаться по месяцам, что также вносит искажения.
Прирост оборонного производства лучше всего заметен в региональной статистике, но и то только в регионах, экономика которых слабо диверсифицирована. Там неоткуда было бы ожидать резкого роста в 2022 году, кроме как в оборонке, расположение основных мощностей которой в целом известно и не менялось с советских времен, объясняет собеседник «Медузы». Но собрать таким образом данные для всей страны не получится, так что в целом можно ориентироваться на расходы бюджета по оборонным статьям — с поправками на траты на содержание армии и военный экспорт. Но точных данных ни о том, ни о другом нет.
Оперативные сведения о расходах бюджета по разным статьям Минфин также засекретил. О расходах бюджета на оборону позволяет судить его проект на ближайший год: в нем на статью «Национальная оборона» заложено без малого пять триллионов рублей. Конкретные цели, на которые выделена бóльшая часть этой суммы, секретные, всего в бюджете на следующий год засекречены траты на 6,6 триллиона рублей. Это почти четверть всех расходов федерального бюджета. Для сравнения: на статью «Национальная экономика» заложено всего 3,5 триллиона рублей.
«В России сейчас нет экономики времен Второй мировой войны, где все было посвящено фронту и победе, но оборонная промышленность работает больше. За это платят налогоплательщики, и деньги бюджета заканчиваются, но гражданская промышленность по-прежнему существует, — говорит экономист Сергей Гуриев, проректор и профессор парижского университета Sciences Po. — Многие гражданские предприятия встали, но не из-за того, что люди ушли на фронт или перешли на производство танков, а из-за санкций. Нет запчастей, комплектующих, оборудования».
Мобилизационная экономика сейчас есть разве что в бюджете, рассуждает Рубен Ениколопов: военные расходы растут, а остальные сокращаются. Мобилизация экономики означала бы фактическое возвращение к госплану, когда государство определяет, кто поставляет продукцию, сколько и по какой цене. «Пока этого не происходит, потому что даже они [чиновники] понимают, что их спасло, — то, что в России рыночная экономика», — говорит Ениколопов.
Проблемы, которые возникли из-за санкций и логистических ограничений, решаются сейчас не на уровне государства, а частным бизнесом, децентрализованно. Так и работает рыночная экономика — именно это спасает ситуацию в стране, объясняет Ениколопов. Частный бизнес самостоятельно ищет новых поставщиков, замену комплектующим, альтернативные рынки сбыта, меняет продуктовую линейку — и не по указке государства, а ради прибыли или просто выживания. Еще один важнейший инструмент адаптации в рыночной экономике — цены. Их повышение и позволяет бизнесу выживать, а государственное регулирование цен просто заставляло бы уходить с рынка.
Для перехода на полноценную мобилизационную экономику нет организационных возможностей, ведь выстроить госплан на самом деле очень сложно. Но главное, что это уже способно разрушить российскую экономику. «Все ждали коллапса в марте-апреле, но российские нефть и газ хорошо продавались по высоким ценам, — заключает Ениколопов. — Если подорвать возможности адаптации экономики сейчас, будет экономический коллапс».
Маргарита Лютова при участии Светланы Рейтер