«Задача любого сотрудника — сломать человека» Бывший московский полицейский рассказывает, как он пытал людей и бил протестующих на митингах

В российской полиции и других силовых органах работают сотни тысяч сотрудников. Эти люди расследуют преступления и охраняют общественный порядок; они же пытают людей в отделениях и жестоко избивают участников акций протеста. Специально для «Медузы» журналист издания The Village Андрей Яковлев поговорил с мужчиной, который несколько лет прослужил в московской полиции и участвовал в разгоне митингов: на условиях анонимности он рассказал о своей работе и о том, как полицейские относятся к насилию. «Медуза» публикует монолог этого человека.

«Чем больше стукачей, тем лучше опер»

Признания, как правило, не выбиваются силой. В отделе полиции применяется чаще всего моральное насилие. Потому что задача любого сотрудника — сломать человека. Вот, допустим, вы курящий человек. Сейчас я сниму с вас ремень и шнурки и запру в камере. Вам очень хочется в туалет, вы стучите, а я вас не выпускаю. И дежурная смена занята другими делами. А зимой в камере порядка 15 градусов. Вы можете, конечно, сходить под себя, но это некомфортно и неудобно.

Все это делается для того, чтобы человек сказал максимум информации. Камера очень сильно ломает людей. Когда человек понимает, что в подобных условиях он будет сидеть пять лет (только в камере с ним будет еще 20 человек), то быстро меняется.

Потом вам захочется курить, и тут появляюсь я и говорю: «Дружище, пойдем-ка пообщаемся, покурим». Также отпускаю вас в туалет. Потом мы идем в кабинет, где тоже можно применять различные трюки. Например, рассыпать полчашки кофе на пол. При этом я пью кофе, и от меня пахнет табаком — вам тоже этого хочется.

Ну а после этого я вас просто раскачиваю. У меня есть подтверждения вины с видеокамер, но мне надо найти вещдоки. «Дружище, ты украл рюкзак у школьника. Мне нужны вещдоки. Без твоей помощи мне их найти сложно. Где этот рюкзак? Вилка за кражу — от трех до шести лет. Выбирай. Если ранее не судим, можешь получить условно. Или вот 51-я статья Конституции, можешь ничего не говорить. Но мы в любом случае проведем обыски и найдем рюкзак. Кофе хочешь?» И вот я такой добрый и злой полицейский, только в одном лице. «Курить хочешь? Слушай, а что там на районе вообще происходит, знаешь кого?» Понятно, что чем больше стукачей, тем лучше опер.

Бить тебя или пытать — зачем? Ну дам я тебе по морде — ты на меня чисто по-человечески обидишься и замкнешься. Профессионализм опера и его главная задача заключается в том, чтобы сломать тебя психологически. Иногда для этого надо применить насилие. Но повторюсь: на моей памяти необоснованного насилия не было. Скажу фразу из одного известного сериала [«Глухарь»]: «Насилие — не развесные карамельки, ровно не отсыпешь». В моей службе насилие применялось, как правило, во время массовых мероприятий, когда надо было укротить толпу, футбольных фанатов и непонятных митингующих. Либо же при задержаниях.

«Эта психологическая пытка часто применялась в НКВД и гестапо. Она применялась и мной»

Вспомните «Место встречи изменить нельзя», а именно эпизод с допросом гражданина Груздева капитаном Жегловым. Там была интересная сцена, когда Груздев сидит и говорит: «Я не вор», а Жеглов ему отвечает: «Да, вы не вор, вы человека убили». И в этот момент Жеглов наступает на стул, где сидит Груздев, и защемляет ему сапогом край плаща. Груздев пытается подняться, но не может. Вот оно — психологическое давление.

Я понимаю, что вам как обывателям, которые с системой не сталкивались или сталкивались с ней только по телевизору, кажется, что как только ты попал в отдел полиции, тебе сразу вешают мешок на голову, а электрошокером и дубинкой будут обхаживать со всех сторон, чтобы выбить из тебя максимально тяжкий состав. Но нет. Потому что все понимают, что это можно сделать проще.

В моей практике никто мешок на голову человеку не надевал, но, на мой взгляд, это не физическая ломка, а психологическая. Вы сами наденьте себе мешок на голову. Это делается не для того, чтобы вас задушить, а чтобы вызвать чувство паники и страха. Другая психологическая пытка часто применялась в НКВД и гестапо. Она применялась и мной. В ней нет ничего противозаконного. Например, мы с вами беседуем четыре часа — это допрос. После этого вы заходите в камеру, загруженный вопросами, и хотите отдохнуть. Через полчаса на допрос вас дергает другой сотрудник. Через сутки подобного режима без сна вы мне расскажете все, что знаете. Мое хобби — история, и про бессонницу я узнал, когда читал какие-то воспоминания сотрудников НКВД и гестапо. В гестапо, понятное дело, ребята могли вообще не стесняться.

Как-то раз я задержал человека, про которого было известно, что он хранит наркотики. То есть у него уже было изъято некоторое малое количество наркотиков, в частности героин. Но у меня была четкая информация, что он хранит гораздо большее количество, является закладчиком, то есть, по сути, сбытчиком. Постоянные допросы помогли. Результат был достигнут. Измученный бессонницей, он все рассказал.

Вспомним китайцев. Самая страшная пытка — это капелька воды, которая капает на голову. Так и у нас: ставим в камеру колонку, включаем музыку и не выключаем хотя бы часов семь. Какие песни? Да любые: от классики до AC/DC и Натали. Я такое не применял, но знаю, что так делают в полиции. Человек в камере сначала кайфует, а часа через три начинает долбить в дверь и просить выключить. Ты никому ничего не ломаешь и никому ничего не выкручиваешь. Наслаждайся музыкой, дружище. (Россия является подписантом Конвенции ООН против пыток, в которой пытка определяется как «любое действие, которым кому-либо умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать или запугать его» — прим. «Медузы».)

«В случае с подозрением в терроризме презумпция невиновности равна нулю»

Да, полицейские бьют. Как правило, насилие совершается в моменты задержания. Допустим, у меня есть информация, что на районе граждане кавказских республик совершили разбой. Мы отследили их машину и приехали на задержание. По нашей информации, у них как минимум есть ножи, а как максимум оружие. Нас двое, а их пятеро. Соответственно, в целях безопасности задержание проводится жестко. Кому-то по ноге ударить, кому-то в челюсть заехать.

Когда я работал в силовом подразделении и с коллегами ходил на рынки, нам нужно было, чтобы бухгалтеры, которые, как правило, женщины, не прикоснулись к компьютерам и бумагам. Мы выламывали двери с ноги и мордой в пол клали людей без разбора возраста и пола. А потом уже проводили диалог и досмотр при понятых. В случае с подозрением в терроризме презумпция невиновности вообще равна нулю, поэтому полиция всегда действует жестко.

Если речь идет о каком-то незаурядном преступлении, например об изнасиловании, то полиция тоже работает жестко. Те, кто знаком с кодексом воровского мира, знают, что насильникам на зоне приходится очень плохо. Точно так же и у нас. С убийствами — та же история. Тут работают и моменты личной безопасности, и эмоции, с которыми не всегда удается справляться.

Когда насильнику отбивают одно место, это скорее воспитательный момент. Ни у кого из сотрудников планку не срывает, но каждый проходящий пару раз приложит коленкой. В итоге, пока насильник в кабинете, человек 10 ему по яйцам дадут знатно. От такой травмы никто не умирает. Боксерскими перчатками и дубинкой никто его избивать не будет. Ну и это применяется только тогда, когда вина насильника доказана. Точнее — когда есть на 51% уверенность, что человек виновен.

Самое главное для сотрудника — не оставить следов. Потому что гражданин может взять и написать заявление. Могу объяснить, как это делается. Вот я вам сейчас в сосок шокером дам, потому что там мягкая нежная кожа. Но не со стороны сердца, конечно, чтобы оно, не дай бог, не остановилось, а с другой стороны. Один-два раза дам — следы вряд ли останутся, а тряхнет хорошо, и вы вряд ли захотите повторить этот опыт. Бить нужно в места с мягкой нежной кожей.

И вообще, зачем мне вас бить руками, если я могу подложить толстый телефонный справочник? От удара справочником по спине или по голове будет сотрясение мозга, а следов удара — нет. Но такое на моей практике не применялось. Точнее, применялось один раз в случае с узбеком, который совершил кражу автотранспорта, был взят с поличным и пытался подшутить. Да, ему приложили справочником разок, просто чтобы утихомирить. Справочник в отделе для этих целей и лежит. Зачем нам сейчас справочник, если есть «Гугл»?

«Я выхватил у солдата дубинку и начал ей бить куда придется»

Приведу другой пример насилия. Болотная площадь, 6 мая [2012 года]. Меня перебросили туда с репетиции парада [9 мая]. Митинг был согласованный, никаких беспорядков не ожидалось. Нас попросили побыть резервом на всякий случай. Из средств у нас только рации, мегафоны и металлодетекторы. Ни бронежилетов, ничего. И тут слышу крик замкомбата: «Все свободные наряды бегом на выход с площади». Я вижу два ряда барьеров, между которыми стоят солдаты по 18 лет. Толпа смяла на хрен барьеры и прет, а вот эти солдатики стоят зажатые и хрипят. Причем толпа в 5000 человек, а сотрудников полиции там было в общей сложности порядка 500. Остановить толпу я бы не смог, и мне надо было просто спасать солдатиков. Я выхватил у солдата дубинку и начал ей бить куда придется. Возможно, даже была кровь. (Сотрудники ОМОНа во время судов по «Болотному делу» также говорили, что протестующие использовали барьеры во время столкновений с полицией и что солдат-срочников убирали с площади, «чтобы их не задавили» — прим. «Медузы».)

Помню, я вытащил пенсионера, который выкрикивал какие-то лозунги и активно себя вел. Рядом с ним упала бутылка с зажигательной смесью, и он вместе с сотрудником полиции начал гореть. Пенсионер просто получил удар в челюсть, потому что у него паника, и с него тут же сняли куртку, чтобы потушить, и сразу в скорую. В такие моменты, я считаю, насилие оправданно.

Во время задержания применяются и оплеухи, и удары. Порой и берцами наступали на кисти рук. Митингующие же очень любят хвататься за ограждения — ну и как мне его оторвать, чтобы задержать за уже совершаемое административное правонарушение? Естественно, будет применена физическая сила. Наступлю я вам нечаянно берцем на легкие кеды, и ваша хватка будет ослаблена — значит, мне будет вас легче выдернуть. Скрутил, донес до пазика — и смысл мне вас бить или пинать? Электрошокер при задержании я не применял, коллеги, как правило, тоже. У нас как-то им не пользовались. А смысл?

Из себя я, пожалуй, никогда не выходил. Да, бывал в каких-то ситуациях на грани, но всегда понимал, что я при исполнении и насилие чревато Уголовным кодексом. Но ситуации бывают разные. Как-то раз у меня в кабинете находился узбек в два раза выше меня, который совершил кражу «газели». Я с него снимаю наручники, а он тут же вскакивает, отталкивает меня и врезается в стену — якобы я его избиваю головой об стену. За это ему были навешаны определенные люля, чтобы он так больше не делал. И была вызвана бригада скорой помощи.

Люля — это значит, что он был достаточно жестко уложен на пол. А поскольку он не хотел заводить руку за спину, чтобы для его же безопасности мы надели на него наручники, мы ему приложили достаточно жестко и зажали шею. Если вы лежите на полу и я вам зажму коленом шею, то в определенный момент вам будет не хватать воздуха. Подобные популярные приемы узнаешь на обучении сотрудников. В основном учат разным физическим рычагам: зажим фаланги, дамская подручка.

Сложно сказать, сколько раз в неделю я проявлял агрессию. Иногда и три раза в день прилетит: кому-то по шее, кому-то пощечину, кому-то по затылку, кому-то под колено хорошо ударишь. А иногда раз в неделю мордой в пол нормально положишь.

«Основные проблемы — это идиотизм начальства и отсутствие материальной помощи»

Я работал в полиции пять с половиной лет. Служил в одном из силовых подразделений — на сленге оно называется тяжелым. Я был из тех сотрудников полиции, которых называют «черепашками ниндзя» и «космонавтами». Мы идем на острие атаки, кладем мордой в пол, и нас в том числе из-за этого сильно не любят.

В моей семье не было сотрудников милиции. До службы я работал в школе: учителем истории, а потом — заместителем директора по специальной работе. Да, детей я гонял и за любую провинность давал им физические упражнения. Я их не бил, но, естественно, в них была куча энергии, и они постоянно бесились и срывали мне уроки. В какой-то момент они уже сами стали все понимать: если накосячили, шли в конец класса, принимали упор лежа, отжимались 50 раз, садились за парту, все. Недавно увидел моих пятиклассников, которые уже закончили школу. Накачанные парни, лоси, из которых курят единицы, в отличие от их педагога. Получился толк? Получился. Из школы я ушел в 25–26 лет и пошел обычным рядовым, чтобы служить стране, служить идее. Я хотел пойти в уголовный розыск, чтобы искать злодеев.

Я быстро адаптировался к работе в полиции, потому что в свое время учился в мужском лицее. Это народная школа экспериментального типа — наполовину армия, наполовину суворовское училище, которое включает в себя казармы закрытого типа, взводы и элементы дедовщины. Но опять же, дедовщина — это весьма относительное понятие. Могу привести пример. Я отучился два года, а вы один год. Мы сидим в корпусе на кровати, заходит помощник воспитателя (помощниками были ученики 11–12-х классов) и говорит: «Пацаны, идите берцы расставьте». Как вы думаете, кто пойдет? Если кто-то говорил, что не будет этого делать, то вместо берцев он отправлялся мыть сортир. Если не отправлялся мыть сортир, значит, весь класс вместо ужина занимался бегом, строевой подготовкой или отжиманиями. После чего виновник, естественно, получал. Это же мальчишеский коллектив — если кто-то накосячил, ему делали темную.

Мы очень не любили крыс. В комнате 15 человек, кто-то спрашивает: «Ребята, давайте вместе чай пить, у кого-нибудь есть сладкое?» Кто-то говорит, что у него ничего нет. Хоп — прошмонали кровать, а там банка варенья. В таком случае эту банку варенья разбивали прямо в кровать.

В школе я отучился от звонка до звонка с 8-го по 12-й класс. На мой взгляд, это одно из лучших учебных заведений в России для мальчиков, из которых делают мужчин. А в армии я не служил, потому что единственный род войск, куда я хотел попасть (погранвойска), был закрыт для срочной службы.

Никаких принципиальных расхождений между моими ожиданиями от службы в полиции и реальностью особо не было. Умеренное количество бардака и отличный, здравый командир. Бардак — это непонятные приказы и идиотские задачи. Например, пока я служил, несколько раз выходил приказ о смене формы, и нам постоянно меняли погоны. Или нас, 20–30 человек, отправляли зачистить рынок «Южные ворота», где из одного только входа выбегало от 500 до 1000 человек. При этом на какие-то не особо важные мероприятия могли кинуть слишком много людей.

Спустя два с половиной года перешел работать в уголовный розыск. Там я отработал также два с половиной года, после чего уволился. Я был земельным опером, то есть работал в территориальном ОВД и должен был заниматься абсолютно всем. Но у нас было формальное распределение работы, и моя линия — это наркотики и имущественные преступления, в частности грабежи и кражи. 

Основные проблемы, с которыми сталкивался, это идиотизм начальства и отсутствие материальной помощи. Моя зарплата опера была 55 тысяч рублей, из которых, грубо говоря, половина уходила на бензин и на барабаны (то есть осведомителей — прим. «Медузы»). Деньги на проведение ОРМ тоже шли из личного кармана. Если мне нужно было совершить контрольную закупку, я отдавал свою 1000 рублей, которая потом шла как улика к делу. Даже форму, которая якобы выдается, большая часть сотрудников покупает за свои деньги.

Кроме отсутствия финансирования было и отсутствие полномочий. Невозможность пробить биллинг, чтобы найти украденный телефон, невозможность получить бумаги из банка при мошенничестве с банковскими картами. Плюс оперов часто заваливают делами. У тебя 20–30 материалов дел находится на исполнении, а параллельно надо без конца присутствовать на каких-то совещаниях.

График работы ненормированный из-за недобора сотрудников, на которых нет денег. Была в моем отделе ситуация, когда в ППС было всего восемь человек, то есть четыре на смену. Не дай бог кто-то один заболеет — заменять-то некем. При этом по штату их было 20 человек. Нас же, оперов, по штату было семь человек, а по факту — четверо. И очень часто мои отсыпные [часы] просто пропадали. Заканчивались сутки, а я оставался на работе делать материалы и ездить по запросам. Поэтому в полиции гигантская текучка. Тот, кто прослужил в розыске два года, уже старожил.

«Просто так мало кто задерживается. Есть хорошая фраза Феликса Эдмундовича Дзержинского»

Палочная система, конечно, есть. Раскрываемость часто высасывают из пальца. Здесь важна статистика. В прошлом месяце, допустим, на территории нашего отдела было зарегистрировано два разбоя, пять грабежей и 10 краж. Из них раскрыто: один разбой, три грабежа и пять краж. Поэтому в этом месяце нам надо, чтобы не было разбоев. И мы их показатель искусственно занижаем.

Для этого есть свои процессуальные тонкости. Либо мы не находим состав преступления и пишем разные сочинения, например: «причиной кражи зерна из КамАЗа стала стая воробьев, о чем свидетельствуют следы помета на бортах». Либо сбиваем состав — говорим с заявителем так, чтобы переквалифицировать в менее тяжкий состав — обычную кражу.

А если мы раскрываем дело, то наоборот — стараемся переквалифицировать на более тяжкий состав. Никаких угрызений совести при этом я лично не испытывал. Самый простой пример: пьянь тырит в магазине бутылку водки. Обычное мелкое хищение, которое наказывается восемью сутками ареста и десятикратным возмещением ущерба. Прибывает наряд ППС и смотрит, что за клиент. Если на него нет никаких жалоб и заявлений и он полезен органам правопорядка, то есть где-то стучит, то составляется административка, и все. А если это человек неоднократно судимый, который доставляет беспокойство соседям и органам, то проводится грамотный опрос. И статья переквалифицируется на грабеж, а это уже уголовка.

Вообще, просто так мало кто задерживается. Есть хорошая фраза Феликса Эдмундовича Дзержинского: «Отсутствие у вас судимости — это не ваша заслуга, это наша недоработка». За каждым человеком есть куча грехов, причем даже уголовного состава. Я думаю, если вы поковыряетесь в своих скелетах, то найдете то, что на грани с Уголовным кодексом, не говоря уже об административных правонарушениях. Ну кто из нас не ругался матом в общественном месте? Я вот сейчас сижу в общественном месте и курю сигарету (разговор проходил на веранде «Макдоналдса» — прим. «Медузы»).

«Современные сотрудники полиции в большинстве своем соответствуют нынешнему преступному миру»

Сейчас в угрозыске много молодых неадекватных желторотиков, которые живут жаждой наживы и пытаются всеми правдами и неправдами вытрясти деньги из граждан. В том числе подставами. Сотрудники полиции перестали пользоваться уважением граждан. Раньше, в 1990-х, люди понимали, что попадание в отдел чревато проблемами. В стране была такая обстановка, что милиции надо было работать максимально жестко. Как минимум каждый второй милицейский ходил с пистолетом. Количество преступлений было просто астрономическим, на банальные кражи уже даже закрывали глаза. Каждый день по несколько убийств, разбоев, несколько изнасилований и тяжких повреждений.

Сейчас общество более-менее сытое, и большая доля преступлений приходится на мошенничество. А какой смысл бить мошенника? Мошенник — человек эрудированный, он, как правило, достаточно умный и образованный, он ориентируется в экономике и технических средствах гораздо лучше, чем мы с вами. И задача — сломать его психологически. Если не получается (сломать психологически), то придется попотеть и собирать доказательства.

Может ли человек оговорить себя под действием пыток? Во-первых, это легко можно проверить, а во-вторых, поработав в розыске, начинаешь хорошо понимать, кто жертва, а кто хищник и какой категории. Кто волк, кто шакал, кто ежик, кто кролик. Если верить Дарвину, все мы произошли от животных. Человек живет по большей части инстинктами, особенно люди преступного мира. Так работает во всем мире. Да даже в тех же самых мультиках. Вот Шарик из Простоквашино — добродушный пес, который, скорее всего, не будет атаковать. А Матроскин — изворотливый и ласковым словом может обмануть. Из такой категории людей получаются мошенники.

Общаясь с человеком, я понимаю, кто передо мной — хищник или жертва — и на что он способен. Вот ты, Андрей, максимум можешь совершить что-то из административки, типа пиво на детской площадке выпьешь и будешь долго извиняться, когда тебя доставят в отдел. Можешь поехать на машине без страховки. Без обид, но ты, скорее всего, жертва. Причем как раз из такой категории людей, которая может стать жертвой по излишней доверчивости. Вы можете стать объектом мошенничества или можете получить по лицу, если начнете права качать там, где этого делать было не нужно.

Я считаю, что люди делятся на хищников, то есть злодеев, и стадо, которое пасется. И еще есть сторожевые псы, которые защищают стадо от хищников. Но порой кто-то из псов загрызает какую-нибудь овцу. Поэтому пастуху — в виде надзорных органов, правозащитных организаций и СМИ — важно отслеживать, чтобы эти самые псы не ленились отгонять хищников и сами не превратились в хищников.

К сожалению, современные сотрудники полиции в большинстве своем соответствуют нынешнему преступному миру. В 1990-х и начале 2000-х в угрозыске работали матерые оперы, волкодавы, которые давили серьезных волков. А нынешние оперы — и, скорее всего, я, хотя я был одним из самых результативных оперов, — очень далеки от них.

Я как был сторожевым псом, так им и остаюсь. Если честно, я уважаю две категории преступников. Первая — это серьезные мошенники, интеллектуалы. Тот же самый покойный Мавроди, который обманул всю страну и получил за это срок. И еще я уважаю разбойников. Но не тех, которые грабят девушек и бабушек с ножами, а тех, которые идут на инкассаторские машины. Вооруженные люди против вооруженных людей — кто круче. Они своего рода современные пираты. Только, как говорится в одном фильме, «время настоящих пиратов закончилось».