«Господь много чему не уделял внимания. Это не значит, что все это ему нравилось» Как правильно понимать слова патриарха Кирилла о смертной казни? Обсуждаем с протоиереем Игорем Прекупом
3 ноября патриарх Кирилл на встрече с участниками программы «Время героев» высказался об отношении Русской православной церкви к смертной казни. В частности, он заявил, что хотя Иисус Христос «был незаконно подвергнут смертной казни», апостолы не стали называть такую меру наказания «грехом». Сам Господь, по мнению Кирилла, не осуждал смертную казнь, хотя ее «незаслуженно претерпел». Слова Кирилла прозвучали на фоне продолжающейся среди российских чиновников дискуссии о возможной отмене моратория на высшую меру наказания. А еще эти слова активно обсуждали в СМИ и соцсетях — зачастую искажая позицию архиерея. Так что Кирилл на самом деле имел в виду, как это связано с отправкой заключенных на войну — и можно ли считать, что его позиция соответствует общецерковной? Редактор отдела «Разбор» Петр Сапожников поговорил об этом с протоиереем Эстонской православной церкви Московского патриархата Игорем Прекупом.
Что именно сказал патриарх Кирилл?
3 ноября 2024 года патриарх Московский и всея Руси Кирилл встретился с участниками программы «Время героев» и ответил на их вопросы. Один из вопросов звучал так:
— Ваше святейшество, добрый день! У меня вопрос о смертной казни, о ее необходимости в нашей стране.
Вот что заявил патриарх:
Начну с богословия, да? Смертная казнь присутствовала на протяжении всей человеческой истории. Господь Иисус Христос смертную казнь не осуждал, хотя Сам незаслуженно претерпел смертную казнь.
Конечно, убийство человека в наказание за его преступления — это крайняя мера. И потому идеально было бы, чтобы люди не совершали таких преступлений, за которыми бы следовала смертная казнь. Но в слове Божием есть такие слова: «Измите злаго от вас самех» (1 Кор. 5:13). То есть, если есть человек опаснейший для общества и если его невозможно никак изолировать, его нужно убрать. Господь не говорит: «убейте его», но «измите злаго от вас самех».
Вот почему смертная казнь не осуждается в Священном Писании. Господь Иисус Христос Сам был незаконно подвергнут смертной казни, и, однако, святые апостолы не стали говорить: «Вот после такого, такой несправедливости, когда Господь наш Иисус Христос был подвергнут смертной казни, мы все должны провозглашать, что это страшно и грех подвергать другого человека наказанию через прекращение жизни». Нигде ничего такого сказано не было.
Поэтому, с моей точки зрения, было бы идеально, чтобы не было поводов к смертной казни. Но Церковь никогда не настаивала на том, что нужно отменить это наказание — именно основываясь на словах «Измите злаго от вас самех».
Хочу сказать, что я приветствую то, что у нас сейчас мораторий на смертную казнь, и слава Богу. Надо наблюдать, как этот мораторий повлияет на уровень преступности в нашей стране. Если преступность пойдет вниз, то и слава Богу, и не надо применять смертную казнь. Сама по себе смертная казнь словом Божиим не осуждается, но общество может, конечно, отказаться от смертной казни, если считает это избыточным наказанием, которое не соответствует в целом ряде случаев преступлению, и если само осуществление смертной казни плохо влияет на общественную нравственность. Если по совокупности такого рода обстоятельств принимается решение ввести мораторий на смертную казнь, значит, так и надо поступить. Дай Бог, чтобы как можно меньше было случаев, когда необходимо, чтобы человек лишался жизни — даже за какие-то преступления.
У нас сейчас пожизненное заключение? Пусть будет так. Только не знаю, что для человека лучше. Я встречался с пожизненно заключенными. По просьбе одного из них мне разрешили с ним встретиться в исправительном учреждении. Он сидел за решеткой — даже в камере была решетка, и он там сидел, как в клетке. А у меня рядом с этой клеткой были столик и стульчик. Рядом офицер, который меня привел. Спрашиваю: «А что Вы стоите?» — «Вы не можете с ним один на один оставаться, это очень опасный преступник». Я говорю: «Но он попросил поговорить один на один. И, во-первых, нас что-то отделяет, а во-вторых, мне кажется, что я посильнее, чем этот несчастный». Офицера удалось уговорить, и он ушел. Вы знаете, так, как этот человек исповедовался, мне никто никогда в жизни не исповедовался! И я понял, что для него было важно, жизненно важно встретиться и сказать все то, что он мне сказал. Мне неизвестна его дальнейшая судьба, знаю только, что его определили в какой-то исправительный лагерь. Но этот случай навсегда запал мне в память. Ведь одно дело поступить по закону, а с точки зрения чисто нравственной любому преступнику нужно давать шанс — по крайней мере, принести покаяние.
При всем том известно также, что те, кому деваться некуда, — актеры очень хорошие. Умеют, что называется, одно выдавать за другое. Поэтому невозможно дать какую-то общую рекомендацию, но, конечно, было бы идеально, чтобы людей не лишали жизни. Однако пускай этим занимаются те, кто с точки зрения закона определяет меру наказания.
Еще раз хочу сказать: Церковь никогда смертной казни не осуждала, если смертная казнь осуществлялась по закону, но, конечно, нигде она смертную казнь и не приветствовала. Вот такой пока ответ.
— Как вам кажется, в заголовках СМИ и в самих новостях не переврали слова патриарха Кирилла, не вырвали их из контекста?
— Не то чтобы переврали — почти во всех СМИ журналисты приводят дословные цитаты. Но если воспринимать слова патриарха в контексте всего, что он сказал, то нельзя утверждать, что он приветствует смертную казнь. К этим словам его позиция не сводится — там все сложнее. Пытаясь пространно развить мысль, он показывает, что все-таки смертная казнь — это нежелательно. И объясняет почему — его аргументы вполне соответствуют Основам социальной концепции Русской православной церкви. Но будет уместно сказать, что патриарх все-таки отходит в своей речи от самого духа Основ, хоть и цитирует их фрагмент — и отходит от позиции, изложенной там в отношении смертной казни.
— Как именно отходит? Это относится к словам патриарха «смертная казнь — крайняя мера, но Иисус Христос ее не осуждал»?
— Да. Что значит «не осуждал»? Господь много чему не уделял внимания — из того, что мы оцениваем как зло. Например, он ничего не говорил о воровстве, ростовщичестве, рабовладельчестве, никого ни разу не осудил за прелюбодеяние или блуд. Это не значит, что всего этого не было — или что все это ему нравилось. Из того, что Иисус Христос ничего не сказал о смертной казни, вовсе не следует, что он ее не осуждал.
— Кажется, и о ядерной войне он тоже не высказывался?
— И вообще ни о каких войнах. Потому что Господь дает направление мысли и основу нравственного оценивания. И если придерживаться основы, которую дает Христос, то естественным образом ты будешь осуждать и убийство, и воровство, и ядерную войну, и всякую другую мерзость, которая является следствием грехопадения прародителей. Процитирую Основы социальной концепции (патриарх их тоже цитирует, но не полностью):
Особая мера наказания — смертная казнь — признавалась в Ветхом Завете (заметьте, не в Новом Завете. — Прим. Игоря Прекупа). Указаний на необходимость ее отмены нет ни в Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви (заметьте, опять же, написано, что нет указаний на отмену — но не сказано, что смертная казнь не осуждается, две большие разницы, как говорят в Одессе. — Прим. Игоря Прекупа). Вместе с тем Церковь часто принимала на себя долг печалования перед светской властью об осужденных на казнь, прося для них милости и смягчения наказания. Более того, христианское нравственное влияние воспитало в сознании людей отрицательное отношение к смертной казни.
О, приехали. Христос не осуждал — но нравственное влияние откуда-то взялось? Господь пришел осудить зло, но в Евангелии не тратится наше время на то, чтобы отвлекаться на то, что и так естественно подразумевается. Потому что Иисус Христос задает фундаментальное отношение к нравственности, а дальше — дело совести каждого человека, включать голову или нет. Совесть идет впереди ума, она должна побуждать думать и задавать направление мысли.
— Кирилл пытается обосновать свои слова цитатой из Нового Завета: «Измите злаго от вас самех».
— Да, это из Апостола Павла, но там вообще о другом, это совершенно не к месту. Павел обращается к христианской общине, порицая их за чрезмерную толерантность к человеку, который продолжает среди них пребывать, как ни в чем не бывало. Как если бы он не совершил тяжкого греха — если я не ошибаюсь, кровосмесительства. Этот человек нераскаянно грешит и при этом продолжает быть членом христианской общины, как если бы то, что он делает, было бы нормальным. А это ненормально — и этого нельзя допускать. Таких людей нужно исторгать из церковного сообщества, чтобы на их примере не складывалось ложного впечатления, что их поведение и образ жизни находятся в пределах допустимого. Дальше Апостол Павел говорит, что речь не идет о том, чтобы вообще не общаться со всевозможного рода грешниками. Потому что тогда пришлось бы выйти из мира. Но надо избегать богослужебного общения с тем, кто всем этим занимается — и при этом называется братом.
— Я вижу, что патриарх пропустил начало упомянутого стиха: «Внешних же судит Бог». Это как раз связано с тем, о чем вы говорите?
— Именно так. «Внешние» — это нехристиане. Речь о том, что нужно отлучать от церковного общения тех, кто грешит, но не кается, а делает вид, что так оно и надо. Речь об отлучении — и это санитарная, профилактическая мера, которая существует во избежание распространения и укоренения зла в церковной среде. И еще для того, чтобы человек смог задуматься: может быть, у него что-то не так, не в ту дверь вошел?
— Можно сказать, что позицию патриарха Кирилла нельзя считать общецерковной?
— Тут все очень просто. Основы социальной концепции РПЦ — это документ, можно сказать, церковно-правового характера. Он служит основой для регулирования отношений церкви и общества. У него авторитет на уровне Соборных постановлений — именно потому, что он был принят на архиерейском Соборе РПЦ 2000 года. Там, где слова патриарха соответствуют Основам, они соответствуют позиции церкви. Там, где они отклоняются от Основ, можно говорить о его личном мнении.
— Вы говорите о том, что институт смертной казни противоречит духу Евангелия. Может быть, вы могли бы привести несколько цитат, которые подталкивают читателя к подобной мысли?
— Смотрите, вернемся к Основам социальной концепции еще раз. Там сказано так: «Церковь признает, что вопрос об отмене или неприменении смертной казни должен решаться обществом свободно» — а до этого речь шла о том, что казнь нежелательна из-за вероятности судебной ошибки и невозможности пастырской работы с оступившимся. Дальше написано, что вопрос «должен решаться обществом свободно с учетом состояния в нем преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества». Довольно расплывчато, но я поясню.
Здесь не случайно сказано об уровне преступности и состоянии правоохранительной системы. Нельзя быть добреньким за чужой счет. Конечно, смертная казнь — это крайне нежелательно, но если государство не в состоянии обеспечить надежную охрану заключенных, а мы знаем, что иногда оно не вполне в состоянии, то пока нераскаянный человек жив, он представляет из себя угрозу для потенциальных жертв. Если такой человек выберется на свободу, тем или иным способом, это будет большим горем для кого-то. И мы это сейчас видим на примере российских заключенных, которые идут «искупать кровью вину перед родиной» — а потом вновь берутся за свое. Так что в жертвы агрессивной войны, кроме гибнущих от военных действий по обе стороны фронта людей, можно вполне внести и пострадавших от вернувшихся с войны «героев».
— Я немного потерял логику. Если бы мы находились, скажем так, в адекватной юридической ситуации и не отправляли бы осужденных людей на войну, вероятность того, что они навредят кому-то, была бы крайне мала.
— Простите, я перебью, а в России сейчас адекватная юридическая ситуация?
— Очевидно, что нет.
— О чем и речь — ведь патриарх говорит это «здесь и сейчас», находясь в России.
— Что же это, попытка спасти россиян от ветеранов-рецидивистов при помощи смертной казни?
— Нет, я не обольщаюсь. Я просто объясняю, почему в Основах социальной концепции нет категорического неприятия смертной казни, а в Новом Завете действительно нет категорического ее отрицания (именно категорического). Патриарх говорит, что Иисус казни не осуждал — и с этим мы разобрались. Но одно дело, например, осуждать, а совсем другое — требовать ее отмены. Если человек вмешивается в государственную систему и требует отменить что-то — он берет на себя ответственность за последствия. Пусть даже не он принимает окончательное решение, но он может на него повлиять. И если кто-то, избежав смертной казни, снова принялся за свое или из мест заключения направляет руку убийцы (а такое, вы знаете, тоже бывает) — ну, извините. Как и сказано в Основах, Церковь окончательно не вторгается в это дело, потому что здесь нужно оценивать полноту ситуации. Вдруг это хоть как-то может защитить невинных, стимулировав, например, снижение преступности.
— Я задам дурацкий вопрос — как человек, не погруженный в христианское учение как следует. А как же принцип «подставь вторую щеку»? В данном случае он не распространяется на государство?
— Нет, это личное. Я могу требовать от себя, чтобы я подставлял другую щеку. Но я не могу позволять бить по мордасам другого человека — и тем более поощрять это. У Иоанна Златоуста очень четко сказано насчет кротости: когда человек терпит зло в отношении себя, это кротость. И кротость — это когда он не терпит этого в отношении ближнего и заступается за него! Когда он терпит зло во всех случаях — это не кротость, это какая-то эмоциональная тупость.
— Вернемся к Кириллу. Он утверждает, что апостолы нигде не называют смертную казнь грехом. Убийство человека — это точно не грех?
— Вообще-то грех по-любому. В древности, в Израиле, был такой обычай: когда суд приговаривал преступника к смертной казни, на его голову возлагали руки и говорили: «Кровь твоя на твоей голове». Потому что это именно ты сделал достойное смерти. По этой логике никто не виноват в твоем убийстве: ни судьи, которые тебя приговорили, ни палач, который будет приводить приговор в исполнение, ни те, кто тебя выдал. Никто — ты сам виноват. И ни на ком за твою смерть нет греха убийства — так говорит нам Ветхий Завет. Хотя и в Ветхом Завете можно наблюдать осуждение убийства как такового, даже если к нему привели определенные условия. Например, Бог не благословил царя Давида строить храм — это будет делать его сын, Соломон, но почему? Потому что Давид пролил много крови, хотя он не вел захватнических войн ради наживы. Все войны были чем-то оправданы, хоть и методы, которыми они велись, были жуткими — но привычными для того времени. Тем не менее Бог своего святого не то чтобы отвергает, но ограничивает — указывая на то, что его руки нечисты. Ветхий Завет — это море крови, а оказывается, что эта кровь все-таки оскверняет идею строительства храма.
И наши святые отцы вполне знали, о чем говорили. Например, святитель Василий Великий издал свое правило о том, что воинам не стоит приступать к таинству Причастия три года — даже если они убивали кого-то по «благочестивой» причине. То есть даже воину, который убивает не по своей прихоти, а будучи вынужденным, когда война ведется ради какой-то необходимой цели, рекомендуют ради него же самого, ради его совести, сначала разобраться со своим посттравматическим синдромом, а потом уже приступать к Святым Тайнам.
Просто в полном смысле, как убийство, в христианстве осуждается грех умышленного убийства невинного человека. Солдат не подлежит осуждению за убийство, если это произошло в бою, как сказано у того же Василия Великого, но это не значит, что подобное убийство не грех.
Хочу напомнить вам еще одну штуку: в ганзейском городе Таллине всегда был палач. Но у него был отдельный домик, и с ним никто не общался. Он был не то чтобы совсем изгоем, но у этой «вынужденной» профессии был, скажем так, социально дискриминирующий статус.
— Есть отличная книга про жизнь палачей в XVI веке. Им и правда не позавидуешь.
— Так это же и есть христианское отношение. В упомянутом статусе палача было воспитательное значение — чтобы в голову никому не приходило, будто бы убийство в силу служебных обязанностей является чем-то в порядке вещей. Да, мы вынуждены прибегать к казни — для того, чтобы не умножались разбойники, для того, чтобы защитить людей. Ведь, возможно, угроза смертной казни кого-то остановит в шаге от преступления. Смертная казнь в христианском мире применялась, как совсем недавно говорили, в качестве высшей и исключительной меры социальной защиты. Хочу еще добавить, что государственные системы меняются, и если власти понадобится определенный специалист — его достанут из любой, даже самой изолированной системы и будут использовать в своих интересах.
— Специалист — это, например, убийца?
— Конечно. Мы не можем гарантировать, что этого не случится. Но это с одной стороны, а с другой — патриарх говорит, что нужно смотреть, как мораторий на смертную казнь «повлияет на уровень преступности в нашей стране — если преступность пойдет вниз, то и слава Богу, и не надо применять смертную казнь». Опа! Ну, а если она идет вверх в его стране — а она идет вверх, но не потому, что смертную казнь отменили, а потому что выпустили злодеев на свободу — и они продолжают творить зло?
— Можно я спрошу напрямую. Вы предполагаете, что патриарх по понятным причинам не может высказаться против того, чтобы отправлять заключенных на войну, но пытается таким странным путем решить проблему преступности?
— Нет, я не собираюсь его оправдывать в том, в чем его оправдывать не следует. И не хочу на него вешать лишних собак — на нем и так висит целая стая. Я попробую выразиться яснее: меня очень смущает высказывание патриарха про смертную казнь. Я не случайно обратил ваше внимание на будущее время: что значит «повлияет на уровень преступности»? Если уж следить за тем, как мораторий повлиял, в прошедшем времени, на этот уровень — нужно исследовать статистику до начала войны. И тогда действительно есть, что взвешивать. Но предложение оценивать ситуацию с нынешнего момента… В этом мне видится или ошибка, или заигрывание с государством.
— И ведь есть множество других факторов, которые могут повлиять на уровень преступности.
— Безусловно! Но если уж ориентироваться на этот уровень — то с момента введения моратория, а не с нынешнего момента. Другой подход будет принципиально неправильным, потому что сейчас идет война, и на войну вербуют осужденных, некоторые из которых возвращаются в Россию свободными людьми и принимаются за старое.
— Как думаете, почему Кирилл решил высказаться на тему смертной казни именно сейчас? Это просто ответ на случайный вопрос одного из участников форума?
— Это, конечно, вопрос в первую очередь к патриарху Кириллу. Но я могу строить разные предположения: либо в обществе есть такой социальный запрос, либо это интересно государству. Сейчас инакомыслящим — якобы за «дискредитацию» армии, госизмену и все такое — дают совершенно астрономические сроки. Я уж молчу про убийство Алексея Навального (это точно убийство, не важно, отравили они его или просто сжили со свету условиями, в которых он находился). Думаю, им было бы гораздо легче, если бы они могли убивать поскорее, на законных основаниях. Сделать так, чтобы выходить на свободу было некому.
— Думаете, Кирилл в этом вопросе выступает союзником государства?
— Я точно не могу знать, чем он руководствовался. Но подобные высказывания могут служить оправданием такому отношению государства к своим гражданам. По-моему, он достаточно уже взял на себя — да и на нас таким образом перенес достаточно ответственности — своей поддержкой государства в братоубийственной войне.
— Если бы у вас была возможность обратиться к большому количеству православных верующих — в том числе и ваших прихожан — что бы вы сказали им про смертную казнь?
— А ничего, потому что все уже сказано — и очень взвешенно — в Основах социальной концепции РПЦ. Там четко расставлены приоритеты: конечно же, смертная казнь нежелательна. И сказано, почему: человеку до последнего вздоха нужно давать шанс покаяться, не говоря уже о возможности судебной ошибки.
Важно, что христианство не выталкивает человека из мира — оно помогает стать свободным от мира. Христианин живет в мире и должен руководствоваться Евангелием, будучи свободным от мирских стереотипов — это, на самом деле, очень тяжело. И человек очень часто может оказываться в непростых ситуациях, когда он вынужден делать то, что само по себе он осуждает. Если брать не смертную казнь в широком смысле, а насилие: насилие есть зло. Но иногда для того, чтобы предотвратить или прекратить насилие над невинными, к кому-то нужно применить насилие. Скрутить злодея, может быть, обездвижить его. Вы сами понимаете, что бывают ситуации, когда просто так его не скрутишь: силы или равны, или вы слабее. Значит, что остается? Применить то, что эффективно, а это может быть оружие.
— Дело ведь в соразмерности его применения. Думаю, что в Евангелии нет готовой инструкции на этот счет?
— В Евангелии есть только ориентиры. А что значит «соразмерность»? Можно сказать так: зачем убивать насильника? Он ведь совершит насилие и уйдет, он не будет убивать свою жертву. Можно отстраниться и сказать: пусть натешится вволю, не убивать же его, в самом деле. А я так не скажу. И не потому, что убийство в данном случае не грех — конечно грех. Но еще больший грех — оставить жертву без помощи. В этом я убежден. И человек часто должен выбирать между большим и меньшим грехом.
Вопрос в отношении к греху. В словах патриарха есть определенный соблазн — перестать воспринимать убийство как грех, если это, допустим, убийство злодея. Тогда область злодеяний можно расширить по своему усмотрению. Я повторюсь: я не говорю про Ветхий Завет, но убийство в христианстве — это в любом случае грех. Просто он может быть «разной степени греховности» — в зависимости от условий. Тут буквально есть юридический смысл: нельзя судить человека за умышленное убийство, если он совершил его, например, на войне, в бою — будучи вынужденным сделать это. Например, защищая родину (если это действительно защита родины, а не нападение на другую страну под предлогом защиты своей).
Беседовал Петр Сапожников