Война Путина в Украине показала: мир, в котором доминируют национальные государства, устарел и опасен. Но кто из них согласится на мировое правительство? Размышляет Максим Трудолюбов
Почти все, за исключением, пожалуй, радикальных анархистов и либертарианцев, согласны с тем, что для поддержания мира и порядка в обществе нужна власть, имеющая право применять насилие в случае беспорядков и конфликтов. Но применение силы, сконцентрированной в руках немногих, всегда несло с собой последствия в виде ограничения личных свобод. Понимая это, люди работали над ограничением власти, разделением ее на отдельные ветви и повышением роли граждан в принятии решений. На глобальном уровне все практически наоборот, считает редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов: государства, в отличие от граждан, заведомо обладают огромной свободой, которую политические лидеры — часто в манипулятивных целях — называют суверенитетом. Страны враждуют между собой, но глобальной власти, которая могла бы установить и поддерживать мир на планете, так и не появилось. Хорошая новость — все слагаемые для ее построения уже существуют.
Представления о политике традиционно были связаны с сообществом, в котором человек был укоренен и с которым был связан эмоционально (мой город, моя страна) и материально (моя земля, мой дом). О человеческой общности отваживались говорить либо амбициозные императоры, опиравшиеся в своих объединительных проектах только на силу, либо эксцентрики и мечтатели.
Первые осознанные планы создания всемирной империи традиция связывает с именем Александра Македонского. А слово «космополит», как считается, изобрел Диоген Синопский — изгнанник из родного полиса, осознававший себя, как бы сейчас сказали, «эмигрантом»; человек, противопоставлявший себя и власти (в том числе тому же Александру), и обществу. По легенде, в ответ на вопрос, гражданином какого города (полиса) он себя считает, Диоген ответил, что считает себя гражданином мира — космополитом («космос» на древнегреческом «мир»).
До сих пор это слово сохраняет определенные негативные коннотации. В разное время и в разных культурах оно использовалось властями для обвинений в недостаточной лояльности и нехватке патриотизма (достаточно вспомнить сталинских «безродных космополитов»).
Дилемма безопасности как источник войн
Мысль о том, что люди представляют собой единую общность, приходила в голову многим — и с очень давних пор. Но это представление оставалось на периферии политической мысли, фокусом которой веками была реализация человеческого потенциала в местном, городском и, позже, в национальном сообществе. Именно на этих уровнях мыслилось управление и участие в нем граждан.
Политический философ XVII века Томас Гоббс сравнивал придуманного им «искусственного человека» — властителя, суверена — с библейским морским чудовищем Левиафаном: чтобы прекратить «войну всех против всех», власти нужно быть сильной, даже страшной. Главный его вклад в политическую мысль состоял, впрочем, не в этом, а в идее, что власть не должна быть «от бога», как бы люди себе его ни представляли. Она должна устанавливаться по взаимному согласию граждан — в соответствии с общественным договором.
Если вражда — естественное состояние человека, то власть, которая может ее предотвращать, необходима. А то, что вражда — естественное состояние отношений не только между людьми, но и между странами — давнее и распространенное представление.
Это понимал и сам автор «Левиафана». По его мнению, суверен может утвердить власть внутри государства с помощью законов и надзора над их соблюдением. Но перспективу учреждения законов в отношениях между суверенами, то есть между государствами, он считал нереалистичной. В главе XXX трактата он пишет, что ему нечего сказать о международном праве (о «праве народов»), ведь один суверен по отношению к другому находится в той же ситуации, в которой когда-то находились между собой люди, — в состоянии неизбежной вражды, на то они и суверены. А в главе XI у Гобсса так:
Короли, власть которых является величайшей, обращают свои усилия на обеспечение последней: внутри — путем законов, вовне — путем войн.
Похожим образом через 150 лет рассуждал в трактате «К вечному миру» и Иммануил Кант:
Народы можно рассматривать как отдельных людей, которые в своем естественном состоянии уже своим совместным существованием нарушают право друг друга.
Взгляд на мир как на анархию, в которой борются друг с другом опирающиеся на силу суверены, укоренен до сих пор. В политических и академических кругах большим влиянием пользуются различные ветви школы реализма в международных отношениях. Все они исходят из того, что страны, как и люди, находятся в состоянии вражды, даже войны между собой — потенциальной или открытой.
Даже построение устойчиво доверительных отношений между державами, не то что установление вечного мира, упирается в «дилемму безопасности», сформулированную американским политологом XX века Джоном Херцем:
Если правители страны Х считают, что страна Y становится сильнее (например, создает новые виды вооружений), то страна Х тоже должна усилить свои позиции, независимо от того, насколько воинственны в реальности планы страны Y. Та, в свою очередь, будет наращивать свою силу исходя из тех же предпосылок. Конфликты, таким образом, могут происходить — и, как мы знаем, постоянно происходят — вопреки намерениям участвующих сторон.
А какие были проекты мирового государства?
На протяжении большей части политической истории мысли проекты учреждения «международного Левиафана» или «правительства земного шара», в отличие от проектов учреждения власти на национальном уровне, оставались неосуществленными теориями. За неимением места можно привести лишь несколько примеров. Богослов-доминиканец Франсиско де Витория (1483–1546) предложил концепцию «мировой республики» (res publica totus orbis). Интересно, что Витория шел не по пути создания иерархической всемирной монархии, а предлагал идею глобального гражданства, которое в его представлении обладало бы верховенством над государственными гражданствами. Он верил в возможность принятия глобальных законов, но не объяснил, как они могли бы приниматься и исполняться.
Немецкий философ Кристиан Вольф (1679–1754) писал о необходимости построения мирового государства (Völkerstaat). С его точки зрения, идея общественного договора, сведенная к контрактным отношениям только на национальном уровне, теряет весь свой смысл. В этом случае государства оказываются никому ни в чем не обязанными. Логически рассуждая, писал Вольф, общественный договор должен иметь планетарный масштаб. В его представлении мировое государство (как позже и у Канта) должно было бы представлять собой федерацию, главным органом управления которой была бы глобальная ассамблея, принимающая законы, которые государства обязаны были бы исполнять.
Физик Альберт Эйнштейн, разочарованный крайне ограниченными полномочиями только что созданной тогда ООН, в 1947 году предложил подчинить Совет Безопасности ООН Генеральной ассамблее; выбирать представителей в ООН голосованием внутри стран-членов, отказавшись от практики их назначения государствами-членами, поскольку это ограничивает свободу назначенцев и подрывает саму идею представительства; сделать сессию Генеральной ассамблеи беспрерывно действующей. Реформированная ООН должна была, по мысли Эйнштейна, осуществлять лидерство в строительстве наднационального миропорядка.
Эйнштейн отдельно оговаривал, что интеграция может происходить без участия Советского Союза, при условии, что возможность присоединиться у СССР всегда будет оставаться и что «частичное» мировое правительство никогда не будет использоваться как альянс против отдельных стран. Вместе с Махатмой Ганди, Альбером Камю, Мартином Лютером Кингом и другими Эйнштейн был сторонником основанного в 1930-е годы Всемирного движения федералистов.
Суверенитет — не право нападать на другие страны
Состояние международного мира обычно наступает в результате послевоенных договоренностей. Начиная с XVII века субъектами этих договоров все чаще становились национальные государства. В то время они только начинали заменять средневековые феодальные образования, которые были куда менее стабильны (в том числе чисто территориально) и куда больше зависели от личных и семейных отношений между правителями, а часто — от их прихотей.
Тридцатилетнюю войну в Европе в 1648 году завершил Вестфальский мир. Считается, что он закрепил представление о суверенных державах как о равноправных участниках международных отношений. В действительности формирование современной интернациональной системы произошло не в результате одного события, а было длительным процессом. «Вестфальский» суверенитет, то есть принципы правового равенства государств и невмешательства внешних сил в принятие внутриполитических решений, развивался постепенно.
В последнее время многие говорят о возрождении такого суверенитета как об ответе консервативных национальных сил в разных странах на эксцессы глобализации. Национальные государства «встают с колен» и берутся защищать свои интересы. Россия, Китай, США и несколько других крупных держав — во главе этого процесса.
Если говорить о России, которая интересует нас в первую очередь, то теоретические основы внешней политики Москвы — опубликованные в официальной прессе и ни разу не опровергнутые — это статьи председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина, в которых он представляет вестфальский суверенитет как основу международных отношений, не менявшуюся веками.
📄 Дорогие читатели! Теперь вы можете скачать PDF-версию любой статьи «Медузы». Файл можно отправить в мессенджере или по электронной почте своим близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN или у кого явно нет нашего приложения. А можно распечатать и показать тем, кто вообще не пользуется интернетом. Подробнее об этом тут.
Эта позиция — настолько сильное упрощение, что ее трудно всерьез критиковать. Национальные государства, которых в сегодняшнем понимании 350 лет назад еще не было, пережили с тех пор глубочайшие изменения — и эти изменения поменяли само понимание суверенитета. В частности, граждане получили гарантированные права, и их мнение, в том числе в вопросах войны и мира, гораздо более значимо в наше время, чем тогда.
Человечество с тех пор предприняло как минимум три серьезных попытки учреждения международного мира: Венский конгресс (1814–1815), увенчавшийся созданием Священного союза, ограниченного участием только христианских государств Европы; Версальский мир (1919 год), в соответствии с которым была создана Лига Наций (до 1935 года в нее входило 58 государств); а по результатам Второй мировой войны была образована ООН, объединяющая 193 страны.
Еще важнее интеллектуальная подмена, которую совершают официальные защитники суверенитета в сегодняшней России, США, Китае, Венгрии и в других странах. На деле российские правители защищают свое право действовать во внешнем мире без оглядки на правила и договоры, в том числе договоры о взаимном признании границ (вестфальском в своей основе!), отстаивая архаичное, довестфальское понимание суверенитета, из которого исходил тот же Гоббс. Бесконечно повторяемые Путиным (а еще Виктором Орбаном и другими консервативными политиками множества стран, включая США) отсылки к исторической несправедливости и обидам тоже никак не укладываются в современные правовые нормы, определяющие суверенитет, и являют собой не что иное, как манипуляцию.
О том, как Кремль (и не он один!) пытается вернуть в мировую повестку это максимально упрощенное понимание суверенитета, читайте в тематическом выпуске рассылки «Сигнал». Подписаться на «Сигнал» вы можете, пройдя по этой ссылке.
Стоит разделить два явления — утверждение суверенитета и стремление к доминированию в международных отношениях. Суверенитет — это равноправие в международных отношениях, признание границ других стран, контроль над собственной территорией, способность удерживать монополию на насилие и контроль над движением товаров, капиталов, технологий и данных и через границы страны. В таком понимании нет места ни исправлению «исторических несправедливостей», ни, тем более, вторжению в другие государства, что, согласно законам большинства стран, включая Россию, вообще говоря, уголовно наказуемо.
Поэтому возрождается не суверенитет, а стремление к институционально не ограниченному доминированию над другими нациями — в том числе в военной и технологической сферах. Суверенитет и доминирование — разные вещи!
От национального сознания к глобальному
В период становления международных отношений главными действующими лицами были монархи. Но под их властью уже формировались первые элементы республиканского (еще не демократического) общественного устройства — прежде всего разделение исполнительной и законодательной власти. Мужчины из привилегированных сословий получали все больше доступа к законодательной деятельности, что усложняло механизм власти и делало ее более подотчетной гражданам. Продолжала развиваться профессиональная госслужба, а вместе с ней и институт дипломатии. Страны начинали признавать границы друг друга. Век национальных государств еще только наступал, наций и государственных аппаратов в современном понимании еще не было, но они уже были придуманы. И были основной политического мышления, окончательно сложившегося в романтическую эпоху, эпоху осознанного построения наций.
Похожим образом формирование глобального, точнее наднационального, сознания происходит на фоне сохранения национальных структур. Осознание будущей реальности предшествует появлению институтов, закрепляющих его. Глобальные центры принятия решений слабы, но способы их укрепления уже придуманы. Люди давно уже живут не только в странах.
Идентичность человека — даже если говорить только о территориальной ее составляющей — в сегодняшнем мире не исчерпывается принадлежностью к определенной стране. Скорее, речь идет о пересечении идентичностей, связанных с местным сообществом и наднациональными общностями, такими как Европа, Центральная Азия и мир. Такие проблемы, как изменение климата, всемирные пандемии и вынужденная миграция, не знают государственных границ и вызывают к жизни глобальные движения, не воображаемые, а действующие часто не благодаря, а вопреки властям отдельных стран. Глобальные угрозы формируют вполне реальное, а не воображаемое всемирное сознание, пусть пока и крайне слабо подкрепленное действующими институтами.
Национальное государство, служившее когда-то решением сразу для множества социальных проблем (например, равенства всех его граждан перед законом), превратилось сегодня в помеху для развития человечества как единого сообщества. Внутреннее противоречие идеи общественного договора, замкнутого на национальный уровень, о котором предупреждали еще философы XVIII века (см. спойлер выше), сегодня очевиднее, чем когда-либо. Когда вся мощь национального государства подчиняется воле недобросовестного правителя, то это сказывается на жизни не одного только общества, захваченного диктатором, но и множества других государств. Как в случае с энергетическим и продовольственным шантажом мирового сообщества со стороны Кремля.
Для многих неизбежная принадлежность к определенному государству оказывается ловушкой, а не благом, препятствуя свободному решению о месте жительства или работы. Профессор Торонтского университета Аелет Шакар называет эту ситуацию «лотереей происхождения», в которой большинству населения планеты достается не самый лучший билет. Визовые и прочие бюрократические ограничения привязывают граждан к странам, в которых они не могут реализовать свой потенциал в образовании и карьере, что осознают сегодня многие граждане России. Даже доход и продолжительность жизни в значительной степени определяются полученным по праву рождения паспортом.
Государство дискредитирует себя
Читая новости о войне России против Украины, о растущей напряженности в отношениях США и Китая, легче всего решить, что мечта о мировой интеграции сегодня крайне далека от осуществления. Единственный разумный ответ на это — научиться смотреть на мир в долгой и наднациональной перспективе.
Исторически спор философов и политических мыслителей шел о том, становится ли мир со временем лучше или только портится. Сторонники идеи «золотого века» считали, что мы находимся где-то на полпути от первобытного мира и блаженства к тотальной агрессии и разложению. Философы более позднего времени, начиная с эпохи Просвещения, начали склоняться к тому, что мир улучшается и мы, при всей сегодняшней остроте конфликтов, находимся где-то на полпути от первобытной войны всех против всех к мирному и разумному мироустройству.
Только если считать, что стартовая точка — вражда, а общее направление движения ведет к миру, то о будущем мире между народами в принципе имеет смысл думать. Ведь если мы примем взгляд «все хорошее в прошлом», то, рассуждая логически, вынуждены будем согласиться с тем, что государства должны грозить друг другу войной и тормозить развитие собственных обществ — ведь мировая интеграция и развитие ведут к худшему. Сегодня многие мировые лидеры, включая российского, рассуждают именно так — и это фундаментальная причина войн.
О том, почему не заканчиваются войны, хотя кажется очевидным, что они не приносят ничего, кроме смерти и разрушений (даже агрессорам), читайте в выпуске рассылки Kit.
Как бы странно это ни звучало, реальность преступной войны, развязанной Кремлем, содержит в себе основания не для отказа от наднационального взгляда на мировое развитие, а для его принятия. Разговор при этом следует вести не о «мировом правительстве» — идее заведомо нереалистичной и опасной в силу потенциальной концентрации власти в одном центре принятия решений, — а об усилении легитимности и потенциала наднациональных структур, прежде всего ООН.
Об угрозах, которые связаны с глобальным правительством, писали философы Карл Ясперс и Ханна Арендт (Арендт: «Это будет означать конец политической жизни как мы ее знаем»). Речь стоит вести не о мировом правительстве (world government), а о многосторонних институтах глобального управления (world governance).
Российское государство, дискредитируя себя перед мировым сообществом, дискредитирует и сам принцип верховенства национального начала в мировых процессах. Важно осознать, что нынешняя беспомощность глобальных структур — прямое следствие злоупотребления властью национальных государств. Конечно, ограниченные полномочия ООН были проблемой этой организации с момента ее создания. Супердержавы 1940-х годов, прежде всего США и Советский Союз, просто не хотели чрезмерного усиления всемирной структуры, которую сами же и создали. Наиболее очевидные из недостатков ООН:
- крайне узкий состав Совета Безопасности и право вето у каждого из его постоянных членов;
- то, что граждане не имеют отношения к избранию представителей своих стран при организации;
- отсутствие собственной структуры ООН по контролю над вооружениями;
- отсутствие механизма инфорсмента (то есть принуждения к исполнению) решений Международного суда и постоянных сил, которые бы принуждали к исполнению резолюций ООН.
Необходимость постоянных сил принуждения к исполнению решений наднациональных органов была осознана, в частности Уинстоном Черчиллем, уже после Первой мировой войны. Он же, а также первый избранный генеральный секретарь ООН Трюгве Ли и Альберт Эйнштейн, говорили об этом после Второй мировой войны. Позже эту позицию поддержал и Андрей Сахаров. В 1992 году генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос-Гали писал, что организации, чтобы стать силой, заслуживающей доверия мирового сообщества, необходимо наличие вооруженных и полицейских сил.
Согласно действующим правилам, миротворческая миссия ООН в каждом случае требует огромных усилий по согласованию. В ООН существует база данных, в которой каждая страна — член организации вписывает подразделения, вооружение и оборудование, которые она готова предоставить ООН в случае необходимости. Но это не обязанность, а лишь предложение. Каждое государство может отказаться участвовать в той или иной миссии. Часто миссии ООН реализуются усилиями частных военных компаний, что представляет собой отдельную проблему с точки зрения легитимности международных операций.
На сегодня именно из-за отсутствия механизма инфорсмента решений Международного суда и резолюций Генассамблеи, потенциал системы коллективной безопасности, заложенный в Уставе ООН, не воплощен в жизнь.
Российские власти своими нынешними действиями делают необходимость реформы ООН максимально очевидной. Это, конечно, не гарантирует, что такая реформа действительно случится — особенно в ближайшей перспективе. Власть государств слишком прочна и пока лишь укрепляется — прежде всего усилиями США, России и Китая.
Сейчас рано говорить о конкретных контурах будущего мира. Для начала всем, кто осознает важность перехода центров принятия решений на наднациональный уровень, надо познакомиться с работами тех, кто думал об этом в прошлом. Первый шаг к миру — не дать себе замкнуться в национальном дискурсе, который в своем нынешнем токсичном виде ведет к разделению человечества на враждующие лагери.
Что еще об этом почитать
Leinen J., Bummel A. A World Parliament. Governance and Democracy in the 21st Century. Berlin: Democracy Without Borders, 2018
Член Европейского парламента Йо Ляйнен и основатель организации Democracy Without Borders («Демократия без границ») Андреас Буммель обобщили в своей книге ключевые инициативы по учреждению структур представительной власти на мировом уровне. Это взвешенный и трезвый взгляд на мировые проблемы, равно критический по отношению к крупнейшим мировым «суверенам» — США, Китаю и России — и не преувеличивающий потенциал глобальной интеграции.
Сахаров А. Мир, прогресс, права человека. Статьи и выступления. Л.: Советский писатель, 1990
Андрей Сахаров видел наиболее серьезную угрозу миру в поляризации мирового сообщества и недоверии между группами стран — в его время это были западные, социалистические и развивающиеся государства. Он предлагал создать под эгидой ООН Международный консультативный комитет по вопросам разоружения, прав человека и охраны среды. Сахаров писал и о необходимости создания и использования постоянных войск ООН для преодоления международных конфликтов.
Babic J., Bojanik. World Governance. Do we need it, Is it Possible, What Could It Mean? Cambridge: Cambridge Scholars Publishing, 2013.
В этом сборнике современные философы, политологи, социологи и специалисты по этике разбирают ключевые аргументы за и против формирования глобального правительства или усиления имеющихся наднациональных структур.
Максим Трудолюбов